ЧЕГО ИЗВОЛИТЕ…

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЧЕГО ИЗВОЛИТЕ…

О преимуществах «Жигулей» перед «Волгой». — Киноведы выносят мне приговор. — Неосуществлённое: московский «Розыгрыш» и ралли в Африке. — Норвегию мы найдём у себя. — Я обзавожусь новыми друзьями. — Тресковые головы и смокинг напрокат. — Король Улаф V плачет.

Вернувшись из экспедиции в Ленинград, я открыл гараж и вывел на свежий воздух свою «Волгу», которая год простояла взаперти, ожидая хозяина.

Сел за руль и тут же — после «Жигулей» — почувствовал разницу. Жал на газ — моя старушка не ехала, жал на тормоза — она не останавливалась.

Вскоре я ее продал какому-то немцу из Средней Азии и купил «тройку-жигули», которым верен по сию пору, меняя их на новые модели через каждые шесть лет.

А «Гонщики» «катились» по стране. Состоялись премьеры в Москве, Ленинграде, Омске…

«Гонщиками» открывались праздники, декады и недели кино. И «Гонщиками» же закрывалась первая страница моей кинобиографии. Теперь я был при усах, пересел на новую машину и киноведы обратили на меня свое внимание.

Их вердикт был суров: ГОТОВ К ВЫПОЛНЕНИЮ ЛЮБОГО ЗАДАНИЯ.

А некоторые высказывались еще жестче: РЕЖИССЕР — ЧЕГО ИЗВОЛИТЕ…

Они считали, что своими последними фильмами я предал «Кузяева» и струсил перед погромщиками из «Огонька».

Чтобы закончить сюжет с критиками, приведу письмо, которое было написано мною критику N в один из трудных моментов моей жизни.

«…пишу потому, что нахожусь в неуверенном, кризисном состоянии, несмотря на вполне благополучную службу на „Ленфильме“. Никто — ни коллеги, ни зрители, ни друзья — не убеждают меня в том, что они понимают меня. Поза „непонятого гения", я думаю, мне не грозит. Слишком много просчетов я вижу в своих фильмах. Но в главном? Работаю на вечность? Ерунда! Потому что условия проката фильма требуют его злободневного звучания. Значит, чего-то не понимаю, не реализую? Было два проходных фидьма — как результат апатии и неудач с зарубленными сценариями. <…> Говорят: неужели ты всерьез думаешь, что сделал что-то серьезное?

Ну, думаю.

Я не ищу славы, комплиментов, но понимания.

Не ищу вашей защиты, но анализа.

Что-то не договариваю? не дотягиваю?

Но что?

Может быть, слаб творческий голос, может, он „сел" в тягостях съемочной площадки, охрип, не слышен?..»

Моим адресатом был критик Виктор Демин.

* * *

Конечно, был выбор — можно было в то время согласиться с поправками начальства, а начальство любило соавторствовать, уехать на студию, поработать над фильмом, получив дополнительное время, сделать то, что хотелось, и в конце концов выпустить фильм на экран. А можно было упереться рогом, ни с чем не соглашаться, конфликтовать, давать интервью иностранным журналистам, короче, как теперь говорят — «пиарить». Конечно, что-то сладостное было в этой схватке с властью, зная при этом, что никто не был вправе отстранить режиссера от его детища, сколько бы оно ни лежало на «полке».

Не то что нынешнее «продюсерское» время, когда режиссеров меняют по любой прихоти.

Скажу только, что я никогда «не шил из материала заказчика»…

* * *

Я уже говорил о том, что, режиссеры делятся на «архитекторов» и «садовников».

Режиссеры еще делятся на «лириков» и «рассказчиков».

Подобно поэту, режиссер-«лирик» делится с нами своим внутренним миром, «заголяется», как говорил Достоевский. Ему не свойственно снимать фильм по чужому сценарию. Он его пишет сам, привлекая иной раз в помощь литераторов-профессионалов. Но в основе его фильмов — только он сам, его внутренний мир, который он без стеснения демонстрирует.

