Глава 6 Грустные дни «Веселых ребят»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 6

Грустные дни «Веселых ребят»

Люблю людей, люблю природу,

Но не люблю ходить гулять,

И твердо знаю, что народу

Моих творений не понять.

Владислав Ходасевич

Уже доносились первые отзывы о новой звуковой картине, которую пока видел только узкий круг специалистов, имеющих отношение к кино. Очень легковесная тематика, говорили перестраховщики, слишком уж несерьезно: джаз, пьяное стадо, драка музыкантов. В такое время, в такую эпоху требуется затрагивать более важные для общества проблемы.

Недовольный ропот настораживал Шумяцкого. У мастеров искусств тогда было принято чуть что бросаться за помощью к Горькому. Начальнику ГУКФа хотелось показать классику новый фильм, однако это оказалось не так-то просто: на Алексея Максимовича навалилось много работы, связанной с подготовкой писательского съезда. А в мае случилась семейная трагедия – умер его сын Максим Пешков. Нелепо в такой момент лезть к Горькому с комедией. Однако прошло какое-то время, и Борис Захарович организовал просмотр фрагментов фильма у писателя в Горках, тем более что Александров знаком с Горьким – впервые оказавшись в Москве, приходил к нему «босоногим комиссаром». Пускай Алексей Максимович удостоверится, что дал путевку в жизнь настоящему таланту!

Картину везли, слегка побаиваясь за исход предприятия. У Горького наступил период, когда он возражал против всякой критики, декларировал, что пролетариату и крестьянству от искусства требуются только положительные примеры. А в «Джаз-комедии» все-таки показаны советские мещане. Однако все обошлось как нельзя лучше. Алексея Максимовича комедия привела в полный восторг. Особенно он расхваливал Орлову: «Здорово играет эта девушка!» Понравилась драка музыкантов на репетиции. Говорил, что в Америке так не дерутся, у них кишка тонка. Там в моде ограниченный множеством правил бокс. А вот так разухабисто, чтобы литаврами по голове или мордой по клавишам – до этого им не додуматься. Единственное, что не понравилось да и не могло понравиться автору обличительной статьи «О музыке толстых», так это американское словечко «джаз». Горький посоветовал заменить служебное название «Джаз-комедия» на «Веселые ребята», что и было сделано. Правда, по другим сведениям, новое название придумал сотрудник «Комсомольской правды» Михаил Долгополов, который регулярно писал для своей газеты репортажи со съемок.

Когда картина еще не была закончена, ее удалось показать Сталину, который с некоторыми членами Политбюро приехал в вотчину Шумяцкого – Управление кинофотопромышленности, находившееся в Малом Гнездниковском переулке, 7, в доме, который до революции принадлежал крупному нефтепромышленнику Лианозову. Как ни странно, в Кремле просмотрового кинозала тогда еще не было.

В тот вечер, точнее сказать, в ночь с 13 на 14 июля, члены Политбюро сначала смотрели документальную картину «Челюскин», напомнившую им о героической эпопее, волнениях, напряженных ожиданиях, восторженной встрече челюскинцев и летчиков. После серьезной ленты Шумяцкий предложил для разрядки посмотреть не совсем, правда, готовую веселую музыкальную картину с Утесовым. Жданов и Каганович запротестовали, начали ворчать: да ну его, он безголосый, способен исполнять лишь блатные песни (слушали, значит!). Однако Борис Захарович их уговорил, вожди посмотрели фрагменты и остались очень довольны – хохотали, не переставая.

В ГУКФ часто привозили недомонтированные картины. Авторы понимали, что все равно придется что-то менять. Так зачем же стараться, вылизывать, наводить блеск? Пускай начальники разных рангов сделают свои замечания, потом их можно чохом учесть. Полностью «Веселых ребят» советские лидеры посмотрели 21 июля. Демонстрация фильма сопровождалась непрекращающимся смехом. Особенно понравились сцены с пьяными животными, путаница в мюзик-холле, драка на репетиции…

Вождю комедия тоже пришлась по душе. «Очень веселая картина, – сказал он. – Я как будто месяц в отпуске провел. Будет полезно показать ее всем рабочим и колхозникам. Это то, что надо». Однако не удержался, чтобы не добавить ложку дегтя: «Только отнимите картину у режиссера, а то он ее испортит».

