7 августа 1986 г. ЧАЭС, третья ходка

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

7 августа 1986 г.

ЧАЭС, третья ходка

"...Взрывы привели к полному разрушению реактора и его активной зоны, систем охлаждения, а также здания реакторного зала. На крышу машинного зала (третьего энергоблока - СБ), на территорию вокруг АЭС были выброшены железобетонные и металлоконструкции, графитовые блоки и их куски. Из жерла реактора поднимался столб продуктов горения в несколько сотен метров высотой, и мощный поток газовой радиоактивности."

"... куски арматуры, графита сбрасывали руками с крыши машинного зала..."

Из сайта "Черная метка в истории человечества"

...Спины в пропитках перед моим лицом монументальны, как у скульптур сталинских времен. Мы синхронно подымаемся на пару ступенек вверх по лестнице и снова застываем. Кто-то тянет носом:

- Ну, бля, газанул...

Очередь отзывается смехом. Однако шутки и подколки быстро угасают, как, наверное, погаснет и зажженная в этой атмосфере спичка. Курить не разрешается. Впрочем, с этим мало кто считается, судя по устойчивому табачному духу.

Воздух недвижим. Жарко. Душно.

Отметка "14".

Ждать, по всей видимости, нужно еще часа три...

Каждая ходка на станцию - событие. Ходка на крышу третьего энергоблока - апофеоз всего, что я видел на ЧАЭС.

Оба энергоблока - третий и четвертый - конструктивно находятся в одном здании, под единой крышей. При желании можно подняться на крышу "тройки", расположенной на высоте более 70 метров, поплутать немного по переходам с уровня на уровень, затем, ориентируясь на полосатую трубу-этажерку, подойти к развалу и даже заглянуть в жерло "четверки".

Это при желании.

Мы часто спорили: сможет ли подобный смельчак самостоятельно спуститься вниз. Может, и смог бы. Первые пожарные смогли. Те, кто уже умер.

Крыша была многопрофильной - в нескольких местах, для того чтобы добраться до верхних площадок, надо было карабкаться по пожарным лестницам. Коварство и непредсказуемость радиационного поля, постоянно меняющегося из-за "выхлопов" из разрушенного реактора, делали работу на крыше стрессовой и непопулярной среди ликвидаторов. Самые высокие радиационные поля (местами до нескольких тысяч рентген) были зарегистрированы на крыше. В мою первую ходку гражданские опробовали один из роботов, купленных за сумасшедшие деньги на Западе, для "беспилотной" очистки крыши. Я видел на экране монитора, установленного в импровизированной отсидке - чердачном капонире крыши - то, что передавала телекамера, установленная на роботе. Некоторое время он исправно елозил по крыше, потом перестал слушаться дистанционного управления, а через несколько минут изображение крыши на экране монитора сменилось "снежком". Высокая репутация телеметрии, произведенной компанией "Телефункен", оказалась недостаточной для уровня радиационных полей крыши...

Одним из факторов, сильно усложняющих качественную и быструю очистку крыши "тройки", было то, что большое количество разрушенных при взрыве ТВЭЛов, графита и твердых кусков топлива упало на крышу "тройки" в местах, покрытых (в нарушение строительных норм для такого рода зданий) толстым слоем обычного битума. При пожаре этот слой расплавился от нагрева, и высокорадиоактивные твердые куски втянулись в жидкий битум, как в трясину.

Потом битум затвердел. Никаких следов от "утонувших" кусков на поверхности не осталось. Находить их приходилось, как трюфели - почти по нюху. Дозеры отмечали выявленные места утонувших твердых остатков вешками.

