Мэй Уэст. Бог тут ни при чем

Мэй Уэст. Бог тут ни при чем

Мэй Уэст – одна из самобытнейших легенд американской культуры, женщина, которая не была похожа ни на кого и которой подражали миллионы. Секс-символ во времена, когда даже намекать на секс было преступлением, талантливейшая актриса, прославившаяся не только выдающимися формами и шутками на грани приличия, но и неординарным умом и потрясающей работоспособностью, позволившими ей быть на вершине даже тогда, когда ей перевалило за восемьдесят. Сногсшибательная, смелая, сексуальная, остроумная, свободная Королева секса – такой Мэй Уэст останется в истории.

В ней странным образом переплелось настоящее и искусственное, легенда и правда, истинный темперамент и выдуманные любовные связи, настоящие формы и фальшивые бриллианты. Даже ее имя, которые многие считали подлинным, а многие – невероятно удачным псевдонимом, успешно сочетало в себе эти крайности. На самом деле ее звали Мэри Джейн Уэст, и она родилась 17 августа 1893 года в Бруклине, районе Нью-Йорка. Ее отец, Джон Уэст, в котором смешалась кровь ирландских католиков и – как предполагают – негритянская (сам он, впрочем, без труда сходил за белого), за свою жизнь сменил множество профессий: от кулачного бойца до продавца галстуков, от полицейского до владельца собственного детективного бюро. Его жена, урожденная Матильда (или Тилли) Делкер-Дёльгер, происходила из семьи баварских евреев и до замужества подрабатывала моделью – позировала в корсетах и рекламировала одежду в универсальных магазинах, хотя больше всего она мечтала стать актрисой. Как это часто бывает, свою нереализованную мечту она попыталась исполнить в детях, которых у нее было трое: кроме Мэри Джейн, у Уэстов была еще дочь Милдред Кэтрин по прозвищу Беверли и сын Джон Эдвин.

Старшая дочь была, по мнению Тилли Уэст, прирожденной актрисой. В пять лет она прекрасно пела и танцевала, а в семь – под именем Бэйби Мэй – выиграла местный конкурс юных талантов. Не без помощи матери Мэй поняла, что лишь внешность и талант, если ими правильно распорядиться, могут поднять женщину из низов общества на вершину. Так что ничего удивительного нет в том, что еще подростком Мэй оттачивала свою сексуальность на всех встречающихся мужчинах и что она бросила школу, чтобы присоединиться к местной театральной труппе. Тилли всячески поддерживала Мэй, а что касается прочих родственников – их недовольство никто в расчет не принимал.

В двенадцать лет Мэй выступала как Бэйби Вамп в водевильных представлениях, в четырнадцать объездила полстраны с гастролями, а в семнадцать выскочила замуж за своего партнера по сцене Фрэнка Уоллеса. Бракосочетание состоялось в Милуоки 11 апреля 1911 года. Мэй пришлось добавить себе год, чтобы их поженили без лишних проблем. Правда, как только Мэй убедилась, что она не беременна, как опасалась, она тут же рассталась с Фрэнком – она всегда считала брак палкой о двух концах, ибо он дает женщине защиту, но отнимает свободу и независимость, а именно это Мэй ценила превыше всего.

В том же 1911 году Мэй Уэст впервые появляется в самом сердце театральной Америки – на Бродвее. Она играет – иногда вместе с сестрой Беверли, которая тоже стала актрисой, хотя потом быстро вышла замуж и сошла со сцены, – в ревю и мелодрамах, невероятно популярных в то время, когда кинематограф еще не стал властителем дум, и довольно быстро стала местной звездой. Пухлая шатенка (знаменитые платиновые локоны появятся через десять лет) с горящими глазами и низким мурлыкающим голосом позволяла себе такие шутки, на которые отваживался не всякий мужчина. Чтобы компенсировать свой небольшой (около 160 см) рост, она надевала туфли на огромных – двадцать сантиметров – платформах, благодаря чему сформировалась ее знаменитая походка – скользящая, качающаяся и слегка вульгарная. Мэй в основном играла женщин полусвета 1890-х годов, и именно тогда сложился ее стиль в одежде: яркие, слегка вульгарные облегающие наряды, корсеты, блестки, фальшивые бриллианты, мех леопарда и затейливые шляпы с перьями. Мэй прославилась не только остроумием и неприкрытой сексапильностью, но и исполнением мужских ролей, которые у нее получались невероятно убедительными. Даже пошли слухи, не утихающие затем несколько десятилетий, что на самом деле Мэй – мужчина, переодетый в женское платье. Правда, никто из ее многочисленных любовников почему-то не жаловался, а их уже в те годы было немало – знаменитые боксеры, партнеры по сцене, журналисты, биржевые маклеры. В 1913 году Мэй прогремела исполнением шимми – сладострастного танца, движения которого она скопировала у негритянских танцовщиц из гарлемских блюз-баров. Еще одна легенда гласит, что примерно в то же время она вступила в брак второй раз – ее мужем стал знаменитый аккордеонист Гвидо Дейро. Причем рассказывают, что, дабы избежать обвинений в двоемужии, Мэй вышла замуж под псевдонимом и что этот брак, в отличие от предыдущего, она законно расторгла в 1920 году. Место рядом с Мэй занял адвокат Джим Тимони, который, правда, вскоре навсегда забросил юридическую карьеру ради того, чтобы управлять делами Мэй.

