СТАКАН ВОДЫ

СТАКАН ВОДЫ

Я мечтаю о свободной любви и терплю неудачу с «Казенным имуществом». — Таланкин рекомендует меня Пановой. — «Сентиментальный роман» и кофе с коньяком. — Табличка двенадцать на двадцать пять.

«…У Верховного правителя Города Солнца есть три соправителя — Пон (Мощь), Син (Мудрость) и Мор (Любовь).

Ведению Любви подлежит, во-первых, деторождение и наблюдение за тем, чтобы сочетание мужчин и женщин давало наилучшее потомство. Заботясь усердно об улучшении пород собак и лошадей, нельзя пренебрегать в то же время породой человеческой…

…Общность жен принята на том основании, что у них всеобщее!»

Этот бред средневекового утописта Томаса Кампанеллы вдохновлял в начале двадцатого века не только Гитлера с его заботой о чистоте расы, но и наших революционеров — Льва Троцкого, Ларису Рейснер, Александру Коллонтай и даже Розу Люксембург с их теорией «стакана воды».

О свободной любви писали в двадцатые годы многие. Л. Сейфуллина, например, в повести «Налет», или В. Вересаев — «Исанка», или Н. Огнев — «Дневник Кости Рябцева».

Нас же с Валуцким заинтересовала повесть Леонида Радищева «Казенное имущество». Я о ней уже упоминал.

Двадцатые годы, максимализм страстей, «wild west» по-советски — время, о котором многие режиссеры хотели снять кино.

Развивая острый, вестерновый сюжет повести, я параллельно представлял себе двух комсомольцев-фанатиков (он и она), начитавшихся Кампанеллы и утопистов, наслушавшихся Троцкого и леваков, поверивших их речам, которые призывали к свободной любви, к тому, чтобы все было общее: жены, кухни, постели и дети…

Мы мечтали сделать фильм о комсомольской ячейке, где живут по принципу свободной любви, провозглашенной Коллонтай, которая утверждала, что «сойтись с мужчиной — все равно что выпить стакан воды».

И вдруг точно гром среди ясного неба к этим комсомольцам-фанатикам приходит Любовь и поражает их разрядом высочайшего напряжения.

Они любят друг друга по-настоящему — по закону природы, а не комсомола.

Однако сценарий у нас с Валуцким не задался. Объединение отнеслось к нему кисло. Володя ушел с головой в сценарий «Города и годы» для Александра Зархи.

«Казенное имущество» развалилось…

Мой очередной «простой» нарушил телефонный звонок:

— Это Игорь Федорович Масленников?

— Да, я слушаю…

— С вами говорит Серафима Михайловна Юрьева — литературный секретарь Веры Федоровны Пановой…

Писательница Панова, известная в то время на весь Союз, была уже в преклонном возрасте и пользовалась услугами литературного секретаря.

— Вера Федоровна хотела бы предложить вам работу…

Юрьева поинтересовалась, не занят ли я как режиссер на данный момент. Я ответил, что свободен.

— Вера Федоровна хотела бы, чтобы вы поставили на «Ленфильме» экранизацию ее «Сентиментального романа», — заключает Юрьева. — Вы читали это произведение?

Панову я никогда раньше не видел и почти ничего не читал (правда, в молодости в университете мы проходили ее популярные «лауреатские» повести «Спутники» и «Кружилиха»). Мы договариваемся о встрече.

И вот я в гостях у Веры Федоровны. В просторном кресле передо мной сидит разбитая параличом старуха, полуслепая и полуглухая, с затрудненной речью, с четками в руках, в кружевной черной накидке и с крестом на груди.

Разговаривает трудно, глухо. Что мне отчетливо врезалось в память — поразительной красоты руки, лежавшие на подлокотниках кресла.

Мне предложены кофе и коньяк.

Она тоже пьет, неловко вытираясь бумажными салфетками и бросая их под стол.

Оказывается, «Сентиментальный роман» — любимая вещь самой Пановой. Она говорит мне о том, что сама хотела бы написать сценарий по этому роману и надеется, что я поучаствую в этом как кинематографист.

«Серафима, принесите-ка Игорю книгу», — обращается она к Юрьевой.

В суматохе найденную книгу Панова подписывает мне, и я ухожу убитый всем увиденным, с чувством тяжести и горя.