Когда я увидел эту картину в первый раз, параллельно с инструктажем гражданского "выводящего", - "Сталкер" Стругацких живо пришел на ум. (Ходить только туда, где отмечено. Если сомневаешься - брось гайку, подожди - не пропадет, не исчезнет ли...) Ощущение нереальности, киношности происходящего не прошло даже после третьей, пятой ходки. Стоило только взглянуть на экипировку, которую мы надевали: помимо "пропитки" и шлема, на туловище накидывались своеобразные "латы" из свинца - две тонкие плиты, связанные проволокой и прикрывающие грудь и пах спереди, спину и... гм-м-м... ниже спины - сзади. Лицо защищалось пыленепроницаемыми очками и тяжелым "баночным" респиратором РПГ-67. В первую ходку мы надевали также и бахилы от ОЗК, которыми пользовались, как и респиратором, по очереди - на всех не хватало. На руки надевали рукавицы. Передвигаться в таком "наряде" было уже само по себе непростым делом, а уж работать в нем...

На стене отсидки-капонира нарисован кирпичом и мелом трехмерный план крыши, выполненный на высоком - без иронии - художественном уровне. Выпускающий гражданский, плотный светловолосый мужик лет пятидесяти - то ли из Курчатовского, то ли из Минатомэнерго, - спокойно и внятно ставит задачу. Я иду первым из моей команды. Сознательным героизмом тут не пахнет, просто хочется поскорее покончить с этим проклятым ожиданием неизвестного. Примерно как в приемной дантиста. Сидишь-сидишь, нервничаешь; все блатняки лезут без очереди, а тебя все не зовут, и хочется уже только одного - выдрать проклятый зуб, и чем скорее, тем лучше.

...Для того, чтобы понять, до какой степени "заведена" психика человека, впервые занаряженного для работы на крыше, представьте себе следующую картину.

Вообразите лестницу в подъезде двадцатипятиэтажного дома. Это проход, ведущий в надстройку-капонир (и далее на крышу "тройки"), находящийся где-то на высоте 70 метров. На площадках написаны красной краской номера уровней-этажей. Только дверей и окон на площадках нет. Тускло светят лампочки дежурного освещения. Вентиляция воздуха практически отсутствует. Духота. Полумрак.

На всех пятидесяти пролетах лестницы и площадках между ними стоит живая очередь "партизан". Сплошная масса. Лицо в затылок, плечо к плечу. Шириной в два человека. Движение минимальное - в зависимости от того, как быстро "оборачиваются" наверху, на крыше (больше одного-двух одновременно из капонира-отсидки на крышу не выпускают). Монотонное, покорное движение вверх. После работы, занимающей несколько минут, не больше, временами менее минуты, счастливчики скатываются вниз кубарем, расталкивая нервно потеющих в очереди.

Я имел вдоволь времени для арифметических упражнений в первую ходку. Получалось, что в очереди томилось - даже по самым скромным подсчетам - порядка шестисот человек.

Идиотизм мероприятия усугублялся тем, что всех нас сгоняли на работу на крыше к началу смены, то-есть, к восьми утра. И если ты был более удачлив, или более расчетлив, и попадал на уровни выше 20-го до начала работы, то это означало - через пол-часа, максимум час, ты уже "отстреляешься". А если нет...

В первую ходку мы попали в хвост очереди.

ЖДАТЬ ПРИШЛОСЬ ПОЧТИ ПЯТЬ ЧАСОВ.

...Кровь гулко стучит в висках, слова выпускающего с трудом пробиваются сквозь завесу адреналина.

Вот оно. Самое-самое.

Из того, что он говорит, усваивается минимум - общее время пребывания на отметке... Какой отметке - "Ж"?

МИНУТА. ШЕСТЬДЕСЯТ СЕКУНД.

Пять часов и одна минута.

Мне надо взобраться по лестнице на один уровень выше, обогнуть угол - смотреть на вешки! - потом... Черт, что же потом - надо ли подниматься еще на уровень вверх?.. Потом надо взять "ледоруб" - такая самодельная фигня в виде топора, приваренного к лому, что-то вроде того, чем коммунхозные работники рубят лед на тротуарах - и скалывать им битум, сколько успею. Потом собрать совковой лопатой сколотый битум и сбросить его вниз через ограду.

Звучит по-будничному просто.

Я осознаю, насколько это НЕПРОСТО, когда начинаю свой пробег до точки на уровне... "Ж"? Или это все-таки был "В"? Или "Н"? Он тыкал куда-то в ту сторону на плане, это точно... В общем, где-то там за углом должна быть пожарная лестница...

