Джина Лоллобриджида. Красавица из соседней деревни

Джина Лоллобриджида. Красавица из соседней деревни

Сама жизнь ее была сплошной чередой чудес: многие из них выпадали ей по воле случая, а некоторые она творила сама…

Когда закончилась Вторая мировая война, европейцы перестали мечтать лишь о том, чтобы выжить – и стали заново учиться мечтать о красоте, которая спасет их израненные души, вернет им радость бытия. Волею случая эти мечты воплотила в себе юная итальянка Джина Лоллобриджида, чья удивительная внешность и потрясающие формы были словно специально созданы Господом в ответ на молитвы о чуде. Сама жизнь ее была сплошной чередой чудес: многие из них выпадали ей по воле случая, а некоторые она творила сама…

Луиджина Лоллобриджида (короткое имя Джина актриса возьмет позже) появилась на свет в итальянском городке Субиако неподалеку от вечного Рима. У ее родителей, рабочих по изготовлению мебели, было четыре дочери – Джулиана, Луиджина, Мария и Фернанда – и очень мало денег. «О, Луиджина!» – восклицала мама, наскоро трепля худенькую дочь по вихрастой макушке. В семье не было времени на долгие нежности.

«О, Луиджина, – повторяла мама, – ты вырастешь красавицей. Женихи десятками, сотнями будут осаждать нашу дверь. Но ты тщательно выбирай мужа. Пусть это будет врач или адвокат. Они серьезные люди, да и зарабатывают хорошо. Тебе не придется ломать голову, где взять деньги». Но Луиджина не помышляла о женихах: она с самого детства знала, что она сама, без посторонней помощи, станет богатой и знаменитой. Девочка обожала петь и рисовать и видела свое будущее именно в этом.

Но до исполнения мечты было далеко. Детство Джины, как и тысяч ее ровесниц и ровесников по всему миру, перечеркнула война. Итальянское правительство, выступившее на стороне гитлеровской Германии, вербовало и отправляло на смерть сотни тысяч солдат. Семье Джины повезло – никого из близких на фронт не отправили: в семействе одни женщины, отец уже немолод. Но в их доме воцарились страх и нищета – неизменные спутники любой войны. Есть было нечего, одеваться не во что. Джина и ее сестры научились плести сандалии из соломы, которые потом выменивали на еду у соседей или у солдат в городе. «Я все время хотела есть, – вспоминала позже Джина. – Совсем близко видела войну. Танки, самолеты – это «машины смерти», от одного вида которых холодела кровь. Взгляд смерти в глаза дает тебе мудрость, которая остается с тобой навсегда. Я выжила, а значит, должна любить и ценить каждый день. Многие этого не понимают, и очень жаль». Девочкой-подростком она видела, как возвращались домой озлобленными калеками еще недавно беззаботные смеющиеся мальчишки. Она пообещала себе, что никогда не станет такой – обиженной на весь мир, не замечающей радости жизни, не улыбающейся. Всю жизнь она держит слово, продолжая улыбаться, несмотря ни на что.

В конце войны семейство перебралось из родного города Субиако в Рим – гнала призрачная надежда, что в столице будет проще сводить концы с концами, но нищета не отпускала их. Жить пришлось в полуподвальном помещении, питаться в столовой для беженцев. Чтобы хоть как-то заработать, Джина взялась за карандаш: она рисовала юмористические шаржи, карикатуры и портреты и предлагала их прохожим прямо на улицах. Забавные рисунки нравились прохожим, что-то покупали. Правда, большую часть покупателей составляли мужчины, которых привлекали не работы юной художницы, а ее рано расцветшая красота – сбылось предсказание матери о поклонниках, которых с каждым днем у девчушки становилось все больше. Все четыре сестры были хороши собой – не зря в Италии говорят, что в Субиако самые красивые девушки! Но Джина была особенно красивой: точеная фигура, тонкая талия, цвета воронова крыла волосы, пронзительные глаза. Не зря же к ней, самой первой из сестер, посватался жених. Красавец, боевой офицер… Но отказала мать – она по-прежнему желала видеть своим зятем врача или адвоката.