Была зима. Я еду в троллейбусе домой, раскрываю книгу и вижу, что там кроме дарственной подписи мне есть еще и подпись внучке. Мне стало совсем грустно…

Начав читать в холодном троллейбусе, я дома уже не мог оторваться. А там — двадцатые годы, комсомольцы… споры… любовь… более того — несчастная любовь!.. Зоя большая идет по жизни, по-своему поняв «свободную любовь»… И еще миллион мыслей! Я вдруг столкнулся с тем, о чем думал уже давно.

Сразу же возникли трудности. Панова написала роман-воспоминание, что всегда трудно переносить на экран. Лирический герой Севастьянов — только лирический герой, без характера. В кино это всегда невозможно. Описаны главным образом не события, а результаты этих событий. Самый драматичный персонаж — Зоя маленькая — все время в тени.

Хватаюсь за книгу о Пановой. В своей монографии известный литературовед Саша Ниноэ (мы учились с ним на филфаке) очень тонко подметил сходство «Сентиментального романа» с поэмой Маяковского «Про это».

Про это! Про это!!!

Еду к Юрьевой, хочу узнать, как Панова меня нашла, что за мистика?!

Все разъяснилось просто: Игорь Васильевич Таланкин, который дружил с Верой Федоровной после фильма «Сережа» и которого она очень уважала, из всех ленинградцев первым назвал ей меня — ему нравился фильм «Завтра, третьего апреля».

Выкладываю Вере Федоровне свои сомнения и опасения по поводу экранизации, делюсь прежними идеями — ей нравится. Оказывается, по поводу романа до меня к ней ходили многие режиссеры и сценаристы, но она всем отказала. «Они говорили о „перекличке поколений" и тому подобной ерунде», — сказала Панова.

Она ждала лишь Игоря Таланкина, но он все время был занят.

Вместе с Верой Федоровной мы написали большую, пространную заявку. Оставив заявку у нее, я уехал в Омск на фестиваль «Ленфильма» с «Гонщиками».

В четверг, первого марта, я возвратился в Ленинград.

Вера Федоровна в тот же день подписала нашу общую заявку, а в субботу утром, третьего марта, она умерла от мозгового удара…

Я воспринял эту смерть как большое личное горе, как невосполнимую потерю, хоть и был в этом доме новым человеком, не знал семью, кроме разве что Бориса Борисовича Вахтина, ее сына, с которым был шапочно знаком.

Панова перед нашими последними встречами, как потом рассказывала мне Юрьева, так волновалась и хотела произвести на меня хорошее впечатление, что даже подкрашивала губы перед моим приходом…

Поминками занимался заместитель директора «Ленфильма» Игорь Каракоз. Я был в его кабинете, когда он разговаривал с Вахтиным.

«Может, чем помочь?..» — спросил я.

И Боря поручает мне маленькое дело, о котором в суматохе все забыли: на временный крест на могиле надо прибить табличку 12 на 25 сантиметров с надписью: «Вера Федоровна Панова. 20.III.1905—3.III.1973».

…Веру Федоровну отпевали в Никольском соборе, где ранее отпевали другую великую женщину — Анну Ахматову…

А я в это время сидел в гараже, грел замерзшие пальцы и на лакированной дощечке белой автомобильной эмалью писал эту временную табличку для креста на могиле в Комарове.

Думал ли я когда-нибудь, что буду писать надгробную надпись этой женщине? Думал ли я, что когда-нибудь буду писать за нее сценарий?

Смерть Пановой породила ряд казусов. Измученная пятью годами паралича, она написала удивительную книгу «Лики на заре» — о нашей древности. К концу своих дней пришла к Богу и завещала соборовать себя в церкви. Это отпевание сразу изменило к ней официальное отношение. Некрологи были сухи. «Правда» поместила лишь восемь строчек на последней полосе под заголовком «Кончина Пановой», а «Литературная газета» и «Литературная Россия» рядом с некрологами напечатали портрет не Веры Федоровны, а латышской народной писательницы Анны Саксе, еще здравствовавшей в ту пору…

^{К «Личной жизни Кузяева Валентина» я отношусь с особой нежностью. Первый фильм — первая любовь.}

