Сергей ПАРАДЖАНОВ
Сергей ПАРАДЖАНОВ
Первая любовь Параджанова была трагической. В конце 40-х он учился во ВГИКе и влюбился в девушку-татарку Нигяр, которая была родом из Молдавии. Их знакомство произошло случайно. Зайдя в ЦУМ, Сергей вдруг увидел в парфюмерном отделе красивую девушку, которая произвела на него сильное впечатление. Сергей пригласил ее на свидание.
Их роман длился несколько месяцев и закончился браком. Однако счастье молодых длилось недолго. Нигяр происходила из патриархальной семьи, в которой царили весьма суровые нравы. В Москву приехали братья девушки и, узнав, что она без ведома родственников вышла замуж, потребовали у Сергея крупный выкуп. У студента Параджанова таких денег не было, но он пообещал достать их, надеясь на помощь отца. В тот же день в Тбилиси полетело письмо, в котором сын буквально умолял отца прислать ему требуемую сумму, обещая со временем обязательно ее вернуть. Но Иосиф Параджанов был слишком обижен на сына за то, что тот изменил семейной традиции – при выборе профессии не пошел по его стопам, – и в просьбе отказал. Финал этой истории был трагичен: братья потребовали от девушки, чтобы она бросила нищего мужа и вернулась с ними на родину. Та отказалась, и тогда родственники поступили с ней согласно своим патриархальным нравам – сбросили Нигяр под электричку…
Когда в 1951 году Параджанов заканчивал ВГИК, его дипломной работой стал короткометражный фильм «Андриеш», основанный на сюжетах молдавских сказок. Обращение Параджанова к молдавской теме было своеобразной данью памяти любимой девушке, которую он не забывал до конца своих дней…
Хотя внешне его личная жизнь после той трагедии складывалась вполне благополучно. В середине 50-х он женился в Киеве на украинке, два года прожившей в Канаде, – Светлане Щербатюк. Элегантная, красивая, она вполне могла быть фотомоделью. Вот как она сама вспоминает о тех годах:
«Я училась в десятом классе и очень любила балет. Не пропускала ни одной премьеры. Мы познакомились с Сергеем на спектакле «Дон Кихот». В антракте я прогуливалась в фойе и обратила внимание на человека, который очень внимательно смотрел на меня. На протяжении всего спектакля я чувствовала потом его взгляд на затылке. Когда балет закончился, он подскочил ко мне в гардеробе, помог одеться и спросил: «Скажите пожалуйста, сколько вам лет?» – «Шестнадцать». – «Какой ужас!» – «Почему?» – удивилась я. «Потому что мне тридцать». Шел февраль 1955 года. Сергей провожал меня домой, мы говорили о чем-то. Позже я поняла: он меня тестировал. Расспрашивал, какие мне нравятся фильмы, книги, киноактеры… А потом записал мой телефон, мы распрощались. Он обаял меня своей внешностью. У него были тоненькие усы и очень красивые глаза – светло-карие, медового цвета, с чуть приспущенными уголками. Настоящие армянские глаза!
После знакомства Параджанов надолго исчез. Потом объявился, пояснив, что потерял номер моего телефона. Пригласил меня на киностудию… Спросил, когда мой день рождения. И опять исчез. А 9 мая, в день своего рождения, я открыла дверь и увидела его в невообразимо широкополой американской шляпе, по цвету совпадавшей с цветом его глаз. В руках он держал мой фотопортрет, рисунок голубой феи – и три белые розы. Мы пригласили его к столу, но он смущенно отказался и ушел. Потом мы стали встречаться.
Когда я окончила школу и поступила в университет на отделение русского языковедения, Параджанов пришел к моим родителям и попросил моей руки. «Вы нам нравитесь, но Светлане всего 17 лет, ей предстоит учеба. Подождите хотя бы год», – сказали они. Ждать он не захотел, и в январе 56-го мы тайно расписались. Но эта «тайна» уже на другой день стала известна всему городу!..»