Когда война закончилась и города и деревни стали медленно подниматься из руин и пепла, в Италии начали массово снимать кино: наивные, простые мелодрамы и незатейливые комедии должны были отвлечь людей от тяжелых воспоминаний, тревожных мыслей и былых страхов. Кинофильмов снималось столько, что на все ленты не хватало ни актеров, ни статистов, и людей для съемок нередко набирали прямо с улицы, лишь бы те согласились пройтись перед камерой. Все три сестры Джины подрабатывали статистками в кино, чему были очень рады – за съемочный день неплохо платили даже массовке, а для нищей семьи Лоллобриджида никакие деньги не были лишними. К Луиджине тоже подходили помощники режиссеров, наперебой приглашая юную красотку на съемки, но Джина сниматься отказывалась: она искренне верила в то, что станет великим художником, и не собиралась размениваться на всякую ерунду. Часть денег, заработанных на продаже рисунков, Джина тратила на уроки живописи в римской Академии искусств. «В кино за день платят больше, чем ты за неделю заработаешь своей мазней», – корила ее мать, приводя в пример сестер – благодаря их заработку в кино семья понемногу начала выбираться из бедности. А ведь Луиджина – самая красивая, она наверняка заработает гораздо больше! И наконец после долгих уговоров, скандалов и просьб та согласилась пойти на пробы.

Правда, вопреки словам щедрых на обещания ассистентов до «ролей со словами» ей было далеко. Поначалу Джина, как и сестры, снималась в массовке. Но камера нет-нет, да и чуть подольше, чем положено, задерживалась на ее прекрасном лице. В 60-е годы, когда Джина Лоллобриджида станет звездой, те дешевые фильмы, где на несколько секунд крупным планом показывалось ее лицо, будут выискивать ценители и коллекционеры, отдавая огромные деньги за затасканные копии картин, где она снималась статисткой, – «Черный орел», «Любовный напиток», «Лючия Ламмермур»… А сама Джина на всю жизнь запомнит и горечь первой неудачи. Она пришла пробоваться на крошечную роль «со словами», но ассистент режиссера выставил ее за дверь, прокричав обидное: «Ты слишком тощая! Придешь, когда наберешь в весе хотя бы килограммов десять!» Хотя в будущем во многом именно эта худоба, волшебным образом соединившаяся с фирменными итальянскими пышными формами, принесет ей известность.

Но тогда девушка все ночь прорыдала. Она пока еще не понимала, что жизнь в кино состоит не только из звуков фанфар и букетов к ногам, но и унижений, обид, разочарований. Однако даже бессловесные выходы на камеру сделали свое дело – девушка «заболела» кино и сценой. Возможно, ее наконец позвала слава, а может быть, привлекли финансовые перспективы – для нее, пережившей голод и нищету, даже небольшие гонорары были пределом мечтаний, а ведь в послевоенной Италии даже средней руки артисты зарабатывали почти сколько же, сколько врачи и адвокаты.

Ради тех же денег Джина пошла работать манекенщицей: многочисленные дефиле не только принесли ей постоянный заработок, но и многому научили – нормальных актерских курсов тогда не было, и многие будущие звезды итальянского кино оттачивали умение ходить, улыбаться и краситься именно на подиумах.

Логичным продолжением дефиле стали конкурсы красоты. В 1946 году Джина заняла второе место в конкурсе красоты в Риме – причем зрительный зал аплодировал стоя в течение десяти минут и требовал отдать ей первое место. Сама Джина на сцене еле сдерживала слезы обиды: одно дело, когда ты не ходишь на конкурсы по своей воле, а другое – когда ты действительно хочешь победить, и все в один голос утверждают, что победа у тебя в кармане, а заветная корона достается другой! Поговаривали, что первое место получила фаворитка председателя жюри, но Джину это не утешило.

Впрочем, даже второе место дало ей возможность на следующий год участвовать в конкурсе «Мисс Италия». Но и там она стала только третьей: по прихоти случая ее обошли две будущие звезды итальянского кино Лучия Бозе и Джиана Мария Канале – впрочем, их успехи будут далеко не такими громкими, как у проигравшей им Джины. «Жизнь не может состоять из одних побед, – говорила ей мудрая, как все итальянки, мать. – Главное, верить в себя и идти вперед. И не опускать руки».