Между тем противники «Веселых ребят» без устали нападали на комедию. Их не остановило даже то, что Сталин несколько раз прилюдно похвалил ее, оценил как интересную и яркую, благожелательно отозвался об игре Орловой и Утесова, одобрил веселых ребят из джаза, нашел преимущества перед американскими картинами аналогичного жанра. Говорил о замечательных песнях, которые нужно обязательно популяризировать, записать на грампластинки. Однако противники никак не могли угомониться. Особенно усердствовали народный комиссар просвещения РСФСР А. С. Бубнов и А. И. Стецкий – заведующий агитпропом ЦК ВКП(б). Эти двое прямо как с цепи сорвались, можно даже подумать, что комедия нанесла им личное оскорбление – при каждом удобном случае они поливали фильм грязью и вешали на него оскорбительные ярлыки: контрреволюционный, хулиганский, фальшивый…

Наслушавшись их, многоопытный Александр Довженко, выступая на общественном просмотре в Доме кино, сказал, что за такую работу нужно послать по этапу не только режиссера Александрова, но и всех, кто был причастен к этой работе.

Однако «Веселым ребятам» предстояли другие дороги.

Пятого августа в Венеции должна была открыться вторая международная выставка кинематографических искусств – так тогда назывался ставший затем традиционным кинофестиваль, один из самых престижных в мире. Советская делегация намеревалась представить там большую программу художественных и документальных фильмов: некоторые целиком, другие фрагментами. Одно из главных мест тут занимали «Веселые ребята» – имелись все шансы на то, что картина по итогам выставки окажется в числе лучших. Уже все было готово к отъезду, и вдруг 28 июля Главрепертком, подразделение Наркомпроса РСФСР, бубновская вотчина, запретил фильм Александрова к вывозу. Выяснилось это в последний момент – на вокзале, когда им не выдали документы на отправку. А сроки поджимают, еще чуть-чуть и будет поздно.

Между чиновниками двух ведомств началась упорная борьба. Главрепертком, словно издеваясь, был готов пойти на компромисс – послать на международный смотр первую половину «Веселых ребят». В конце концов разгневанный Шумяцкий написал письмо о сложившейся ситуации Сталину, после чего конфликт был разрешен.

Кинематографисты изрядно потрепали себе нервы, но это было не напрасно. В основную советскую программу были включены четыре фильма: документальный «Челюскин», «Гроза», «Петербургская ночь» и «Веселые ребята». Получился своеобразный бенефис Орловой – она снималась в двух картинах из четырех. Делегацию возглавлял сам Шумяцкий. Вместе с ним поехали режиссеры В. Петров («Гроза»), А. Шафран («Челюскин») и Г. Рошаль («Петербургская ночь»). Григорий Львович должен был представить на смотре и «Веселых ребят», которым для «парадного» выхода дали более понятное для иностранцев название – «Москва смеется». Все фильмы были одобрительно приняты и зрителями, и прессой, не скупившейся на хвалебные отзывы. Советская подборка завоевала «Золотой кубок выставки», а музыкальная комедия вообще произвела фурор.

Напомним вкратце фабулу фильма. В курортном местечке проживает музыкально одаренный пастух Костя Потехин. В результате путаницы на пляже его принимают за иностранного дирижера и приглашают в один богатый дом, точнее сказать, салон. Когда недоразумение выяснилось, его оттуда прогнали, к великому сожалению домработницы Анюты. Однако Костю продолжают преследовать случайности – его вновь приняли за того самого дирижера, и ему даже пришлось выступить с оркестром на концерте. Со сцены он убежал из-за преследования пожарных, но случайно находившиеся в зале музыканты коллектива «Дружба» поняли его незаурядность и пригласили к себе, чтобы он руководил ими. Тем временем завистливая и бездарная хозяйка прогнала с работы обладавшую прекрасными вокальными данными Анюту. В первый же вечер изгнанница познакомилась с музыкантами Костиного оркестра, который, несмотря на сложные условия для репетиций, вмиг превратился в слаженный ансамбль. Музыканты и присоединившаяся к ним Анюта с успехом выступают на концерте в Большом театре.