Постепенно Мэй наскучило играть в чужих пьесах и произносить чужие остроты, и она начала сама писать себе скетчи, а затем и пьесы. Ее первая пьеса называлась «Секс» – для того времени, когда это слово нельзя было даже употреблять в прессе, название необычайно смелое и столь же провокационное. Уже здесь можно заметить все признаки фирменного стиля Мэй Уэст: сексуальная провокация, двусмысленные остроты с сексуальным подтекстом, отрицание ханжеской морали и воспевание права женщины быть сильной, свободной, независимой и честной в своих желаниях, в том числе сексуальных. Премьера состоялась 26 апреля 1926 года – Мэй исполняла главную роль, а также была режиссером и продюсером. Спектакль пользовался невероятным успехом, пока однажды на представление не явился полицейский наряд и не арестовал всех актеров по обвинению в оскорблении общественной морали. На самом деле ничего оскорбляющего в пьесе не было – обычная история о проститутках и ковбоях, немного детектив, немного мелодрама, – но Мэй признали виновной в развращении молодежи и приговорили к 10 дням тюрьмы. Правда, она так очаровала начальника тюрьмы, что заключение превратилось для нее чуть не в праздник: ей разрешили носить собственное шелковое белье, а не грубое тюремное, обедала она с начальником тюрьмы, а завтрак ей приносили из ближайшего кафе, к тому же освободили ее на два дня раньше «за хорошее поведение».

Из тюрьмы она вышла всеамериканской знаменитостью: все газеты наперебой судачили о том, как в самой свободной стране женщину могут посадить в тюрьму лишь за то, что она осмеливается говорить о сексе. Когда Мэй вышла на свободу, она опубликовала статью о женщинах, которых увидела в тюрьме, а гонорар пожертвовала тюремной библиотеке (именно там должна была, по мысли судей, трудиться Мэй в заключении).

Правда, в обретенной популярности были и свои минусы: теперь за Мэй безотрывно следила цензура. Ее следующую пьесу «Бремя», посвященную проблемам гомосексуалистов, не разрешили играть в Нью-Йорке, и она шла в Нью-Джерси: на сцене были сорок самых настоящих трансвеститов и геев, знакомых Мэй, хотя в то время даже говорить о таких людях считалось неприличным, а Мэй признавалась: «Травести меня просто обожают. Ведь я – это то, чем они хотели бы стать!» Спектакль снова был закрыт с помощью наряда полиции. Та же участь постигла еще несколько пьес Мэй Уэст, некоторые из которых не были сыграны и трех раз.

В 1928 году Мэй Уэст поставила свою, пожалуй, лучшую пьесу «Алмазная Лил», где играла заглавную роль острой на язык певички из салуна, веселой и свободолюбивой красотки 1890-х годов. Мэй словно написала эту роль с себя, так Лил была похожа на Мэй, и именно этот образ она пронесла через всю свою карьеру, обращаясь к нему, когда наступали трудные времена. Спектакль с триумфом прошел не только на Бродвее, но и по многим крупным городам США. Правда, это была последняя подобная удача: разразилась Великая депрессия, и люди больше не хотели ходить в театры, к тому же цензура все более предвзято относилась к творчеству Мэй Уэст, закрывая и запрещая ее спектакли один за другим. Сексуальная свобода и социальная острота ее пьес были для тогдашней пуританской Америки совершенно недопустимыми и вызывали гнев не только официальных властей и представителей религии, но и многих простых зрителей, для которых разговор со сцены о сексуальной жизни был равносилен моральному изнасилованию. К тому же в 1930 году умерла ее мать, и Мэй оказалась на грани глубокой депрессии – она даже готова была бросить театральную карьеру. Но ее слишком деятельная натура не давала ей сидеть без дела – Мэй написала роман «Крошка Гордон», который вскоре был опубликован.