Хотя Джина и считала себя проигравшей, именно благодаря тому конкурсу красоты на нее обратили внимание ведущие кинорежиссеры: теперь она была не неизвестной красоткой с улицы, а признанной красавицей, достойной украсить собой любой фильм. Пошли небольшие роли – в фильмах «Паяцы», «Набат», «Ансельмо навеки». Джине сопутствовала удача: она смогла занять пустовавшую до ее появления нишу темпераментной провинциалки, «девушки из народа». «Благородные» типажи, томные изысканные красавицы в итальянском кинематографе тех лет уже появились, да и в мировом кино их было немало, но они оставались далекими сияющими звездами, холодными и недоступными для публики, а между тем зрители с нетерпением ждали новых звезд – близких, понятных, похожих на них самих. И Джина – «красавица из соседней деревни», подвижная, бойкая, острая на язык, смелая, гордо отшивающая женихов, – оказалась «в нужном месте и в нужное время».

Правда, сама актриса не считала себя «поцелованной Богом» и обладательницей каких-то особых талантов, по крайней мере в кинематографе. Она всегда достаточно трезво оценивала свои шансы – возможно, благодаря матери, всегда умевшей найти нужные слова и не позволявшей дочери считать себя «выше и лучше» других. До сих пор в интервью Лоллобриджида говорит, что актрисой стала по ошибке – и это была самая большая ошибка в ее жизни. Именно поэтому Джину миновала «звездная болезнь» – поразившая многих, познавших вкус славы. «Конечно, я попала в кино благодаря внешности, – признавалась Джина. – Хотя красивых девушек много, а на моей солнечной родине – и подавно. Просто в жизни каждого человека большое место занимает везение. А я, скажу без ложной скромности, еще трудолюбива и настойчива».

Уже через пару месяцев молодую красавицу наперебой звали сниматься лучшие итальянские режиссеры, но не меньше предложений касалось совсем другого: в покровители и любовники к ней набивались и бизнесмены, и продюсеры, и политики. Даже прославленный американский миллиардер Говард Хьюз, известный кинодеятель и не менее знаменитый ценитель женской красоты, был очарован юной итальянкой и предлагал ей выгодный контракт в Голливуде – говорят, что Джина решительно отказала ему, решив, что Хьюз намерен слишком деспотично контролировать ее дальнейшую жизнь, – а Джина, как всякая итальянка, высоко ценила свою свободу.

Но, возможно, Джина решилась на этот шаг, повергнувший в шок любителей кино по обе стороны океана, только потому, что ее сердце уже было занято – накануне 1947 года, проводя новогодние праздники в компании друзей на зимнем курорте Терминилло, Джина встретила своего будущего мужа. Эмигрант из Югославии Милко Скофич работал врачом в лагере для беженцев – им было о чем поговорить: о военном времени и о том, как сделать, чтобы в мире никогда больше не гремели войны. Ненависть к войне Джина, так же, как и врач Милко, пронесла через всю жизнь.

«Милко героически принял трудную участь мужа начинающей кинозвезды, – вспоминала позже актриса. – Особенно его обожала моя мама, много лет мечтавшая о зяте – враче или адвокате. Вот, пожалуйста, получила врача». Ради своей любимой он бросил профессию, став импресарио своей жены – много лет он решал все проблемы Джины, предоставляя ей возможность заниматься творчеством, не отвлекаясь на бытовые вопросы, за что она была ему безмерно благодарна.

В скором времени ее карьера пошла в гору. После нескольких эпизодов ей наконец доверили первую большую роль: в военной драме «Опасно, бандиты!» Карло Лидзани она сыграла с неожиданной для критиков глубиной и страстью – возможно, дело было в том, что Джина прекрасно помнила и войну, и свои переживания.