Таковы Феллини, Тарковский, Бергман… Таковыми нужно родиться, это дар Божий или мука мученическая.

Никакие имитации, подражания, подделки, никакие стилизации «под Тарковского», например, не убедят нас в том, что перед нами «лирик». Будет лишь пустота!

И есть режиссеры-«рассказчики»… Их большинство. Среди них можно назвать славные имена: Фрэнк Капра, Альфред Хичкок, Френсис Форд Коппола, Сергей Бондарчук, Фред Циннеман, Джон Форд, Джозеф Лоузи, Мартин Скорсезе, Иван Пырьев…

Все они искали для себя достойные истории, чтобы рассказать их миру.

Ведь на самом деле, что такое режиссура? Это умение увлекательно рассказать анекдот.

Я не лирик. Мне неловко рассказывать людям о сокровенном. Я стесняюсь. Не могу и не умею «заголяться», а также нет у меня никакой уверенности в том, что мой внутренний мир уникален и стоит того, чтобы сотни тысяч людей вникали в его подробности.

Я, как и все режиссеры-«рассказчики», ищу истории, которые будут интересны людям.

«Кузяев» был последним «рейсом», который уходил еще в «оттепельные» времена. Судить о наступившем «ледниковом периоде» в кино можно хотя бы по судьбе «Целины». Я не случайно упоминаю время от времени о моих поисках новых тем, сюжетов. Вот и теперь после «Гонщиков» стал раскладываться очередной пасьянс.

1. Сценарий Семена Лунгина «Розыгрыш» был предложен объединением «Юность» на «Мосфильме». Мы долго работали с автором, но для меня, ленфильмовца, это была незнакомая среда. Позже этот фильм поставил Владимир Меньшов.

2. «Автоэкспорт» предлагал снять второй фильм о ралли. Теперь по Африке. Отказался.

3. Сценарий В. Валуцкого по повести В. Каверина «Перед зеркалом». Не принят студией.

4. Сценарий ленинградского писателя С. Воронина «Василиса» — о сельской библиотекарше. Хорошая история, но с Ворониным я уже намучился на «Бережках» — отказался.

5. Сценарий Э. Тополя «Божий дар». Дело ограничилось заявкой.

И вот однажды меня вызывают в дирекцию студии.

— Английским языком владеете?

— Учил…

— Говорить сможете?

— В магазине — да, а вот лекцию прочитать не смогу.

— Нагибин тоже еле-еле… — сказал кто-то из начальства.

Я насторожился при имени известного писателя.

— Скандинавию любите?

— У меня жена эстонка, — ляпнул я.

Теперь уже они насторожились.

— Но она свободно говорит по-английски, — попытался выкрутиться я.

— Свободно? Где практиковалась?

— Окончила Ленинградский университет имени Андрея Александровича Жданова.

Они успокоились.

Все завертелось стремительно. Через день я уже встречался с Юрием Нагибиным. Он только что вернулся из Норвегии, где работал с норвежским писателем Сигбьерном Хельмебаком. Инициатива была норвежская. От нас требовалось только участие в съемках нашей военной техники.

— Какие войска! — переполошился я. — Я не снимал военных фильмов, не воевал и не хочу снимать ничего военного.

— Пацифист! Возьми себя в руки, — усмехался Нагибин. — Прочти сначала сценарий. Там войны минимум. Там человеческие истории — русские и норвежские… И у тебя будет сорежиссер с норвежской стороны…

— Сорежиссер?! — обомлел я.

— Да, Андерсен… Тебе что-нибудь говорит это имя?

— «Такова спортивная жизнь»?

— Нет, Линдсей Андерсон — англичанин, а Кнут Андерсен — норвежец.

— А в Норвегии разве есть кино?..