Сразу после ЗАГСа у Светланы начались экзамены в институте. А чуть позже Параджанов устроил невесте свадебное путешествие – повез ее в Москву. Ему очень хотелось показать свою юную жену-красавицу коллегам-кинематографистам. Правда, эта поездка едва не стоила Светлане здоровья. В первый же день Параджанов повел ее в дом режиссера Игоря Савченко, где собиралась киношная элита, и заставил надеть тонкие нейлоновые чулки. А на улице стоял страшный мороз – 37 градусов! Как Светлана ничего себе тогда не отморозила, она до сих пор не может понять.
Вскоре у наших героев родился сын, которого назвали Суреном. Однако рождение ребенка не прибавило счастья семье: жить с Параджановым оказалось сложно. Человеком он был деспотичным и вертел юной женой, как ему заблагорассудится. Она даже надеть ничего не могла без его согласия. Однажды она посмела ослушаться его – надела американские сапоги на толстой каучуковой подошве и на цигейковом меху, – так он закатил такой скандал, что она чуть сознания не лишилась.
Кроме того, Параджанов был человеком непредсказуемым, странным, и многие его причуды воспринимались окружающими как безумие. Когда он чудил, соседи Параджанова по Тбилиси обычно говорили: «Сумасшедший на свободе». Светлану Параджанов тоже заставлял принимать участие в своих мистификациях и причудах. Он, например, настаивал, чтобы она чистила яблоки каким-то необыкновенным способом, чтобы ставила чашку на стол не так, а эдак, чтобы котлеты укладывала на блюдо особенным образом…
К. Калантар позднее напишет: «Параджанов выдумывал и придумывал в жизни так же, как рисовал, как создавал коллажи или кукол, как писал сценарии и ставил фильмы. Его творческая жизнь не знала пауз. Она была столь интенсивна, что фантазия его продолжала «выдавать продукцию» и в перерывах между занятиями профессиональным искусством – когда он просто общался с людьми. Кто-то знал Параджанова-человека, кто-то – Параджанова-художника, а был лишь один Параджанов – творец вымышленного прекрасного мира».
Судя по всему, Светлана Щербатюк так и не сумела приспособиться к причудам своего мужа и в 1961 году, взяв с собой сына, покинула Сергея. Рассказывает она сама: «Мы прожили вместе пять лет. Со временем я взрослела. Мне казалось, что нужно освободиться от этого человека. Я испытывала прессинг такой силы, что чувствовала: погибаю, он меня просто уничтожает! Тогда процедура развода протекала сложнее, чем сегодня. Сначала через районный суд, потом – через областной. Да и Сергей Иосифович всячески оттягивал финал. А когда нас наконец развели, он подал кассационную жалобу в Верховный суд УССР. Бракоразводный процесс длился весь 1961 год…»
Несмотря на такой скандальный развод, Параджанов навсегда сохранил в своем сердце любовь к Светлане. Рассказывают, что, впервые увидев известную актрису Вию Артмане, он грохнулся перед ней на колени с восторженными словами восхищения: внешне Артмане была очень похожа на его бывшую жену. Светлана оставила след и в творчестве Параджанова: он снял ее в автобиографической ленте «Исповедь» в образе молодой супруги, а один из эпизодов сценария был посвящен ее золотому локону.
Вспоминает Сурен Параджанов: «Отец прожил с мамой недолго. Конфликтовал с тестем-коммунистом, да и мама была недовольна его образом жизни. Постоянные гости, застолья и изнурительная работа. Беспокойный человек. По 30–40 человек ежедневно в доме принимать, кому это понравится? А он без этого не мог.
Когда отец с матерью разошлись, они потом все равно поддерживали дружеские отношения. Он ею гордился. Мама преподавала в университете русский язык как иностранный. Милая, порядочная женщина, она любила его и до сих пор не может забыть. Говорит, что отец был уникальным человеком. Хотя в детстве часто знакомил меня с очередной «будущей мачехой», бабником при этом не был. А маму всегда ревновал…»
По неофициальной информации, Параджанов был бисексуалом – имел одинаковое влечение как к женщинам, так и к мужчинам. На этой почве якобы и угодил за решетку: ему инкриминировали гомосексуализм. Имело ли это обвинение какие-либо основания? Здесь мнения расходятся. Одни утверждают, что гомосексуализм в жизни режиссера имел место, другие отрицают это. В качестве веского аргумента приверженцы второй версии напирают на то, что Параджанов по сути своей был провокатором, любителем эпатажа. В его доме всегда было много людей, к которым режиссер относился прежде всего как к аудитории. Причем это были совершенно разные люди. Среди них были его друзья, случайные знакомые и еще невесть кто. И каждый раз Сергей устраивал перед ними маленький спектакль, во время которого зрители с трудом различали, где в его словах правда, а где вымысел. А вещи он говорил не совсем безобидные. Например, мог рассказать о том, как переспал с известной киноактрисой или как соблазнил… известного художника. Люди искушенные могли «отфильтровать» рассказы Параджанова по степени их правдоподобности, но новички терялись и принимали все за чистую монету. А Параджанову это нравилось. Видя, как от удивления у людей округляются глаза, он заводился еще больше и продолжал нести такое!..
