1985
1985
1985 год начался для Миронова с радостного события: 2 января в Центральном Доме актера имени А. Яблочкиной состоялась презентация книги мемуаров его родителей под названием «В своем репертуаре…». В тот вечер зал был полон: пришли все, кто был близко знаком с четой Александр Менакер – Мария Миронова, кто на протяжении многих лет восторгался их талантом. Вечер удался на славу. Мария Владимировна была истинной «королевой бала»: одна, а также вместе с сыном она читала отрывки из книги, а когда присела отдохнуть, то Андрей продолжил развлекать публику без нее. Вместе с композитором Яном Френкелем, который сел за рояль, он исполнил шуточные куплеты, танцевал.
Стоит отметить, что с тех пор, как из жизни ушел Александр Менакер, Миронов сблизился с матерью еще сильнее. Понимая, как тяжело ей приходится без мужа, который долгие годы был и ее сценическим партнером, Миронов стал частенько брать мать в свои гастрольные поездки. И публика с неменьшим восторгом стала принимать новый дуэт – матери и сына Мироновых. Однако дальше концертов дело все-таки не шло. Некоторые из друзей предлагали Миронову похлопотать за мать перед Плучеком, чтобы тот взял ее в Театр сатиры. Но Миронова эта мысль страшила. Вот как об этом вспоминает Ольга Аросева:
«Когда Мария Владимировна осталась без мужа и партнера, она, мне кажется, не прочь была бы поработать в нашем театре. Какое-то время спустя я в шутку пожаловалась Андрею на свою дальнейшую жизнь в „Сатире“: „Вот, Андрюша, придет твоя знаменитая мать, ты введешь ее на мою роль Чебоксаровой-старшей, и я снова буду без работы сидеть…“ Он ответил очень серьезно: „Ольга Александровна, я сделаю все, чтобы моя мать здесь, в театре, работала, если она этого захочет. Потому что она моя мать. Но самым несчастным человеком после этого стану я. Она мне жизни не даст“.
Первый выход Миронова на сцене родного театра в новом году случился 4 января: он играл Мекки-ножа в «Трехгрошовой опере». На следующий день это был Николай Буркини из «Прощай, конферансье!». Вот как об этом пишет Б. Поюровский:
«А. Миронов уступил право сыграть премьеру своему товарищу М. Державину. Есть в Буркини Державина профессиональный азарт, человеческая усталость, чувство ответственности, благородство. Николай – не главный конферансье, он из тех, кому поручают вести обыкновенные концерты. Но это обстоятельство не сообщает ему комплекс неполноценности… А когда спустя несколько дней настал черед выхода на сцену А. Миронова, он разрушил „четвертую“ стену, отделяющую в театре артистов от зала, и обнаружил вдруг в своем герое настоящую эстрадную хватку. Мироновский Буркини оказался хозяином концерта, ему не страшна реплика из зала. Он сам подзадоривает зрителей, вызывая их на диалог…»
8 января Миронов играл в «Бешеных деньгах», 11-го – в «Прощай, конферансье!».
В этот же день свет увидело постановление, согласно которому Театру сатиры, в связи с его недавним 60-летием, присваивалось почетное звание академического театра.
11 января по ТВ показали фильм Марка Захарова «Обыкновенное чудо» (21.35), по которому советские телезрители уже успели изрядно соскучиться – картину не демонстрировали шесть лет (с января 79-го). Вообще в последние несколько лет на отечественном телевидении сложилась странная картина – оно все реже и реже крутило фильмы с участием Андрея Миронова. Руководители ТВ по какой-то неведомой причине решили, что советский зритель от этих фильмов малость подустал.
12 и 18 января Миронов опять играл в «Прощай, конферансье!». 19-го это был «Вишневый сад», 21-го – «У времени в плену», 22-го – «Трехгрошовая опера», 25-го – «Вишневый сад», 26-го – «Прощай, конферансье!». После чего часть труппы Театра сатиры отправилась со спектаклем «Вишневый сад» в Таганрог, где отмечалась знаменательная дата – 125-летие Антона Павловича Чехова и проводился фестиваль чеховских спектаклей.
29 января, в день рождения великого писателя и драматурга, в таганрогском Театре имени А. Чехова Театр сатиры играл «Вишневый сад». Однако зрители, заполнившие в тот вечер зал, не знали, что спектакль был на грани срыва из-за внезапной болезни одного из главных исполнителей. Речь идет об Андрее Миронове, у которого за несколько часов до начала представления температура скакнула до 39 градусов. Однако не выйти на сцену он просто не имел права – спектакль был приурочен к дате и игрался всего один раз.