По количеству экранного времени, по числу эпизодов с ее участием Анюта уступает не то что Косте, но даже своей «хозяйке», незадачливой певице Елене. И все же именно домработница оказывается в центре внимания – Орлова была совершенно неотразима, до такой степени очаровательна, что остальные исполнители рядом с ней меркли и уходили в тень. Ничто не могло испортить ее обольстительную красоту, все было к лицу этой женщине – и лохмотья домработницы, и белый сценический цилиндр. В «Веселых ребятах» она – звезда первой величины. Вот только наши зрители об этом еще не знали: картину никак не удавалось выпустить на экраны.

Казалось бы, после успеха в Венеции, где фильм был включен в получившую высокую оценку советскую программу, ему нужно дать «зеленую улицу». Так нет же: когда Шумяцкий – с 1933 года его должность называлась «начальник Главного управления кинофотопромышленности при СНК Союза ССР» – отрапортовал Сталину об успехе, вечно всем недовольный вождь только поморщился. Плохо, мол, что буржуазной публике нравится пролетарское искусство, не должно этого быть, оно призвано вызывать у врагов зубовный скрежет. Поэтому Борис Захарович, который утаил от вождя, что фильм в основном хвалили за отсутствие советской идеологии и коммунистической пропаганды, не очень-то спешил с премьерой «Веселых ребят» в Советском Союзе. Тем более что ругательные отзывы нет-нет да и обрушивались на головы авторов. Причем невозможно было предсказать, откуда последует очередной залп.

В августе состоялся долго готовившийся Первый Всесоюзный съезд советских писателей – это выдающееся событие, послужившее консолидации литературных сил, занесено на скрижали нашей истории. Страна следила за работой съезда, пресса подробно освещала его ход, все выступления печатались в газетах. Каждый день было по два заседания – утреннее и вечернее. Но ведь инженерам человеческих душ тоже требуется отдых. 25 августа в кинотеатре «Ударник» для делегатов съезда Главное управление кинофотопромышленности организовало просмотр «Веселых ребят». Приняли картину хорошо, несколько раз показ сопровождался аплодисментами. А через четыре дня, 29 августа, выступая на съезде, поэт Алексей Сурков ни с того ни с сего разругал ее почем зря:

«У нас за последние годы и среди людей, делающих художественную политику, и среди овеществляющих эту политику в произведения развелось довольно многочисленное племя адептов культивирования смехотворства и развлекательства во что бы то ни стало. Прискорбным продуктом этой „лимонадной“ идеологии считаю, например, недавно виденную нами картину „Веселые ребята“, картину, дающую апофеоз пошлости, где во имя „рассмешить“ во что бы то ни стало во вневременный и внепространственный дворец, как в Ноев ковчег, загоняется всякой твари по паре, где для увеселения „почтеннейшей публики“ издевательски пародируется настоящая музыка, где для той же „благородной“ цели утесовские оркестранты, „догоняя и перегоняя“ героев американских боевиков, утомительно долго тузят друг друга, раздирая на себе ни в чем не повинные москвошвейские пиджаки и штаны. Создав дикую помесь пастушьей пасторали с американским боевиком, авторы, наверное думали, что честно выполнили социальный заказ на смех. А ведь это, товарищи, издевательство над зрителем, над искусством!»[18]

Пройдет четверть века, и Александров предложит поэту-хулителю, ставшему к тому времени его соседом по дачному поселку, написать слова песен для своего нового фильма «Русский сувенир». Правда, у того ничего не получится.