На следующий год Джина наконец дождалась своего звездного часа: французский фильм «Фанфан-тюльпан» мгновенно превратил Джину из просто известной актрисы в звезду мирового масштаба. Легкий, искрометный, полный радости и любви фильм мгновенно полюбился и зрителям, и критике – недаром он завоевал «Серебряного медведя» на Берлинском кинофестивале и приз за лучшую режиссуру в Каннах. Жерара Филипа, исполнителя главной роли, заслуженно и привычно хвалили за изящество, бойкость, легкость и искрометность, а вот блестящая игра Лоллобриджиды – очаровательная, естественная и очень сексуальная – стала для киноведов настоящим сюрпризом. «Как сумела юная красавица не потеряться на фоне партнера, великого Жерара Филипа?!» – с восторгом обсуждали критики ее работу. Нашли объяснение в том, что молодая актриса особенно не перевоплощалась, а играла саму себя. Красота, обаяние, сильный характер и внутренняя глубина, которыми Джина наделила свою Аделину, были в полной мере свойственны ей самой.

Картину с восторгом приняли и в других странах. На «красавицу с юга» обратили внимание ведущие мировые режиссеры. Роли посыпались как из рога изобилия: «Провинциалка», «Посрами дьявола», где ее партнером был сам Хамфри Богарт, «Римлянка», «Хлеб, любовь и фантазия» и «Хлеб, любовь и ревность» в дилогии Луиджи Коменчини. После съемок у Коменчини разгорелся жуткий скандал – Лоллобриджида отказалась сниматься в третьей части «Хлеба», заявив, что ненавидит пустые продолжения. «Можно до бесконечности развивать историю: Тарзан, сын Тарзана, потом его внук. Но я не хочу играть бабушку Тарзана! – с присущим ей сарказмом заявила актриса. – Не люблю «долгоиграющие кинооперы»!

Отказать самому Коменчини?! Кем она себя возомнила?! За счет внешности выезжает, а мозгов нет! – тут же накинулись на Джину еще недавно благожелательные критики. В результате в третьей части вместо Лоллобриджиды сыграла начинающая Софи Лорен – молодая соперница Джины, с которой ей не одно десятилетие предстоит спорить за звание лучшей итальянской актрисы.

Как ни странно, скандал лишь пошел на пользу карьере Джины. Снялась в роли прославленной красавицы Лины Кавальери в фильме «Самая красивая женщина в мире», после чего название фильма стало ее почти официальным титулом, а сама Джина получила премию «Давид ди Донателло» за лучшее исполнение женской роли. Сыграла в имевшей громкий успех американской картине «Трапеция» вместе с прославленным Тони Кертисом, а в 1956 году – в фильме «Собор Парижской богоматери» французского режиссера Жана Деланнуа. Ее Эсмеральда, которую Джина впервые осмелилась сыграть босой, немедленно стала культовым персонажем во всем мире. «После «Фанфана-тюльпана» и тем более после «Собора Парижской богоматери» я не могла спокойно ходить по улицам, – вспоминала Джина. – Машины останавливались, мужчины буквально раздевали меня глазами, фотографы слетались, я не могла ступить и шагу». Нельзя сказать, что всеобщее внимание и поклонение не нравились актрисе. Конечно же, они ей льстили, ведь она – женщина.

Конечно, искушений в жизни Джины было много: на съемках «Фанфана-тюльпана» за ней настойчиво ухаживал сам Жерар Филип, который был уже признанной звездой, любимцем европейской публики. И хотя Джина тогда даже не подумала о том, чтобы завести интрижку, слухи об их романе все равно появились. И позже о ней ходило множество сплетен: ей приписывали роман с каждым из партнеров по фильму, а также с режиссерами и продюсерами. Когда она снималась в фильме «Куколки», против нее даже возбудили уголовное дело «за чересчур откровенную сцену»: на самом деле в «Куклах» не было даже легкой эротики, актриса представала в простыне (на тело в нижнем белье), а ее партнер вообще был в одежде, но репутация Лоллобриджиды сделала свое черное дело. К счастью, благодаря нужным связям режиссера скандал удалось замять. А злые языки говорили, что ей, как каждой итальянке, с трудом удавалось сдерживать свою темпераментную натуру – ведь итальянки-южанки не только красивые, но еще страстные, знают толк в «науке любви» и любят менять партнеров. Утверждали также, что с мужем она жила только потому, что так хотела мама – Джина всегда была послушной «маминой дочкой». Сама актриса уверяла, что до поры до времени они с мужем были «одним целым», «дышали одним воздухом», буквально читали мысли друг друга – даже когда находились на расстоянии нескольких часов лета, – то есть просто любили друг друга без памяти.

