Маховик репрессий и маховик карьеры

Маховик репрессий и маховик карьеры

Та работа, которой занимался в ГУЛАГе Виктор Абакумов, не зря называлась оперативной. Секретно-оперативное отделение, а раньше третье информационно-следственное отделение обеспечивало руководство и проведение оперативно-чекистского обслуживания заключенных, спецконтингента и вольнонаемных работников исправительно-трудовых лагерей и колоний НКВД.

В его задачи входило:

— обеспечение своевременного выявления вражеской деятельности среди заключенных и других лагерных контингентов, своевременное предотвращение организационных контрреволюционных выступлений среди них;

— обеспечение своевременного выявления и предотвращения готовящихся групповых вооруженных и индивидуальных побегов, а также хищений и разворовывания лагерного имущества. И кроме того, организация работы по выявлению и агентурной разработке оставшихся на воле не разоблаченных преступных связей заключенных, а также руководство следственной работой по делам, вскрытым в исправительно-трудовых лагерях и колониях НКВД. По своей сути это не иначе как обеспечение государственной безопасности в исправительно-трудовых лагерях, проводимое за счет комплекса оперативно-чекистских мероприятий.

Судя по тем задачам, которые приходилось решать B.C. Абакумову в ГУЛАГе, будучи оперуполномоченным, и судя по его влечению к оперативной работе, можно с уверенностью сказать, что те несколько лет, которые он провел там, не прошли даром. В любом случае он получил знания, умения и навыки в контрразведывательной практике по агентурной проработке заключенных с целью выявления не вскрытых в процессе следствия их прежней преступной деятельности и связей, а также по агентурной разработке лиц из вольнонаемного состава, подозрительных по шпионажу. Приходилось ему заниматься выявлением и предотвращением вредительства.

Более того, пять лет службы в ОГПУ-НКВД, после двух лет руководящей комсомольской работы, не могли пройти для Виктора Абакумова даром. И это при том, что он был еще достаточно молод. В 1937 году, когда он пришел в 4-й Секретно-политический отдел, ему было двадцать девять лет. Правда, молодость Абакумова не совсем уже подходила для карьеры в органах НКВД. Приходили люди гораздо моложе. Но именно такие на Руси долго запрягают… Для каждой судьбы свое время!

Действительно, младший лейтенант ГБ (20.12.1936) Виктор Семенович до сих пор ничем не отличился, никак не выдвинулся, а потому прибыл к новому месту службы в 1-е отделение 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР снова на рядовую должность оперуполномоченного. Знал ли он сам, что будет дальше? Вряд ли.

А попал он в Секретно-политический отдел в самое историческое время, перед июньским 1937 года пленумом ЦК ВКП(б) (23–29 июня). Этот пленум историки называют не иначе как «значимой точкой отсчета начала разгрома партийно-советской номенклатуры», когда за несколько предшествующих его началу недель и в ходе работы самого пленума были арестованы руководящие работники ЦК ВКП(б), первые секретари обкомов и крайкомов, наркомы.

Заместителем начальника 1-го отделения 8 мая 1937 года был назначен лейтенант ГБ Лев Емельянович Влодзимирский. В задачи этого отделения входила борьба с бывшими оппозиционерами, которых теперь именовали не иначе, как «троцкистско-бухаринской бандой шпионов и диверсантов». Как утверждает Н. Петров, «В Москве Влодзимирский специализировался на ведении следствия. Ему сразу же поручили дела важнейших арестованных. В конце 1937-го вместе с будущим министром госбезопасности Абакумовым он вел допросы секретаря Днепропетровского обкома Н.В. Марголина. Оба столь усердствовали в избиениях и пытках Марголина, что тот в отчаянии пытался повеситься в камере на изготовленной из платков веревке».

Кстати сказать, незадолго до этого «дела» Виктору Семеновичу присвоили очередное звание «лейтенант ГБ» (05.11.37).

Летом 1938 г. был арестован один из организаторов советской внешней разведки старший майор ГБ Яков Исаакович Серебрянский. До 13 февраля 1939 г. он содержался под стражей во внутренней тюрьме на Лубянке без санкции прокурора. Только 21 февраля его уволили из НКВД в связи с арестом. В ходе следствия, которое вел B.C. Абакумов, а после него заместитель начальника следственной части НКВД Соломон Мильштейн, Серебрянского подвергали «интенсивным методам допроса». Известно, что первый его допрос состоялся 13 ноября 1938 года. А 12 ноября сам Л.П. Берия написал на документе следующую резолюцию: «Тов. Абакумову! Хорошенько допросить!» Спустя четыре дня в допросе Серебрянского приняли участие сам Берия, его заместитель Кобулов и Абакумов. Талантливый разведчик был жестоко избит и вынужден оговорить себя. Допросы, сопровождающиеся пытками и истязаниями, продолжались.