^{«Завтра, третьего апреля».}

^{Первая роль в кино Константина Райкина.}

^{Последняя роль в кино Павла Луспекаева.}

^{Фильм «Под каменным небом» имел колоссальный успех в Норвегии, — в отличие о нас, норвежцы чрезвычайно трепетно относятся к своей истории.}

^{«Сентиментальный роман» получился по счастливой случайности: мои долгие размышления о двадцатых годах и неожиданное предложение Веры Федоровны Пановой экранизировать ее повесть.}

^{«Ярославна — королева Франции» — любимая моя и кем только не изруганная картина. Член-корр. АН СССР обвинил меня в невежестве, Илья Глазунов — в надругательстве над русской историей, кинокритики — в эклектическом смешении жанров.}

^{Вся графика нашей Холмсианы: карты, макеты, и прочие фокусы — дело рук художника комбинированных съемок Виктора Оковитого. Великого комбинатора!}

^{Эта Бейкер-Стрит снималась не в Лондоне, не на Петроградской стороне, а в Риге.}

^{«Художественное» семейство Капланов этот павильон строило трижды, а реквизит мы приносили из дома.}

^{Наш русский Холмс — не просто сыщик, он рыцарь без страха и упрека, который приходит на помощь к тем, кто терпит бедствие.}

^{Открытием фильма стал благороднейший доктор Ватсон — во всех предыдущих экранизациях он играл служебную роль.}

^{Миссис Хадсон не жаловала это чудовище Лестрейда и не давала ему спуску, но Рина Васильевна Зеленая питала к Бориславу Брондукову нежные чувства.}

Актеры — главное богатство этого фильма. Всем им я сердечно благодарен. Каждый из них с наслаждением играл в англичанство, что во многом определило атмосферу фильма.

^{Николай Караченцев}

^{(Джефферсон Хоуп)}

^{Борис Клюев}

^{(Майкрофт Холмс)}

^{Мария Соломина}

^{(Элен и Джулия Стоунер)}

^{Виктор Евграфов (профессор Мориарти)}

^{Виталий Соломин (доктор Ватсон)}

^{и Никита Михалков (Генри Баскервиль)}

^{Александр Адабашьян}

^{(Джон Бэрримор)}

^{Алла Демидова (Лора Лайонс)}

^{Евгений Стеблов}

^{(доктор Мортимер)}

^{Вот и все! Группа фотографируется на память в последний съемочный день пятого фильма, а я скоро стану одной из баскервильских собак.}

^{В «Пиковой даме» мне важно было донести каждую букву пушкинского текста. Алла Демидова умеет не декламировать классический текст, а рассказывать его. Потрясающий дар!}

^{В «типе» Виктора Проскурина (Германн) есть что-то немецкое, он скрытен, внешне малоэмоционален, но наполнен при этом взрывным темпераментом.}

^{Как и «Холмс», «Зимняя вишня» не отпускала меня более десяти лет. Зрители все требовали и требовали продолжения.}

^{Мы с Валуцким думали, что делаем обычную картину из серии «мелкотемья», а получился хит…}

^{К фильму «Продление рода» я поставил эпиграф из Огюста Родена: «О, ради всего святого, не разрушайте больше ничего и не реставрируйте!»}

^{Писателя Марка Твена я всегда бесконечно ценил за два самых важных для меня качества: здравый смысл и чувство юмора.}

^{Так появился «Филипп Траум».}

^{Фильм «Тьма» был сделан в рамках совместного с французами проекта «Русские повести». Я не сторонник бесцеремонного отношения с литературным первоисточником, но в рассказе Леонида Андреева пришлось кардинально переставить акценты.}

^{Не раздумывая взялся ставить «Что сказал покойник». Лучшее, что есть у Хмелевской, — центральный женский характер. А характер в кино — главное.}

^{Идею фильма «Тимур & его коммандос» подал драматург Владимир Вардунас. Так я вновь вернулся в детское кино.}

^{Я уже привык к тому, что мои фильмы не попадают в прокат. Но в случае с «Письмами к Эльзе» мне было особенно нелегко с этим смириться. Я ведь всегда думал не о вечности, а о зрителе.}

^{К Островскому подступался давно. Уверен, что он сегодня современнее всех наших современников. А название «Русские деньги» говорит само за себя.}

Данный текст является ознакомительным фрагментом.