Вспоминает А. Свободин: «Я видел „Вишневый сад“ в Таганроге…
Лопахин действительно оказался центральной фигурой. Андрея Миронова мы привыкли видеть в ажурных, каскадных ролях с пением, танцами, броским, неотразимым юмором… Здесь перед нами был другой человек. Мягкий, с почти неслышными движениями, озабоченный тем, как бы не совершить какую-нибудь неловкость, о чем-то все время думающий. Это, как и хотел Чехов, был порядочный человек, держался благопристойно, без фокусов, воспитанным барином…
Зрители ждали его появления, действие двигалось его внутренней музыкальной энергией. Лопахин был неблагополучен, его постоянно мучила какая-то мысль, тоска. Деловитость ее не заглушала. Но было еще что-то, какая-то повышенная собранность. И только потом, после спектакля, я узнал, что Миронов играл больным, что у него была температура под тридцать девять…»
Вернувшись в Москву, Миронов два дня отлеживался дома, а 3 февраля уже играл в «Бешеных деньгах». Два дня спустя это была «Трехгрошовая опера». На этом его деятельность на сцене родного театра временно была прервана. Самочувствие Миронова резко ухудшилось, и он вынужден был лечь в больницу. К тому времени ситуация со здоровьем у Миронова была весьма скверная. По всему телу пошли страшные фурункулы, гнойники покрывали всю его спину, воспалялись под мышками, в паху, так что руки-ноги было трудно поднять. М. Державин по этому поводу вспоминает: «В „Ревизоре“, когда он падал, мы с Шурой Ширвиндтом пытались изловчиться и поймать его так, чтобы не дотронуться до больных мест под коленками, под мышками. Он страшно мучился. Дорогой парфюм заглушал аптечный запах разных мазей, которыми он спасался. Ему делали переливание крови, аутогемотерапию. Но ничего не помогало…»
Видимо, отчаявшись найти достойную помощь у традиционной медицины, Миронов обратился за помощью к знаменитой Джуне. Однако и ее способностей не хватило на то, чтобы вылечить болезнь. Потом Голубкина повезла Миронова к деду-знахарю, проживавшему в ста километрах от Москвы. Несмотря на серьезность ситуации, поездка получилась веселой. Вот как о ней вспоминает сама Л. Голубкина:
«Этого деда мне врач рекомендовал: „Лариса, поверь мне, если вы поедете к этому деду, есть какие-то определенные три или четыре заболевания, которые в деревне снимают: рожистые воспаления, стафилококковые дела, ячмени“. Знаете, кроме смеха, никакой реакции. Андрей все время шутил. Когда мы приехали, дед какой-то смешной такой, полуспущенные штаны, неопрятный, нас увидел, посмотрел на меня, на него, он не знал Миронова, просто привезли больного, он смотрел, смотрел и говорит: „Где ты, болезный, такую бабу-то хорошую нашел?“ Это было так смешно, и я поняла, что мне надо уходить в кусты, потому что дед на меня глаз положил. И несколько раз: „О, хорошая какая баба-то!“ Андрей говорил: „Ты меня нарочно привезла сюда, чтобы дед этот тебя утвердил совсем“. Дед тот дал нам снадобье, у нас эта бутылка простояла в кабинете на окне, пока она вся не испортилась. Андрюша даже не вспомнил о ней…»
Разуверившись в нетрадиционной медицине, Миронов в феврале 1985 года лег в больницу, и он был согласен с любым вердиктом врачей и любыми методами их лечения. А врачи предлагали только одно: операцию под названием лимфаденектомия. Это означало, что под общим наркозом Миронову должны были удалить лимфоузлы в тех местах, где была хроническая инфекция. Операция была тяжелой, но Миронов перенес ее мужественно. После нее ему стало значительно легче.
Пока Миронов был в больнице, в стране произошли очередные перемены на самом политическом верху: 10 марта из жизни ушел Генеральный секретарь ЦК КПСС Константин Черненко, и к власти в Кремле пришел один из самых молодых и энергичных членов Политбюро Михаил Горбачев. Но Миронова эти события мало волновали, поскольку их затмила покупка первой в его жизни иномарки. А купила ее мужу Лариса Голубкина. Она однажды пришла к Миронову в больницу, а тот давай жаловаться: мол, вот какой я несчастный, у меня даже «Мерседеса» нет. Голубкина, которая была готова ради мужа, да еще пережившего тяжелую операцию, буквально на все, решила в лепешку расшибиться, но иномарку достать. И она отправилась к начальнику торгового управления Москвы.
Вспоминает Л. Голубкина: «Я стала убеждать начальника, что надо разрешить Миронову купить „Мерседес“. Мы с ним вели философские разговоры, он говорит:
– А если сын Промыслова (председатель Моссовета. – Ф. Р.) захочет купить машину?