Она поняла, что в театре она больше не сможет спокойно работать, к тому же стало очевидно, что наступает эра кинематографа. В 1932 году Мэй Уэст подписала контракт со студией Paramount Pictures на съемки в фильме «Ночь за ночью».

Она приехала в Голливуд и поселилась в апартаментах Равенсвуд неподалеку от студии. Эту квартиру она сохранит за собой на всю жизнь.

Когда Мэй повнимательнее прочла сценарий, она почти решила отказаться от съемок: фильм планировался как бенефис актера Джорджа Рафта, а у Мэй, которая должна была играть его подружку, было всего несколько незаметных эпизодов с невыразительными репликами. Но она давила на продюсеров, пока те не разрешили ей переписать все свои сцены. Так, например, появилась одна из самых знаменитых сцен Мэй Уэст: гардеробщица, восторженно пялясь на увешанный украшениями бюст Мэй, восклицает: «Бог мой, какие чудные бриллианты!», на что та отвечает: «Бог тут совершенно ни при чем, милочка». Здесь же прозвучала еще одна ее знаменитая фраза: «Я потеряла свою репутацию и никогда по ней не скучала». Фильм имел ошеломляющий успех, причем на девяносто процентов благодаря Мэй: фильм был довольно скучный, и лишь ее сцены заставляли зрителей не уходить из зала. После премьеры Рафт заявил: «Мэй украла все, кроме камер» – намекая на то, что она смогла сделать из своей эпизодической роли главное событие фильма.

Дело было в том, что Голливуд всегда славился тем, что он создавал актерские типажи или актеров-звезд согласно собственным требованиям и планам, а Мэй пришла в кинематограф совершенно сложившейся актрисой, со своим амплуа, со своей славой и со своими требованиями. Она желала блистать, но только там, где всем обязана себе самой, там, где она контролировала или проделала сама всю подготовительную работу. Как только боссы Paramount поняли, что Мэй можно доверить главную роль, она взяла дело полностью в свои руки: переделала в сценарий «Алмазную Лил» (правда, из-за требований цензуры пришлось сменить название и все имена), сама подобрала исполнителя на главную роль (ее выбор пал на начинающего Кэри Гранта, на счету которого к тому времени была только одна более-менее заметная роль, зато он был красавцем и, как говорили, доказал Мэй свои таланты в постели). Костюмы делала тоже начинающая Эдит Хед – главный художник по костюмам студии Paramount Тревис Брентон оказался слишком занят для первого фильма начинающей актрисы, а Эдит поразила воображение Мэй своими прекрасными эскизами расшитых блестками платьев с открытыми плечами, шикарных шляп и оригинальных драгоценностей. С этой работы началась слава Эдит Хед как великого костюмера.

Фильм под названием «Она ему навредила» стал национальной сенсацией, в тысячи раз окупив затраты, получив номинацию на «Оскара» в категории «Лучший фильм» и превратив Мэй Уэст и Кэри Гранта в звезд первой величины. Фраза Мэй «Когда я хорошая, я очень хороша, но когда я плохая, я еще лучше» моментально стала знаменитой. Правда, фильм был запрещен в Австралии и вызвал скандал в конгрессе США. На волне успеха Paramount немедленно запустил новый фильм с Мэй Уэст и Кэри Грантом «Я не ангел». Мэй снова выступила в роли сценариста, и поскольку сценарий был оригинальным, а не переделкой печально знакомой цензорам пьесы, разрешение на постановку было получено достаточно легко. В этом фильме Мэй играет укротительницу львов, которой она мечтала стать еще в детстве, и не только сама входит в клетку с хищниками, но даже кладет голову в пасть льву. Фильм снова номинировался на «Оскара», а у зрителей имел еще больший успех – считается, что доходы от этих двух фильмов спасли студию Paramount Pictures от угрожавшего ей банкротства.