Однажды его «занесло» слишком далеко. В интервью датской газете Сергей заявил, что его благосклонности добивались аж два десятка членов ЦК КПСС. Естественно, сказал он это в шутку, но слова его были напечатаны и растиражированы по всему миру. Когда об этом стало известно в Кремле, решено было Параджанова посадить. Тем более что зуб на него имели многие: и в Госкино, и в Министерстве культуры, и в самом ЦК.
Дело против художника фабриковалось в спешке, поэтому статьи, которые ему инкриминировались, на ходу менялись. То это были валютные операции, то ограбление церквей (он собирал иконы), то взяточничество. Наконец остановились на гомосексуализме. Благо нашелся человек, который согласился дать против Параджанова соответствующие показания: мол, тот его изнасиловал. Кстати, это был единственный свидетель, который выступил против Параджанова. Другие отказались. А один из них – архитектор Михаил Сенин – после «беседы» в киевском КГБ даже перерезал себе вены. Коллеги с киностудии Довженко, где тогда работал Параджанов, обвинили в этой смерти Сергея: мол, у человека из-за него не было другого выхода.
…Параджанова судили в декабре 1973 года и «впаяли» пять лет. Отбывать срок отправили сначала в одну из зон под Ворошиловоградом, затем – под Винницей. Однако права переписки его не лишили, и он писал из колонии всем своим родным, друзьям, знакомым.
По словам очевидцев, первое время в неволе Параджанов был раздавлен, сломлен и унижен. Над ним издевались все: и начальство колонии, и заключенные. Вдобавок ко всему у Параджанова было плохо со здоровьем: болело сердце, мучил диабет. В колонии ему сделали операцию на легком. Но, пребывая даже в таких нечеловеческих условиях, Параджанов оставался верен себе. Невзирая на насмешки других заключенных, он собирал на тюремном дворе выброшенные кем-то цветы, делал из них гербарии и отсылал в письмах друзьям. Однажды нашел крышку от кефира и гвоздиком выдавил на ней портрет Пушкина. Зеки похабно пошутили по поводу этого «медальона», но вещицу не отобрали. (Спустя десятилетие этот раритет попал к итальянскому режиссеру Федерико Феллини, и на его основе он отлил серебряную медаль, которой с тех пор награждают лучший фильм на фестивале в Римини.)
В декабре 1977 года благодаря заступничеству французского писателя-коммуниста, лауреата Ленинской премии Луи Арагона, Параджанова освободили. Сергей вернулся в родной Тбилиси (улица Котэ Месхи, дом № 7). Он поселился во флигеле, в котором до этого несколько лет жил его отец (Иосиф Параджанов отделился от семьи и ушел жить во флигель после того, как его младшая дочь Анна наперекор воле отца вышла замуж за «простолюдина» – парикмахера. Когда родители запретили ей встречаться с парнем, Анна хотела покончить с собой – наглоталась серы. Ее с трудом откачали, но после этого отношения с отцом у нее были испорчены).
Изредка Параджанов ездил в Киев – навещал своего взрослого сына Сурена (тот учился на строительном факультете архитектурного института). В большое кино Сергею разрешили вернуться только спустя пять лет – в 1985 году он снял фильм «Легенда о Сурамской крепости». Умер режиссер 20 июля 1990 года от рака легких.
Сын Параджанова Сурен окончил архитектурный институт. Три года работал по специальности, потом занялся бизнесом. Живет в Киеве.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.