Место действия: норвежское Заполярье, шахтерский город Киркенес, подземная штольня, куда пряталось местное население от немецких оккупантов. Время действия: 1944 год. Исторический фон: освобождение войсками Карельского фронта севера Норвегии. Сюжет: русский разведчик готовит наступление наших войск для освобождения Киркенеса. Ему помогают норвежские рыбаки на своих маленьких шхунах.

Острота сюжета состояла в намерении немцев взорвать пещеру и в стремлении отряда наших разведчиков опередить оккупантов и не дать им совершить это варварство.

Я засел за литературу про войну и Скандинавию.

Очень скоро были готовы выездные документы.

Сначала самолетом «Аэрофлота», потом авиакомпанией «SAS» со мной летел художник Исаак Каплан — надо же было посмотреть, как выглядит этот Киркенес.

И сверлила неотступная мысль — что это за таинственный сорежиссер? Как я буду с ним работать?

Кнут жил возле королевского дворца, гулял с собакой в королевском парке, по которому, впрочем, может ходить любой смертный. Его жена — француженка Николь Масе, тоже режиссер, только на радио. Сам он — провинциал, приехавший в Осло из далекого Харштада, что стоит на Полярном круге. Снимал главным образом «детское» кино!!!

Вот так мы с ним и подружились, что редко бывает на интернациональных постановках. Выпили виски, крепко по-норвежски поужинали и подружились.

Спустя двенадцать лет он писал обо мне:

«…Мы с Игорем были поставлены в нелегкое положение, приходилось искать общий язык в процессе работы — иногда в прямом смысле слова: с переводчиками были всякие проблемы, мы уж договаривались как могли, на ломаном английском с обеих сторон.

Мы были очень разными людьми — теперь, когда встречаемся, седые и степенные, это не так заметно. А молодость, знаете ли, обостряет все противоречия.

Игорь был громкий, шумный, большой, о боже, он так громко смеялся, что люди сбегались. Ведь в Норвегии все меньше, чем в СССР. Все очень тихо, спокойно, мало народа на студии. Я видел, что ему трудно в этой новой для него ситуации, но помню, как отлично он с этой ситуацией справился.

У него было прекрасное режиссерское качество: он умел существовать в предлагаемых обстоятельствах. Подчинять их себе и приспосабливаться к ним — одновременно. И его фантастическая энергия, трудоспособность, профессиональность во всем! У него был даже не европейский, а скорее американский стиль работы: никогда никаких упущений в подготовке к съемкам, максимальная готовность, безукоризненная экономическая дисциплина.

Работать с ним было легко благодаря его чувству юмора, которое он сохранял в любых условиях, и это создавало хорошую атмосферу на площадке.

Был установлен четкий ритм работы: каждое утро мы встречались и обменивались раскадровками, выбирали лучший вариант или находили компромиссное решение.

Я должен особенно отметить, что он прекрасно работал с актерами, умел с ними дружить, умел от них добиться нужного результата — причем не только с русскими актерами, но и с норвежскими.

Надо сказать, что Игорь, будучи русским человеком, очень близко к сердцу принял историю Киркенеса, серьезно изучил период фашистской оккупации в Норвегии. Это его неравнодушие к нашей истории очень расположило к себе людей — они чувствовали его заинтересованность. В Норвегии у него осталось очень много друзей…»

Вот эти друзья:

Конечно, сам Кнут — добрый, славный товарищ и друг моей семьи.

Это — Арне Ли, исполнитель роли мэра Киркенеса. Грандиозная актриса Веслемей Хаслунд, продюсер Свейн Турег, моя личная переводчица Марит Кристенсен — выпускница Воронежского университета, говорящая по-русски с деревенским акцентом, Елена Краг — переводчица, дочь знаменитого русиста, датского профессора Крага, артист из саамов Нильс Утси, неутомимая ассистентка Брит Хартман…

Посмотрев натуру на севере в Киркенесе, мы с Капланом пришли к выводу — все надо снимать у нас. И каменоломню — в пятом павильоне «Ленфильма», и Киркенес с узкоколейкой в глубь горы — в Крыму, рядом с Керчью, и там же военную операцию.