Мэй Уэст стала самой кассовой актрисой Голливуда – и соответственно самой высокооплачиваемой, получая около 50 тысяч долларов в неделю. Теперь она могла сама диктовать студии условия – и, что самое удивительное, получать все, что требовала. Когда Мэй захотела пригласить в свой фильм «Красотка 90-х годов» Дюка Эллингтона (с которым у нее, по слухам, в то время был роман), руководство пришло в ужас: в те времена негров если и снимали в кино, то исключительно в «негритянских» фильмах. Но Мэй настояла на своем – и их песенные номера стали лучшими за всю карьеру Мэй. Этот же фильм прославился появлением Мэй Уэст в образе статуи Свободы – в платье цветов американского флага и с откровенно фаллическим факелом в руке. Кадр разошелся по всем журналам страны, и остроумные газетчики прозвали его «Статуя Либидо». В картину «Каждый день праздник», где Мэй играла мошенницу, продавшую наивному провинциалу Бруклинский мост, она пригласила не только молодого Луиса Армстронга, но и французского модельера Эльзу Скиапарелли, которая стала художником по костюмам. Мэй уже несколько лет носила одежду от Скиапарелли: ее стиль, одновременно классический и провокационный, как нельзя лучше подходил для Мэй Уэст, а фантастические шляпы и наряды от Эльзы с четкими линиями и выразительными деталями, в которых удивительно сочетались элегантность и сексуальность, стали визитной карточкой Мэй – и лучшей рекламой для Скиапарелли, которая стала не только модельером, но и одной из ближайших подруг Мэй Уэст. Символами их многолетнего сотрудничества стали знаменитый диван в салоне Скиапарелли, выполненный Сальвадором Дали в форме губ Мэй Уэст, и флакон духов Shoking, сделанный по образцу манекена Мэй.

Дали, у которого в то время был период явного увлечения американскими символами (одним из которых, безусловно, была Мэй Уэст), даже создал картину, где лицо Мэй складывалось из предметов интерьера (этот интерьер был через много лет реализован в замке Дали в Фигейросе), а знаменитый рисунок губ и носа Мэй стал одним из самых узнаваемых образов Дали – например, сейчас он используется для парфюмерных флаконов его имени. Сам художник отозвался о Мэй так: «Когда ты приходишь к ней, тебя встречают манящие и располагающие губы. Но будь осторожен! Этот рот в любой момент может тебя съесть!»

В тридцатых годах американские газеты были полны рассказов о Мэй Уэст, ее фотографий – чаще всего с Мэй, лежащей на знаменитой огромной кровати под белым балдахином, в черном кружевном пеньюаре или атласных платьях, и интервью. Она рассказывала, что, одеваясь по утрам, надевает сначала чулки и ботинки, затем шляпу (шляпы она обожала – особенно в духе своих любимых 1890-х годов, с огромными полями и облаком перьев), а потом – корсет и платье. Характерный силуэт ее платьев – очень узкий сверху, подчеркивающий ее стянутую корсетом фигуру, напоминающую песочные часы, и ниже колена расходящийся облаком складок, перьев или кружев в длинный волнующийся шлейф, стал таким же узнаваемым, как ее выдающиеся формы, прическа из коротких платиновых локонов или ее фразы, самой знаменитой из которых была, безусловно, реплика «У тебя пистолет в кармане или ты просто рад меня видеть?» Известно, что во времена Второй мировой войны солдаты союзников называли свои надувные спасательные жилеты «Мэй Уэст» – за их сходство с ее пышным бюстом. В ее честь названы неисправность парашюта – когда его перекручивает посредине, он становится похож на огромный бюстгальтер, подходящий лишь для женщины с габаритами Мэй Уэст, и вид графика в ядерной физике с двумя мягкими пиками и ложбинкой между ними.