Такие искренние выступления против «Веселых ребят» настораживали Шумяцкого. Ведь не глуп же Сурков, и в чувстве юмора ему тоже не откажешь, он даже писал сатирические стихи. Однако находит убедительные слова для критики. Поэтому Борис Захарович не форсировал премьеру фильма. Подождем. За границей пусть смотрят – конечно, если заплатят деньги. Иностранцы покупали, выручка от «Веселых ребят» была хорошая. Осенью Александров возил фильм в Ригу, в буржуазную Латвию. Тамошние прокатчики попросили дать вместо «родного» более кассовое название, венецианское «Москва смеется» им тоже не нравилось, тогда режиссер придумал – «Скрипач из Абрау». Фильм принимался очень хорошо, а известный эстрадный певец 30-летний Константин Сокольский передал для Дунаевского письмо, в котором просил разрешения включить в свой репертуар песню «Как много девушек хороших». Причем не только петь, а даже хотел записать ее на грампластинку, и уверял, что запись будет великолепного качества – рижская студия «Бонофон» относилась к числу ведущих звукозаписывающих фирм Европы.

Несколько месяцев подряд Орлова сильно нервничала: неужели «Веселых ребят» ожидает судьба «Любви Алены» и вся титаническая работа пойдет насмарку? Фильм может принести ей большую популярность. Неужели жар-птица упорхнет из ее рук?! Минусом картины было то, что два автора сценария арестованы и находятся в ссылке. В остальном какие могут быть нарекания! К тому же фамилии Масса и Эрдмана в титрах не указаны.

Дома Любовь Петровна пугалась каждого телефонного звонка: что-то он принесет на этот раз, хвалу или хулу? Новости, словно на качелях, то радостные, обнадеживающие, то мрачные. Ко всему прочему не вовремя появился «Чапаев», вокруг которого поднялся невиданный ажиотаж. Все другие советские фильмы сравнивали с произведением братьев Васильевых, и в подавляющем большинстве случаев сравнение оказывалось в пользу «Чапаева». 18 ноября «Литературная газета» посвятила ему целую полосу. Наверху аршинными буквами – «Праздник советского искусства». Несколько восторженных статей предварялись редакционным обращением, где лягнули именно «Веселых ребят». Можно подумать, нет других примеров! Главное, зрители еще не видели их комедию, а ее уже ругают. Пишут: «Чапаев» зовет в мир больших идей и волнующих образов. Он сбрасывает с нашего пути картонные баррикады любителей безыдейного искусства, которым не жаль большого мастерства, потраченного, например, на фильм «Веселые ребята».

И Сергей Михайлович Эйзенштейн туда же. А ведь он старый Гришин товарищ, соратник. Они вместе работали, три года находились за границей, да не где-нибудь, а в США и Мексике, общались с мировыми знаменитостями. Казалось, мог бы поддержать друга. Так нет: тут же, в «Литературной газете», его огромная статья «Наконец!». То есть наконец-то вышел по-настоящему хороший фильм. О «Веселых ребятах» ни слова. Смысл статьи в том, что все сделанное в советском кино, особенно звуковом, до «Чапаева» не заслуживает добрых слов.

Благо, по иронии судьбы в этот же день в «Правде» была опубликована рецензия на «Веселых ребят», которые принесла фильму победные очки. Что бы ни писала «Литературная газета», ее слова рядом с «Правдой» меркнут, потому что «Правда» – главный партийный орган.

В рецензии под названием «Искусство веселого трюка» критик О. Давыдов писал, что режиссер поставил перед собой задачу использовать в картине опыт американских трюкачей. Но те достигли в своем деле совершенства, нам у них еще учиться и учиться. «Талантливый постановщик проявил очень много выдумки (но и немало подражательности далеко не лучшим образцам американского комизма), много выдающегося технического мастерства и художественного вкуса, у него действуют быки, коровы, буйволы, свиньи вперемежку с людьми, есть много смешных сцен, есть отдельные прекрасные кадры, совсем вразнобой с общим стилем картины, например, замечательные, по Рубенсу сделанные кадры жизнерадостного веселья в первой части фильма. Остроумно, пожалуй, лучше всего сделана музыкальная часть картины, и хотя сцены длительной драки на американский вкус вульгарны на наш вкус, но эта драка замечательно иллюстрируется джазом».

Из артистов в рецензии отмечена только Орлова, игра которой названа превосходной.