В 1959 году она родила сына, Милко-младшего, и с тех пор несколько лет путешествовала по съемочным площадкам вместе с ребенком и няней. Она работала с Фрэнком Синатрой, Юлом Бриннером и Шоном Коннери, а за роль в прославленном фильме «Приходи в сентябре» получила премию «Золотой глобус» – невероятная честь для неамериканки. В шестидесятых годах ее карьера, казалось, достигла своего пика: Джина Лоллобриджида обрела статус живой богини, культовой фигуры, самой прекрасной женщины Старого Света. Девушки по всему миру копировали ее прическу – знаменитую «лолло», ее макияж – густо, но нерезко подведенные глаза и темная помада, ее платья, ее манеры, ее походку. Каждая ее роль становилась событием – волею судеб в фильмографии Лоллобриджиды было мало плохих фильмов, зато много ролей легендарных красавиц – от царицы Савской до Полетт Бонапарт, – подтверждавших ее титул самой красивой женщины в мире.

От многих ролей она попросту отказалась, выбирая между семьей и работой любимого сына и мужа, – к большому неудовольствию критиков и поклонников, считавших, что она «теряет себя в пеленках и детских кашах». «Я искренне люблю своих поклонников и благодарна им за любовь. Но я в первую очередь жена и мать, только потом актриса», – невозмутимо отвечала Джина. Этим она отличается от десятков звезд мирового кинематографа, пожертвовавших детьми, семьей ради кинокарьеры, короткой вспышки славы.

Однако у почти любых чувств есть срок годности. Со временем семейный корабль Джины дал течь: муж, еще недавно заботливый и любящий, все чаще устраивал скандалы, верил всем сплетням, что о ней ходили. Да и она сама уже позволяла себе легкие интрижки – с партнерами по съемкам, с богатым наследником Джорджем Кауфманом, со знаменитым хирургом Кристианом Барнардом – через несколько лет он станет первым врачом, пересадившим человеческое сердце. Наконец супруги приняли решение расстаться. Развод был громким – ведь ранее в каждом интервью Джина говорила о вечных и незыблемых семейных ценностях.

Семейная драма наложилась на творческие сложности: ее карьера пошла на спад – в моду входил другой эталон красоты: городская девушка, тонкая и изящная, романтичная, подчеркнуто интеллектуальная. Искрометность и пышные формы, которыми прославилась Джина, уже не вызывали интереса у режиссеров. Нет, Джину по-прежнему приглашали в кино – на роли старых потаскух, подруг бандитов и стареющих жеманниц. Критиков больше интересовал размер ее бюста, а не талант, журналистов – с кем она спит, а не ее работа, а зрители требовали демонстрировать тело, а не ее ум. «В кино вместо бюста нужно показывать сердце», – когда-то говорила она журналистам, но ее давно не слушали. И тогда Джина приняла мужественное решение – не терять себя, разбрасываясь на глупые и безликие роли, а остаться в памяти зрителей исполнительницей ролей в сильных, больших фильмах.

Перевернув одну страницу своей жизни, Джина с легкостью начала другую. Как ей это далось – знает лишь Господь и сама Джина, сильная женщина, «дитя войны». Освободившись и от уз брака, и от деловых обязательств, она наконец решила воплотить в жизнь все несбыточные мечты ее детства. Несколько лет она путешествовала, объездив вместе с сыном полмира. Крутила недолгие романы – мужчины по-прежнему падали к ее ногам, но никто уже не смог завоевать ее сердце: Джина ревностно оберегала свою новообретенную свободу. «Это были мужчины, которые стремились меня подавить как личность, человека. Другие мне, увы, не попадались», – спустя годы делилась она.

Джина не оставляла искусство: не забыв о своем детском увлечении живописью, она стала пробовать себя в скульптуре, и скоро ее работы выставлялись в лучших галереях мира, а ценители искусства дрались за право их купить. Ее выставки с огромным успехом проходили в Италии и Франции, США и России. «В отличие от кино, где все зависит от воли продюсера и режиссера, в скульптуре я сама себе хозяйка!» – признавалась Джина. Правда, и здесь не обошлось без злобных критиканов: Лоллобриджиду не замедлили обвинить в том, что она занялась скульптурой от безысходности – мол, конечно, в кино ее больше не берут, так хоть чем-то занять руки и убить время. Они никак не могут поверить, что кино для Лоллобриджиды было всего лишь частью жизни, но не самой жизнью.