Секрет успеха Мэй Уэст был в том, что она говорила о таких вещах, которые близки всем – и о которых никто, кроме нее, не говорил, и делала это с блестящим остроумием и вкусом. В отличие от более поздних секс-богинь она никогда не обнажалась в своих фильмах, да что там, она даже целовалась очень редко. Но то, что она показывала – плечи, линии тела, руки, глаза, вкупе с волнующим голосом и особыми интонациями заставляли всех в зрительном зале думать только о ней. Мэй не без кокетства называла себя копией Венеры Милосской: «Разница лишь в том, что у меня есть руки, и я знаю, что ими делать. И я далеко не мраморная!» Вокруг нее вились многочисленные слухи о разбитых ею сердцах, о покоренных мужчинах – среди них были известные политики, банкиры, спортсмены, и она никогда не возражала, хотя большая часть таких историй была выдумкой. Мэй Уэст свято блюла свой имидж страстной сексуальной женщины и практически никогда не говорила о своих любовниках, считая, что в глазах публики она должна оставаться всегда свободной для нового мужчины.

Но такая провокационная слава не могла не вызвать противодействия у блюстителей нравственности. Католическая церковь устраивала специальные акции с требованиями убрать Мэй Уэст с экранов, пуритански настроенные американцы срывали ее плакаты и осыпали очереди на ее фильмы гнилыми помидорами, а моралисты забрасывали боссов Paramount Pictures гневными письмами. Исследователи считают, что печально знаменитый «Кодекс Хейза», свод требований, устанавливающих правила приличия в американском кино, был обращен во многом против лично Мэй Уэст. Отныне в американских фильмах не целовались дольше трех секунд, любящие семейные пары спали исключительно на отдельных кроватях, а ковбои, которым было запрещено ругаться, стали говорить изысканным литературным языком. Но у Мэй нашлось оружие и против Кодекса: она стала наполнять свои сценарии таким количеством двусмысленностей, прикрытых откровенно неприличными фразами, что цензоры, старательно вымарывая последние, первые просто не замечали. Все ее знаменитые фразы того времени были смешны и провокационны не сами по себе – в буквальном значении они были практически невинны – но благодаря ее фирменной интонации и выверенным выразительным жестам. Ради таких фраз ее поклонники снова и снова шли на фильм, чтобы иметь возможность лишний раз убедиться, что им не показалось – и Мэй и вправду имеет в виду то, что они подумали. Мэй со свойственным ей цинизмом замечала: «Я благодарна цензуре – она сделала меня богатой».

Надо сказать, что богатой ее сделала не только цензура. В голливудские годы Мэй очень удачно начала заниматься сделками с недвижимостью – однажды она заработала пять миллионов долларов, вложив всего шестнадцать тысяч. Слухи о ее благосостоянии распространились по всей стране, вызвав новый скандал, в котором, по правде говоря, была виновата она сама: в середине 1935 года в Голливуде появился ее забытый муж, Фрэнк Уоллес, который на вполне законных основаниях требовал свою долю «их» совместно нажитого имущества. Лишь через два года Мэй призналась, что действительно выходила за него замуж, и в 1942 году супругов, которые не прожили вместе и недели, законно развели. Денежный вопрос Мэй решила втайне – никто так и не узнал, во сколько обошлось ей давнишнее замужество.

Но неприятности продолжали донимать ее. Ее первое появление на радио в декабре 1937 года – она сыграла два скетча, один из которых был про Адама и Еву в Эдеме, – вызвало огромный скандал: зрители были шокированы тем, как вольно Мэй Уэст, которая вообщето не была автором скетча, обращается с Библией, да еще в воскресенье, так что Мэй еще десять лет вход на радио был запрещен, а вышедший в то же время фильм «Каждый день праздник» не имел такого успеха, какого заслуживал. Из-за постоянных проблем с цензурой фильмы Мэй Уэст становились все более вымученными и неестественными, и следовательно, не имели прежнего успеха у зрителей. Последним ее триумфом был фильм 1940 года «Моя маленькая синичка», снятый на студии Universal, где вместе с Мэй играл знаменитый комик У. Си Филдс. Автором сценария снова была Мэй – она играет женщину с весьма сомнительной репутацией, которая вступает в фиктивный брак, дабы войти в приличное общество, а Филдс играл мошенника, за которого она выходит замуж. Две звезды, не привыкшие ни с кем делить свои фильмы, Мэй и Филдс не сработались с самого начала: его раздражало поведение Мэй, ему казалось, что она задалась целью захватить все экранное время, а она не выносила его пьянства. В контракт даже вставили пункт, согласно которому Филдса, если Мэй только учует исходящий от него запах алкоголя, могут прогнать с площадки. Злые языки говорили, что единственным способом получить Мэй и Филдса в одном кадре было снимать их по отдельности, а затем монтировать. Фильм имел оглушительный успех, но следующий – «Жар не остановить» – провалился в прокате. Впрочем, в этом не было вины Мэй Уэст: она согласилась сниматься лишь по просьбе своего друга Грегори Ратоффа (вместе с которым работала еще в картине «Я не ангел»), даже не читая сценария, который оказался отвратительным, и хотя во время съемок пыталась хоть как-то улучшить ситуацию, у нее ничего не вышло.