Неизвестно почему, но старый чекист Ведерников однажды засвидетельствовал вопреки фактам, что Абакумов даже пальцем подследственных не трогал: «Бывало, допрашиваешь какого-нибудь вредителя, а он врет, изворачивается, сочиняет всякие небылицы. Вот слушаешь, потом не вытерпишь и закатишь ему оплеуху, чтобы сказки не рассказывал. Бывало в моей практике и такое, чего греха таить, бывало. Молодой был, горячий. А вот Абакумов, тот нет, пальцем подследственного не тронет, даже голоса на допросах не повышал. Помню, один деятель из троцкистов так прямо измывался над ним. Развалится на стуле, как у тещи на блинах, и дерзит, угрожает даже. Мы говорим, что ты, Виктор Семенович, терпишь, дай разок этому хаму, чтобы гонор поубавил. Он на нас глянул так, словно на врагов народа».

Учитывая противоречивость свидетельств, весьма любопытно остановиться на исследовании А. Теплякова «Машина террора», где он приводит неопровержимые факты «игры по правилам»: «Парадоксально, но в прославившийся своей жестокостью чекистский мирок, в отличие от начала 20-х годов, когда его наполняли привыкшие к убийствам партизаны и демобилизованные военнослужащие, в 30—40-е годы действительно старались отбирать лучших. По партийно-комсомольским мобилизациям в органы ОГПУ-НКВД принимали активных молодых людей проверенных с морально-политической точки зрения, нередко с выраженной тягой к знаниям. Но ни передовики-рабочие, ни даже студенты техникумов и вузов не могли привнести в "органы" свою индивидуальность. Чекистский коллектив, подобно сильнейшей кислоте, стремительно разрушал личность, оставляя рабское послушание и уверенность в том, что начальству виднее. Чекистская машина превращала людей в винтики и шестеренки. Личность каждого Начальника регионального управления накладывала очень сильный отпечаток на его подчиненных. Э.Г. Гериггейн справедливо отметила: "Конечно, на эту работу шли люди, имевшие склонность к садизму, но были и такие, которые были доведены до звериной жестокости всей системой и круговой порукой всех сотрудников". Необходимо учитывать, что советская молодежь изначально воспитывалась в духе слепой преданности к коммунистической идее и вождям, ненависти к врагам и инакомыслящим, презрении к жалости и милосердию. Однако в ОГПУ-НКВД неофиты сразу наблюдали сочетание беспощадной власти "органов" над всеми остальными гражданами с не менее жестким подавлением личности самих чекистов, которые попадали в атмосферу тотальной слежки, начальственного самодурства, издевательств над арестованными и особой жестокости к репрессированным из "своих". Чекистов сразу обучали ломать людей при вербовках и на допросах, избивать и расстреливать, а потом забываться в алкогольном дурмане. Понимание, что всякий, мобилизованный в "органы", оказывается в системе, которую невозможно покинуть добровольно, диктовало приспособление к чекистскому образу жизни и, как правило, принятие его.

Поскольку работа в "органах" неизбежно разрушала личность, в чекистской среде концентрировались все возможные человеческие пороки: жестокость, нередко доходившая до садизма, высокомерие, хамство, обман, клевета, подхалимство, равнодушие, бюрократизм, доносительство, подсиживание, пьянство, наркомания, развращенность, воровство и мародерство. Начальство с этим мирилось, в т. ч. потому что, как правило, само обладало данными качествами в превосходной степени».

А как же иначе, разве Виктор Абакумов мог играть не по правилам?

Уже в марте 1938 года его назначают на должность помощника начальника отделения 4-го отдела 1-го управления ГУГБ НКВД СССР. И это было первое в его жизни повышение со дня службы в органах. За шесть-то лет!

А 9 мая этого же года Виктора Семеновича удостоят высокой награды — наградят знаком «Почетный работник ВЧК-ГПУ (XV)». К слову сказать, этот знак был учрежден Приказом ОГПУ № 1087 от 23 ноября 1932 года. Как и предыдущий знак (V годовщины), он присваивался за «выдающиеся заслуги», но при этом оговаривался стаж службы претендента в органах или войсках ОГПУ — не менее 10 лет. Однако этот критерий строго не соблюдался, и в последующие годы почетный знак порой вручался и партийным выдвиженцам, недавно попавшим в «органы».

Но вот прошло лето 38-го, и 22 августа первым заместителем наркома внутренних дел СССР был утвержден Л.П. Берия. Наркомом его назначат 25 ноября, вот только о смене руководителя карательного ведомства объявят всей стране в декабре — 8-го.

Естественно, Лаврентий Павлович привел на Лубянку своих людей: и друзей и товарищей.