Рецензия в «Правде» и даже ворчание «Литературной газеты» были верными признаками того, что дело близилось к премьере. К концу ноября стало ясно, что она будет назначена со дня на день, как вдруг грянула новая беда – 1 декабря в Ленинграде был застрелен Киров. Занимавший несколько ключевых постов в партийной иерархии Сергей Миронович был популярным политиком, и людей охватила искренняя скорбь. Повсеместно проходили митинги, участники которых требовали наказать убийцу Кирова как можно строже. Официально днями траура были объявлены 3, 4 и 5 декабря. В обществе поселились не только горечь, но и тревога. 4 декабря, во вторник, газеты опубликовали суровое постановление Президиума ЦИК Союза ССР, в котором предлагалось:

«1) Следственным властям – вести дела обвиняемых в подготовке или совершении террористических актов ускоренным порядком;

2) Судебным органам – не задерживать исполнения приговоров о высшей мере наказания из-за ходатайств преступников данной категории о помиловании, так как Президиум ЦИК Союза ССР не считает возможным принимать подобные ходатайства к рассмотрению;

3) Органам Наркомвнудела – приводить в исполнение приговоры о высшей мере наказания в отношении преступников названных выше категорий немедленно по вынесении судебных приговоров».

Получается, теперь можно казнить любого человека, просто объявив его террористом или немецким шпионом. Разве в такой обстановке до комедий?! О какой премьере может идти речь? Какой там пьяный поросенок за праздничным столом, которого пытается съесть подслеповатый гость? Как можно показывать разухабистые пляски с притопом, до того ли сейчас! Героический «Чапаев» – это да, все прочее – побоку. В одном из писем Александрову Дунаевский съехидничал по поводу излишней серьезности: «Я слышал, что уголовный кодекс дополняется примечанием к статье 58 о том, что непосещение „Чапаева“ или дача о нем плохих мнений будет преследоваться по закону и караться десятикратным принудительным посещением фильма».[19]

И все же Сталин решил устроить перед Новым годом разрядку. Судя по всему, при желании он сможет годами держать людей в напряжении, а пока дадим народу кратковременную передышку. Премьера «Веселых ребят» состоялась 25 декабря в «Ударнике» – первом в СССР звуковом кинотеатре. Присутствовала вся творческая группа, кроме Утесова, у которого уже давно были объявлены афишные концерты в Ленинграде, и он не мог их отменить. После сеанса возбужденные успехом киношники отправились на банкет в «Метрополь». Поэтому нельзя сказать, будто на следующее утро Любовь Орлова проснулась знаменитой – под утро она только легла спать, а проснулась во второй половине дня, зато уж такой знаменитой, что дальше некуда.

Отныне в популярности с ней не могла соперничать никакая другая советская артистка.

Фильм был отпечатан фантастическим для того времени тиражом – 5337 копий! Зрители ломились на «Веселых ребят», имена исполнителей главных ролей были у всех на устах. Вскоре кто-то из общих знакомых поехал в Енисейск проведать томящегося в ссылке Эрдмана, и Любовь Петровна передала с оказией письмо:

«Дорогой Коля!

Прежде всего поздравляю Вас с большим успехом нашей фильмы!

Я надеюсь, что Вы скоро сами увидите и оцените «Веселых ребят», по-своему…

Я очень довольна картиной, как за себя, так за Гришу, за Вас, за всю группу – поработали недаром…»[20]

Николаю Робертовичу удалось посмотреть картину только спустя год: место его ссылки было изменено на Томск, и по пути туда из-за бюрократических проволочек он неделю провел в Красноярске, где удалось сходить в кино. Впечатление было такое, что написать исполнительнице роли Анюты тактичный Эрдман не мог. Написал матери: «Смотрел „Веселых ребят“. Редко можно встретить более непонятную и бессвязную мешанину. Картина глупа с самого начала и до самого конца. Звук отвратителен – слова не попадают в рот. Я ждал очень слабой вещи, но никогда не думал, что она может быть до такой степени скверной».[21]