И наконец, бывшая кинозвезда освоила новую профессию, занявшись фотожурналистикой: ей позировали величайшие люди ее времени, от Сальвадора Дали и Одри Хепберн до Эллы Фицджеральд и Пола Ньюмана. Она сразила всю мировую прессу, когда смогла взять эксклюзивное интервью у самого Фиделя Кастро (и сделать документальный фильм о закрытой для иностранцев Кубе), а в Советском Союзе она встречалась с главой государства Никитой Хрущевым, а первый космонавт Юрий Гагарин поцеловал ее в щеку. Джина и сейчас обожает Россию и все, что с ней связано. «Кроме русской водки, от которой у меня болит голова», – со смехом признается звезда.

Хотя Лоллобриджида ушла из большого кино (правда, продолжала изредка появляться на телевидении), ее слава еще долго не меркла. Особо рьяные поклонники то норовили пробраться к ней в гостиничный номер и признаться в любви, то украсть личные вещи актрисы. Во время одного из кинофестивалей, где Джина была гостьей, толпу поклонников, желавших прорваться к ней, даже смывали водой из шлангов поливальных машин. А когда в 1983 году началась военная кампания в Ливане, министр обороны Сирии Мустафа Тлас, по собственным словам, велел ливанским силам сопротивления уничтожать всех солдат, но только не итальянских: по его признанию, он был влюблен в Лоллобриджиду и решил, что Джина будет огорчена гибелью своих соотечественников. Позже Тлас встретится с Джиной, и она поблагодарит его за сохраненные жизни итальянцев.

Этот случай побудил Лоллобриджиду попробовать свои силы в политике: она стала еще больше ездить по миру, теперь уже не просто как путешественница, а с миротворческой миссией. «Как ни парадоксально, но с развитием цивилизации человеку нужно все больше и больше, – говорила звезда. – Мы никогда не удовлетворяемся тем, что у нас есть. Лет тридцать назад один ученый открыл племя с совершенно уникальной культурой и почти утопическим общественным устройством. Я разузнала координаты и, пока туда не проникли другие ученые, кинулась искать этот народ. Это было сумасшествием, но оно того стоило. Я увидела, может быть, самый бедный, но самый счастливый народ. У них не было собственности, но вместе с тем не было вражды. Они всегда улыбались и радовались каждому дню. Эти люди ели руками и прикрывали корни деревьям в знак уважения к ним. Я смотрела на них и понимала, что во многих вещах они ушли дальше, чем мы. Наш мир губит жадность. Жадность и невежество в вопросах понимания добра и зла. Так наша цивилизация может просто зайти в тупик». В 1999 году Джина баллотировалась в Европарламент – правда, неудачно, – и долгое время на добровольных началах сотрудничала с ЮНЕСКО и ЮНИСЕФ.

Теперь бывшая звезда мирового кино (если, конечно, бывают «бывшие звезды») живет в Риме, в своем доме, утопающем в зелени. В ее саду обитают почти 600 ручных птиц – лебеди, фазаны, попугаи, утки и, конечно, голуби – «птицы мира». Ее сын вырос и стал успешным экономистом. У Милко-младшего своя семья, а бабушка Джина помогает воспитывать внука. Она говорит, что ее секрет воспитания прост: надо просто искренне любить своего ребенка.

Сейчас ей за 80. Но она по-прежнему в отличной форме – прекрасная фигура, молодые пронзительные глаза. На публике предпочитает платья с глубоким декольте. И по-прежнему сводит мужчин с ума: в 2006 году она призналась, что уже более двадцати лет состоит в связи с испанским бизнесменом Хавьером Ригау Рафолсом, моложе ее на тридцать четыре года. Была даже объявлена дата свадьбы, однако – то ли из-за повышенного нездорового внимания журналистов, поспешивших обвинить каждого из влюбленных во всех смертных грехах, то ли по каким-то другим причинам – бракосочетание не состоялось. Правда, Джина заявила, что еще не теряет надежды.