29 сентября 1938 года после очередного реформирования органов госбезопасности, была объявлена и новая структура, в которой 4-й Секретно-политический отдел стал 2-м (по степени важности направлений работы). Начальником этого отдела сразу же назначили Богдана Захаровича Кобулова, который уже с 15 сентября возглавлял 4-й отдел, где обратил самое пристальное внимание на лейтенанта ГБ Абакумова.

29 сентября 1938 г. Абакумова утверждают в должности помощника начальника отделения 2-го отдела ГУГБ НКВД СССР, а 1 ноября назначают начальником 2-го отделения 2-го отдела ГУГБ НКВД СССР.

Сам Б.Кобулов расскажет впоследствии, как осенью 1938 года на одном из торжественных собраний в клубе НКВД Абакумов поднял страшный шум — он возмущался, что портрет дорогого Лаврентия Павловича висит слишком далеко от центра сцены. Как пишет Е. Жирнов, «произошло это, как нетрудно догадаться, именно в тот момент, когда в зал входил Берия. Он заинтересовался сначала причиной переполоха, а затем и устроившим его сотрудником. Кобулов дал подчиненному лестную характеристику, и вскоре Абакумов получил новое назначение».

Начальник 2-го отдела ГУГБ НКВД СССР старший майор ГБ Б.З. Кобулов 17 декабря 1938 года станет заместителем начальника ГУГБ НКВД СССР, а 22 декабря 1938 года — начальником следственной части НКВД СССР. С Берия он работал еще в ГПУ Грузии с 1925 г. и был самым близким к нему человеком. Он ходил по коридорам Лубянки в одной рубашке с засученными рукавами. При этом огромный живот колыхался. Все, кто шел навстречу, испуганно жались к стене.

Бывший заведующий отделом печати НКИД Евгений Гнедин вспоминал, как его после ареста привели к Кобулову (май 1939 г.): «Передо мной за солидным письменным столом восседал тучный брюнет в мундире комиссара первого ранга — крупная голова, полное лицо человека, любящего поесть и выпить, таза навыкате, большие волосатые руки.

Кобулов заканчивал разговор по телефону. Заключительная реплика звучала примерно так:

— Уже сидит и пишет, да-да, пишет, а то как же!

Кобулов весело и самодовольно хохотал, речь шла, очевидно, о недавно арестованном человеке, дававшем показания.

Обернувшись ко мне, Кобулов придал лицу угрожающее выражение. Не отводя глаз, он стал набивать трубку табаком из высокой фирменной коробки "Принц Альберт". Я сам курил трубку и очень ценил этот превосходный американский табак, который в Москве нельзя было достать. Грозным тоном Кобулов заявил мне, что я разоблачен и вскоре буду расстрелян. Он потребовал, чтобы я рассказал ему о моих "связях с врагами народа"».

Серго Берия в своей книге описал Богдана Захаровича так: «У него была большая голова и жирное лицо, выдававшее в нем человека, любившего хорошо поесть, глаза навыкате, большие волосатые руки и короткие кривые ноги». По мнению сына Лаврентия Павловича, Кобулов был жирным отвратительным типом, питавшим слабость к роскоши, особенно к произведениям искусства.

Один из товарищей генерала госбезопасности Е.П. Питовранова рассказывал ему характерную для того времени и тех людей историю: «Он принес на подпись Кобулову документ, направлявшийся в ЦК. Обычное — просим утвердить такого-то в должности. Подпись: "Заместитель министра внутренних дел Б. Кобулов". Богдан посмотрел бумагу и сказал: "Не пойдет. Переделать". Ошибок в документе не было. Ну что-то подправили, принесли снова. Та же история. Третий раз — то же. Наконец ребята догадались, что дело в подписи. Перепечатали документ в четвертый раз с подписью: "Б. Кобулов".

— Вот теперь правильно, — сказал Богдан, — в ЦК и так знают, кто такой Кобулов».

Все в том же сентябре по предложению Берия вслед за ним на работу в Москву перешел Всеволод Николаевич Меркулов. Он выгодно отличался от всего близкого окружения Лаврентия Павловича своей образованностью и интеллектом, работая с ним с 1922 года.

17 декабря 1938-го комиссар ГБ 3-го ранга Меркулов будет назначен первым заместителем наркома внутренних дел СССР и начальником ГУГБ НКВД СССР.

Меркулов увлекался спортом, хорошо рисовал и даже писал пьесы. Был вежлив, разговаривал спокойно, но не был решительным и безжалостным, как его шеф. О своем назначении в Москву Всеволод Николаевич позднее напишет: «Признаюсь, мне было тогда по приезде в Москву страшно тяжело работать в НКВД СССР, чего я никак не ожидал, едучи в Москву. С одной стороны, у меня не оказалось поначалу достаточных оперативных навыков… с другой стороны, новые чекистские "методы", применявшиеся тогда и неизвестные мне до того времени (я ведь уже 7 лет был на партработе), меня крайне угнетали».