Провал «Жара» подтолкнул Мэй к давно уже назревавшему решению: оставить кинематограф, где цензура жестко контролировала каждый ее шаг, и вернуться обратно в театр. В 1944 году она прогремела на Бродвее с постановкой собственной пьесы «Екатерина была Великая» – весьма своеобразным изложением истории русской императрицы Екатерины Великой. Мэй играла Екатерину в окружении высоких мускулистых красавцев (каждый из которых, по слухам, был ее любовником не только на сцене), а на все упреки в «неисторичности» постановки отвечала: «Екатерина была великая женщина, она многое сделала, и у нее было три тысячи любовников – но это за всю жизнь. А у меня было только два часа времени!» Выбор героини был предопределен еще одним увлечением Мэй Уэст: она интересовалась спиритуализмом и искренне считала себя реинкарнацией Екатерины II. Потом было еще несколько пьес, пользовавшихся большим успехом – в том числе возрожденная «Алмазная Лил», с которой Мэй Уэст даже съездила на гастроли в Великобританию.

Закончить театральную карьеру ее вынудила очередная утрата: в апреле 1954 года умер ее верный друг и бывший любовник Джим Тимони, который последнюю четверть века был ее управляющим и доверенным лицом – во всех вопросах, кроме личной жизни. Его ревнивый и собственнический характер, по признанию самой Мэй, не позволял ей распространяться о своих любовных связях, хотя на самом деле их, как считают многие историки, было далеко не так много, как говорили. Мэй всю жизнь работала как каторжная, и для романов у нее оставалось не так уж много времени. Она сама признавалась в интервью журналу Playboy: «Я никогда не позволяла чувствам влиять на мою жизнь или затрагивать меня лично. Чувства – это слишком большая роскошь для деловых людей, и я не раз убеждалась на чужом опыте, к каким катастрофическим последствиям это может привести. Я всегда должна была непоколебимо стоять у руля своей карьеры».

В июле 1954 года Мэй открыла в лас-вегасском отеле-казино «Сахара» свое шоу под названием «Мэй Уэст и ее Адонисы» – сорокапятиминутная программа состояла из песен и скетчей, где Мэй представала в окружении одетых в узкие набедренные повязки красавцев-бодибилдеров, из которых она ежевечерне выбирала «Мистера своего сердца», причем импровизированные шутки Мэй во время этого конкурса были едва ли не смешнее всего шоу. В гости к Мэй заходили самые яркие звезды того времени – например, Джуди Гарланд, Луис Армстронг и прославившаяся своим великолепным бюстом Джейн Мэнсфильд, которая, кстати, вышла замуж за одного из «адонисов», бывшего «Мистера Америка» Майки Харгайти, тем самым лишив его работы.

Избавившись от неусыпного контроля Тимони, Мэй заводила романы направо и налево – например, в этот период она имела связь с «Мистером Америка» Ричардом Дю Буа и известным актером Стивом Мак Куином. Впрочем, уже скоро она встретила человека, который стал ее верным спутником до конца жизни, – это был один из «адонисов», бодибилдер Пол Новак. Он искренне считал, что был послан на Землю, чтобы заботиться о Мэй, и делал это до конца ее жизни с необычайной нежностью и преданностью. Поначалу их отношения держались в тайне – хотя Новак переехал на квартиру Мэй и всюду ее сопровождал, его представляли публике как шофера, охранника или дворецкого Мэй, и лишь в последние годы она признала его любовью всей своей жизни.