Один из авторов сценария имел право на столь зубодробительный отзыв – когда он сочинял, ему представлялся совсем другой фильм. Многие критики тоже отзывались о «Веселых ребятах» с прохладцей. Произошла своеобразная конфронтация: часть газет поддерживала картину, хвалила, другая часть не упускала случая, чтобы лишний раз ругнуть ее. Своего апогея пикировка достигла в феврале 1935 года. Ее невольным катализатором послужила картина американского режиссера Джека Конвея «Вива Вилья», которая вне конкурса демонстрировалась на проходившем тогда в Москве первом советском кинофестивале. Это его официальное наименование – советский, на самом же деле он был международным и в нем участвовали представители двадцати трех стран. Вскоре после показа «Вива Вилья» – кстати, фильм был отмечен возглавлявшимся Эйзенштейном жюри за «исключительные художественные качества» – в «Литературной газете» появилась фельетонная реплика поэта Александра Безыменского «Караул! Грабят». Автор делал вид, будто искренне возмущен тем, что в американском фильме мексиканские крестьяне пели марш из «Веселых ребят». Он ехидно обращался к авторам фильма:

«Тов. Дунаевский! Тов. Александров! Почему же вы спите? Единственное, что есть хорошего в вашем плохом фильме, это – музыка. А ее похитили…

Восстаньте!

Забудем, что шествие пастуха Кости в «Веселых ребятах» более чем напоминает вступительную панораму из фильма «Конгресс танцует», что в картине «Воинственные скворцы» тоже стреляют из лука чем-то похожим на кларнет, что очень многие буржуазные ревю в кино «похожи» многочисленными кусками на «Веселых ребят»»[22]

Далее шло прямое обвинение в плагиате – в том, что, побывав в Мексике, обладавший хорошим музыкальным слухом Александров запомнил там мелодию, которую позже напел Дунаевскому для марша.

Киношники ответили на этот выпад одновременно, 5 марта, двумя залпами: Александров и Дунаевский в газете «Кино», их покровитель Шумяцкий – в «Комсомолке». Они обвиняли «Литературку» в пуританизме, мещанстве, ограниченном кругозоре, клевете, заушательстве, беспринципности, самодовольном невежестве. А самого Безыменского в черной зависти – не приняли у него бездарный киносценарий «Дуэль», вот он и мстит более удачливым людям.

«Мелодия была написана в декабре 1932 года, т. е. за год до выхода американского фильма на экраны США. Старую мексиканскую песню Александров вывез из Мексики и подсказал Дунаевскому, – возмущался председатель ГУКФа. – Однако композитор взял из нее буквально два такта. Эту же народную песню использовали для своего фильма американцы. Т. е. налицо вполне законное совпадение источников, а не плагиат».[23]

Возможно, именно отсюда «вырос» эпизод фильма «Антон Иванович сердится» – когда композитор Керосинов приносит заказанную ему песню, в которой слушатели узнают «По улицам ходила большая крокодила». В ответ на обвинения возмущенных артистов композитор кричит: «Мещане! Вы когда-нибудь слышали слово „фольклор“?!» А перед уходом соглашается: «Ладно, я изменю два такта».

Уже на следующий после этой отповеди день «Литературная газета» открыла пальбу по трем мишеням: музыке «Веселых ребят», текстам песен и фильму в целом. «Музыкальную» линию продолжил Безыменский. Он был настроен сравнительно миролюбиво: сколько тактов совпало, я не считал. Услышал, что мелодии очень похожи, вот и удивился. Имею право. Более раздраженно выступил поэт Семен Кирсанов. Он утверждал, что год назад режиссер Александров предложил ему написать несколько песен для снимающейся кинокомедии, даже наиграл «рыбу» – музыку с нескольких мексиканских пластинок (вот ведь далась им эта Мексика!). Через какое-то время Кирсанов песни написал, однако режиссер потребовал их переделать – ему была нужна полная аполитичность текста. У поэта так не получилось, и их совместная деятельность заглохла. Когда же фильм вышел, то Кирсанов с изумлением узнал в песнях Лебедева-Кумача слегка переделанные свои строчки. А в песне Анюты вообще был использован без изменений целый куплет.