Х.., а не лестница. Ее тут отродясь не было.

Твою мать...

Я растерянно останавливаюсь. Хорошо еще, что меня не видно из капонира. Сердце дико стучит, от тяжести свинцовых накладок-плит подкашиваются ноги. Я вспоминаю, как мы "качались" перед соревнованиями, бегая по залу "челноком" с 20-килограммовыми блинами от штанги...

Ноги сами несут меня дальше, за еще один угол. Ф-ф-фу-у-х, да вот же эта лестница! Пот льет таким темпом, что кажется - хлюпает в сапогах. Окуляры очков запотели, трудно разглядеть мелкие детали.

После карабкания по лестнице даже мои, относительно тренированные, ноги строптиво отказываются нести погрузневшее за счет свинца тело вперед, к уровню... "Ж"? Да какая, в пень, разница? (Уже потом, по возвращению, мне подсказали, что там все размечено, и буквы нанесены, и стрелки указаны...).

Задача облегчается, когда я вижу маячущую впереди фигуру "партизана", которого я сменяю. Он уже подорвал, бросив на ходу лом, который чуть было не упал за перила...

Его лица не видать. Вид почти марсианский. Тяжелое, надрывное дыхание. "Лопата... Там..." - Глухо доносится из-под респиратора. Он машет рукой в сторону, на подкашивающихся ногах устремляясь к лестнице. Как он спускается - я уже не вижу. Подхватив лом, я стараюсь отколоть кусок от битума, который на солнце прогрелся до резинообразного состояния и упорно пружинит под ударами. Край скола неровный, часть битума все равно остается прилипшей к бетону перекрытия. Легкие идут взахлеб, руки истерично лупят ломом по черному покрытию. Я практически ничего не вижу - то ли стекла запотели, то ли в глазах пелена от напряжения. Наконец-то... Осколок битума отлетает от основной массы. Еще несколько взмахов, - ну же, сука, колись! - и я скалываю еще один кусок.

Мне кажется, что я физически ощущаю, как тянется время. Спустя вечность кто-то теребит мой рукав. Сменщик. Оглянувшись, я подхватываю совковую лопату и сбрасываю несколько кусков битума за ограду.

Дороги вниз я не помню. Помню, что едва не сломал шею, почти упав с лестницы. В капонире, вылив из респиратора пол-стакана пота, я срываю с себя "латы" и обессиленно приваливаюсь к стене.

Меня трясет в ознобе.

"Сварщик зварює метал ..."

Вовик косит цыганским глазом, щурясь от едкого дыма. Чай вскипел, и комары затягивают вечную свою песню...

- ...Лейтенант, бахилы! Снимай бахилы, слышь, лейтенант!

Я бессмысленно пялюсь в пряжку бойца, теребящего меня за плечо. Серп и молот в проеме звезды.

- Да лейтенант же, скидай бахилы... Вот бля, заклинило... - Я послушно стягиваю сапоги-чулки от ОЗК. Руки не слушаются, соскальзывая с резины застежек. Меня словно обложили ватой, как дорогую елочную игрушку.

Гражданский протягивает мне "Приму":

- На сегодня ты отстрелялся. Остынь чуток и дуй на АБК.

Мои бойцы, как галчата, торчат головами из проема двери, ведущей на лестницу. Глаза округлены до блюдечного размера. Выдавив из себя что-то ободряющее, я назначаю им "рандеву" после размывки на нижнем этаже АБК-2 и сыплюсь вниз.

На лестнице уже почти никого нет. На 20-м уровне я вижу последних невезучих, после чего только грохот моих каблуков нарушает сакральную тишину шахты-подъема. В полутьме мне мерещится нескончаемая цепь теней в пропитках, безропотно-медленно поднимающихся на заклание. От владельцев этих теней остался лишь тяжелый запах табачного дыма, пропитки и пота, круто замешанный на страхе.

Молох получил очередную порцию жертв.

Кто сказал, что путь в ад ведет ВНИЗ?!