И тем не менее именно ему Берия поручал самые важные дела и расследования. Например, по его указанию Меркулов лично отвез тело насмерть забитого на допросе маршала Блюхера на кремацию. Именно на допросе у Меркулова 13 апреля 1939-го, после пяти месяцев молчания, «сознался» в участии в «ежовском заговоре» чекист Ефим Евдокимов.

Именно эти люди, благодаря тонкому чутью Кобулова, выдвинули Виктора Семеновича за весьма короткое время во власть… В начале декабря 1938 г. в областные и республиканские центры выехали группы по пять-семь офицеров госбезопасности. «Об их приезде в месте назначения предупреждался только первый секретарь обкома, — пишет Е. Жирнов. — Схема действий этих бригад была единой во всех городах. Прямо с вокзала они приезжали к первому секретарю, объявляли, что располагают неопровержимыми доказательствами того, что начальник местного УНКВД — враг народа, и предлагали немедленно пригласить его в обком. Затем они арестовывали ничего не подозревавшего коллегу и отправлялись в управление, где секретарь обкома представлял их коллективу как новых руководителей госбезопасности области. Замов начальника управления и начальников отделов арестовывали лишь после того, как они передавали дела своим преемникам. Как рассказывал мне один из ветеранов госбезопасности, начальник отдела, которого менял он, все понимал и две недели, передавая хозяйство, безостановочно рыдал. Некоторые из "вычищаемых" стрелялись, не дожидаясь ареста. В Москве подобные инциденты считались проколом: требовалось, чтобы смена власти в НКВД производилась без лишнего шума.

У Абакумова, осуществлявшего смену состава в Ростовском УНКВД, судя по всему, никаких эксцессов не произошло. Уже 5 декабря 1938 года его назначили исполняющим обязанности начальника УНКВД, а перед новым годом он из лейтенантов, минуя звание старшего лейтенанта, стал капитаном ГБ. Как рассказывал мне полковник Федосеев, Абакумов появился на Лубянке в новой форме с тремя прямоугольниками в петлицах и долго ходил туда-сюда по коридорам: "наверное, хотел, чтобы как можно больше товарищей увидели его триумф"».

На сегодняшний день о «Большом терроре» написано огромное количество книг. До сих пор многие историки продолжают спорить о причинах сталинских репрессий. Однако, по-моему, уже не вызывает сомнение сам факт спланированной Политбюро ЦК ВКП(б) акции по ликвидации потенциальной «пятой колонны» в преддверии возможной войны, «генеральной чистки» советского общества. В это трудно поверить сегодня, но, оглядываясь в глубь нашей истории, можно заметить, что период массовых репрессий не являлся чем-то необычным на фоне предшествующего развития советского государства.

Как констатируют историки В. Хаустов и Л. Самуэльсон в своей монографии «Сталин, НКВД и репрессии 1936–1938 гг.», «после окончания гражданской войны и перехода к мирному строительству в стране не установились отношения сотрудничества между всеми слоями населения. Определенная часть общества рассматривалась советским руководством в качестве силы, враждебной новому государству, советская пропаганда навязывала обществу представление о существовании в стране целой армии "врагов", мешающих созидательному строительству. Наряду с перманентным использованием принудительных мер в отношении основной массы населения проводилась явно и тайно политика преследований и изоляции в отношении слоев, которые занимали определенное социальное и экономическое положение при старом царском режиме, представителей оппозиционных партий и групп, подавления инакомыслия. Идея гражданского мира не стала определяющей в мировоззрении Сталина и его ближайшего окружения.

После окончания гражданской войны Сталин продолжил преследование всех представителей оппозиционных партий и групп внутри РКП(б) — ВКП(б)…

Отсутствие публичной политики приводило к тому, что способы решения внешнеполитических вопросов и внутренних проблем определялись узкой группой членов Политбюро правящей Коммунистической партии. Все это усиливало роль личностного фактора, повышало уровень субъективности при принятии решений в условиях идеологического противостояния СССР и развитых стран Европы».

Не менее интересно и мнение генерала госбезопасности Судоплатова, который по поводу участия органов в «Большом терроре» черным по белому написал: «Сознательно или бессознательно, но мы позволили втянуть себя в работу колоссального механизма репрессий, и каждый из нас обязан покаяться за страдания невинных. Масштабы этих репрессий ужасают меня. Давая сегодня историческую оценку тому времени, времени массовых репрессий — а они затронули армию, крестьянство и служащих, — я думаю, их можно уподобить расправам, проводившимся в царствование Ивана Грозного и Петра Первого». Касается это не в последнюю очередь и Виктора Семеновича Абакумова.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.