Тяжелая артиллерия в атакующей тройке была представлена обширной статьей Бруно Ясенского – польского писателя, члена Французской компартии, в 1929 году переехавшего в СССР. После выхода романа «Человек меняет кожу», о создании оросительной системы Вахшстроя, он стал депутатом Сталинабадского горсовета и членом ЦИК Таджикистана. Для начала Ясенский просто охаял фильм, написав, будто через два месяца зрители начисто забыли о нем (полная чушь – «Веселых ребят» до сих пор прекрасно помнят). Это явная неудача, не унимался писатель, и нечего выдавать ее за знамя нового жанра. Тут ведь не только музыка, тут много чего содрано с зарубежных лент. Дальше приводятся примеры. Пастух с любимой коровой и неотступно следующим за ним стадом – это из ленты Бестера Китона «Моя корова и я». Корова в постели – из «Золотого века» испанца Буньюэля. Человек, который танцует, опоясавшись веревкой, на другом конце которой привязана корова, – «Золотая лихорадка» Чарли Чаплина, правда, там привязана собака. От Чаплина пришел и живой барашек, поставленный вместо игрушечного. Катафалк в роли веселого экипажа благополучно «приехал» из фильма француза Рене Клера «Антракт» и так далее. Поэтому нечего с пеной у рта защищать картину, в которой столько эпизодов заимствовано у других режиссеров.

Хорошо еще, что Ясенский не видел фильм Штернберга «Марокко» с Марлен Дитрих – иначе бы знал, откуда для финала «Веселых ребят» позаимствован цилиндр Анюты. А если бы писателю попалась на глаза известная музыкальная комедия американца Рубена Мамуляна, кстати, до эмиграции бывшего одним из учеников Е. Б. Вахтангова, «Люби меня сегодня вечером», где скромный портной ехал за аристократом, не заплатившим за работу, попадал в замок к его родственникам и был там принят за полноправного гостя, то можно представить степень его негодования.

Тем не менее Шумяцкий защищал любимое детище, словно орлица орленка. По его инициативе была моментально создана экспертная комиссия, в которую вошли семь человек: два крупных музыковеда Городинский и Челяпов, функционер из секции творческих работников кинематографа Кринкин, кинорежиссеры Райзман и Рошаль, представитель правления Союза писателей поэт Сурков и журналист из «Литературной газеты» Плиско. Уже 7 марта комиссия вынесла свой вердикт:

«Прослушав марши из картины „Веселые ребята“, музыку картины „Вива Вилла“ и песню „Аделита“ из сборника мексиканских народных песен, установила: что в музыке марша фильма „Веселые ребята“, и в музыке марша фильма „Вива Вилла“ имеется использование одного и того же народного мексиканского мелодического оборота, тематически преобразованного, в результате чего мы имеем два различных самостоятельных, оригинальных произведения. Таким образом, в данном случае не может быть и речи о плагиате».[24]

Любовь Петровна очень переживала за своего друга и была рада, когда страсти сошли на нет. Дунаевский по-прежнему жил в Ленинграде, однако челноком сновал в Москву – еще до премьеры «Веселых ребят», с октября прошлого года, Александров привлек композитора для работы над своим следующим фильмом. Что касается предыдущего, то ему была уготована долгая жизнь, в которой радости чередовались с неприятностями. В общем хоре похвал нет-нет да и слышались гневные филиппики. «Трудно представить себе большую клевету на советскую действительность, чем „Веселые ребята“. Холодное чувство омерзения не покидает зрителя с первых же кадров. Кто эти люди, мелькающие на экране? Откуда выкопал этих уродов дотошный режиссер? И что это вообще все значит? Грязь, издевательство! Смотришь, закипая злобой, и досадливо только замахнешься с плеча! Режиссер видит советскую действительность через какую-то призму недоразвитых чувств: фильм дает о ней такое же представление, как обглоданный пень о зеленом дремучем лесе».[25]

Это послание украинского зрителя написано летом 1938 года. А драматург О. Ю. Левицкий рассказывал, как в 1951-м воспитатель Новочеркасского суворовского училища, осуждая на собрании прокатную стратегию директора клуба, ругал того за демонстрацию старой комедии: «Вы все видели кинокартину „Веселые ребята“. Вроде весело, и музыка играет, а что там поет пастух в самом начале? „Шагай вперед, комсомольское племя“. А кого он при этом гонит? Баранов. Мне добавить нечего».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.