Даже в преклонном возрасте Мэй ни дня не сидела без дела. Когда Билли Уальдер предложил ей роль Нормы Десмонд – бывшей кинозвезды – в фильме «Сансет бульвар», Мэй решительно отказалась, возмущенно заявив, что она не «бывшая» и никогда ею не станет. В 1959 году вышла ее автобиография «Бог тут ни при чем», где Мэй признавалась: «Из двух зол я всегда выбирала то, которое раньше не пробовала» – и книга стала национальным бестселлером. В шестидесятых годах Мэй записала два альбома рок-н-ролльных хитов, где исполнила песни Элвиса Пресли, Боба Дилана, The Beatles и Rolling Stones, что сделало ее популярной среди молодой аудитории, и все это – параллельно с почти ежедневными выступлениями на сцене. В 1970 году семидесятишестилетняя Мэй Уэст после долгого перерыва вернулась в кино – она сыграла в экранизации романа Гора Видала «Майра Брекинридж», где ее партнершей была самая фотографируемая знаменитость того времени Ракель Уэлш. Мэй не одобряла Ракель: увидев в одном журнале ее обнаженные фотографии, Мэй заметила: «Теперь, когда она показала свои кости, что у нее осталось, чтобы поддерживать иллюзию?» Фильм получился неудачным: режиссеру пришлось выбирать между возможностью снять фильм с Мэй Уэст и необходимостью экранизировать роман, и он выбрал второе – чем, правда, сильно навредил успеху фильма, в котором многочисленные поклонники Мэй Уэст нашли «слишком мало Мэй». Но она сама выглядела фантастически.

Частью тайны Мэй Уэст было ее умение сопротивляться течению времени – в шестьдесят лет она признавалась, что чувствует себя на двадцать и ей каждый день необходим секс, а на восьмом десятке выглядела вполовину моложе своих лет. Правда, одной женщине, которая осмелилась высказать ей лично этот комплимент, Мэй заметила: «Вполовину? Да ведь это значит на СОРОК! А я не чувствую себя старше двадцати СЕКСти!» По ее собственным словам, для поддержания формы она ежедневно по два часа массировала грудь кольдкремом, чтобы сохранить ее форму, втирала в кожу теплое детское масло, чтобы она была мягкой и упругой, и каждый день делала клизму, чтобы очисть организм от токсинов и шлаков. В середине семидесятых, когда ей было уже восемьдесят, она была единственной голливудской актрисой, позволившей журналистам осмотреть себя – и они не обнаружили никаких следов пластических операций или парика! В восемьдесят пять лет Мэй Уэст вызвала сенсацию, когда на одном из приемов исполнила танец живота.

Последнее появление Мэй Уэст на экране состоялось в 1978 году – в фильме «Секстет», поставленном по ее последней пьесе, которая с успехом шла на Бродвее с 1960 года. К сожалению, время наконец догнало Мэй: она болела, постоянно забывала слова, ей приходилось отдыхать чуть ли не после каждой реплики, но она всетаки достаточно убедительно сыграла вечно молодую сексуальную женщину, перед которой не может устоять ни один мужчина. Кроме Тимоти Далтона, Ринго Старра и Тони Кертиса в кадре ненадолго появляется Джордж Рафт – партнер Мэй в ее самом первом фильме. Таким образом, ее кинокарьера получила своеобразное логическое завершение. На премьеру собрались десять тысяч поклонников Мэй, в том числе трансвеститы, одетые «под Мэй Уэст» – фанаты даже забирались на телеграфные столбы, чтобы лучше видеть Мэй. Полиция собиралась разогнать их, но Мэй лично вышла к поклонникам и успокоила разбушевавшуюся толпу, несколько часов раздавая автографы и позируя фотографам.

Последним появлением Мэй Уэст перед публикой была радиореклама минеральной воды: своим вечно молодым голосом Мэй произносила: «Я пью эту воду уже двадцать лет!», и добавляла: «С тех пор, как мне исполнилось шесть!»

В августе 1980 года Мэй, вставая с кровати, упала и потеряла сознание – врачи диагностировали сердечный приступ и сотрясение мозга, а сама Мэй рассказывала журналистам, что упала с кровати, потому что ей приснился эротический сон. В ноябре она перенесла еще один приступ, и 22 ноября 1980 года Мэй Уэст скончалась в своих апартаментах в Равенсвуде.

Узнав о ее смерти, ее поклонники рыдали на улицах. Один из них заявил: «Если она умерла, это конец света!»

Мэй Уэст похоронена на бруклинском кладбище Cypress Hills Cemetery рядом со своей семьей. После нее остались звезда на Аллее славы в Голливуде, ее фразы, вошедшие в словари цитат, ежегодный фестиваль в ее честь, двенадцать фильмов, портреты Сальвадора Дали и вечная любовь поклонников.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.