А в Норвегии надо было снимать неповторимое — фьорды.

А сколько прекрасного можно было бы рассказать о том, что происходило с нами в этой чудной стране, помимо работы! Как мы с Женей Татарским (он был моим вторым режиссером) ловили треску на пластмассовые куканы в Баренцевом море вместе с норвежскими рыбаками. Как ели потом эту удивительную деликатесную свежую рыбу, приготовленную поваром в киркенесской гостинице, а наш норвежский художник Дан Таксбру — друг Каплана — был специалистом по поеданию тресковых голов. Оказывается, это главный смак северных морей!

В Крыму и снимали… Штурм советскими войсками оккупированной Норвегии происходил возле Керчи, декорацию каменоломни сначала запечатлели в пятом павильоне «Ленфильма», а потом под Гурзуфом в Крыму.

Помню изумление Кнута при виде надписи «Артек». «Зачем нам аптека?» — забеспокоился он.

Было решено, что «Ленфильм» отправит съемочную технику (автобусы, камерваген, лихтваген) в норвежскую экспедицию для съемок фьордов прямиком через Мурманск и наши погранзоны — в Киркенес. Когда колонна, преодолев несколько заградительных полос и контрольных пунктов, подъехала к норвежской границе, то обнаружила там старый деревянный шлагбаум, возле которого штатский мужчина в окружении детишек возился с ржавым висячим замком.

Это и был норвежский пограничник, он же — таможенник, он же — полицейский и паспортный контролер.

— Зачем вам такое количество войск вдоль границы? — интересовались у нас норвежцы. — Неужели вы нас боитесь?

— Это мы вас защищаем! — смеясь, отвечал Женя Татарский. — От набегов наших фарцовщиков…

Объяснение того, что такое «фарцовщики», заняло немало времени.

Чтобы закончить рассказ о фильме «Под каменным небом», я хочу назвать замечательных наших актеров, которые откликнулись на предложение поехать в Норвегию: Евгений Леонов, Виктор Ильичев, Олег Янковский, Елена Соловей, Анатолий Солоницын. А также наши дети — Филипп Янковский (шесть лет) и Аня Масленникова (восемь лет).

Эта картина нужна была прежде всего норвежцам. В Норвегии она имела колоссальный успех, потому что они к своей истории относятся чрезвычайно трепетно. Я многому научился в работе над этой картиной. Она была постановочно довольно сложная. Нас не миновали все те трудности, что неизбежно возникают в совместных постановках, когда перед разными сторонами стоят разные задачи и цели.

Нас с Кнутом сплотило честное отношение к работе, без фальши и политесов. Искренность, доходившая до скандалов без переводчиков (отличная практика для моего английского), родила дружбу. Долгие годы после той работы мы ездим семьями в гости друг к другу.

Помню премьеру фильма в Осло.

— У тебя есть смокинг? — Кнут с тревогой смотрел на меня.

— Какой смокинг?!

— Будет король!

В прокатной конторе смокинг подогнали по моей фигуре. Очень ладно сидел!

Король Улаф V и вправду пришел на премьеру! Когда нас представили ему, он признался, что плакал на просмотре в тот момент, когда услышал голос своего отца, короля Хоккона VII. Каждый норвежец со школьной скамьи знает эту речь, произнесенную в изгнании. Герои нашего фильма слушали в каменоломне эту речь по радио из Лондона. Это был призыв к народу восстать против оккупантов.

На самом деле звуковой копии этой речи не было. Кнут нашел в Копенгагене известного датского актера-имитатора, которого мы и записали. Датчанин был нужен потому, что сам король Хоккон VII говорил с датским акцентом.

И сын поверил нашей имитации! Позже мы подарили королю кассету с этой речью.

В Советском Союзе фильм прошел незамеченным.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.