Я говорю: сын Промыслова не должен ездить на «Мерседесе», а Миронов должен. Потому что Миронов известный артист, а сын Промыслова – это сын Промыслова. Я с ним спорила. Народ, говорила, простит Миронову, потому что народ знает, что Миронов поехал, заработал деньги на концертах, а сын Промыслова неизвестно где заработал. И заработал ли. И так далее. Короче говоря, целая история с этой покупкой. Получилось, что «Мерседес» купил военный адвокат какой-то, а Андрею достался «БМВ». И когда он выписался из больницы, я говорю: иди, тебя там ждет машина «БМВ». Знаете, как в деревне, «Запорожец» покупали, всем миром радовались? Вот и Андрей, как ребенок, сюда во двор пригнал машину, брата Киру, Машу, домработницу посадил, набил полную машину и давай возить по двору. Радостно, на иностранной машине возил. Тогда еще немного таких машин по Москве ездило, так что это было довольно забавно…»
Вспоминает И. Кваша: «Незадолго до смерти Андрей купил „БМВ“. Оформив машину по унизительным очередям УПДК, он наконец сел за руль и медленно тронулся.
– На фига ты ее купил, – сказал я, – если тащишься, как черепаха?
– Сколько нам осталось жить? Хочется на хорошей машине поездить».
На сцену Театра сатиры Миронов вернулся 28 марта в спектакле «Бешеные деньги». И в течение последующих трех недель он играл только в этом спектакле: 20 и 27 апреля.
Тем временем 14 апреля по ТВ показали давно подзабытого «Рудина» (18.10) – телеспектакль 1970 года, где Миронов играл главную роль. Правда, трансляция прошла по Ленинградскому ТВ, которое с недавних пор стало доступно и жителям столицы.
19 апреля состоялась всесоюзная премьера фильма Евгения Матвеева «Победа»: в одной Москве его стали сразу демонстрировать в 30 кинотеатрах. Однако большого восторга Миронов от этой премьеры не испытал: к тому времени он уже если не разочаровался в этой роли, то, во всяком случае, стал к ней холоден, и когда его близкий друг Игорь Кваша в пух и прах раздолбал эту картину (мол, очередная лакировка сталинщины, а заодно и брежневщины), Миронов даже не стал ему возражать. Хотя, по словам самого Матвеева, когда он приступал к работе над этой картиной, им двигали искренние чувства. Цитирую:
«Бессонно, взахлеб вчитываясь в роман, я ощущал, как растет во мне возбуждение: то от восторга перед историческим, документальным, поразительно злободневным материалом, то от страха перед масштабом событий, связанных с постановкой фильма. Как, какими средствами достичь выразительности? Я понимал, что это кино очень непростое.
Раздумывал: как вложить 850 страниц романа в два часа экранного времени? Как на этом ограниченном временном отрезке разместить 100 исторических портретных персонажей – кроме Сталина, Черчилля и Трумэна? Как отразить два эпохальных события, отдаленных друг от друга тридцатью годами: 1945 год – Потсдамская конференция и 1975 год – Хельсинкское совещание по безопасности в Европе? И меня осенила мысль: а не рискнуть ли и состыковать игровое кино с хроникальным? Не воспользоваться ли полиэкраном?..»
Однако если в моральном плане роль в «Победе» и не принесла Миронову большого удовлетворения, то в материальном совсем наоборот: я уже упоминал, что за роль Чарльза Брайта Миронов был удостоен весьма большого гонорара в сумме 4914 рублей (таких денег он еще ни за один фильм не получал). Но и это оказалось не все. Когда фильм вышел на широкий экран, руководство Госкино решило дополнительно поощрить создателей картины и выписало им денежные премии из собственного фонда (приказ от 6 июня). Согласно этому распоряжению, Е. Матвеев получил 250 рублей, Р. Чхиквадзе (Сталин) – 150 рублей, А. Миронов, А. Михайлов, Г. Менглет и А. Масюлис – по 100 рублей. В итоге, с учетом этой суммы, Миронов заработал на «Победе» больше 5000 рублей. Это было рекордом в его киношной карьере. Но вернемся в апрель 85-го.
Официозная критика встретила выход «Победы» под гром фанфар. Статьи с восхвалением картины считали за честь опубликовать на своих страницах чуть ли не все советские СМИ. Приведу отрывок лишь из одной такой публикации, увидевшей свет на страницах журнала «Советский экран» и принадлежавшей перу Льва Корнешова:
«Этот фильм – пусть никто не сочтет это преувеличением – может служить примером творческой принципиальности, ибо в нем требовалось из уважения к Истине отбросить все субъективное, привносное в оценке событий и людей. А это всегда непросто. В фильме с предельной, почти стенографической точностью воссоздана работа конференции в Потсдаме. Эмоционально, ярко показана победа миролюбивых сил в Хельсинки. Это и есть Победы – те вершинные взлеты истории, с которых видны человечеству новые горизонты, те вехи, которые отмечают его путь в будущее…
Сюжетным стержнем фильма стала судьба журналиста-фронтовика Михаила Воронова. Он был в исторические дни в Потсдаме, ему довелось спустя годы освещать в печати и работу совещания в Хельсинки. Актер А. Михайлов наделил своего героя обаянием, прямотой, открытой честной душой, зрелой мудростью. Глазами Воронова мы видим события, происходящие в Потсдаме, а потом в Хельсинки. Со многими людьми сводят обстоятельства нашего героя. Тут и немецкий антифашист, впоследствии журналист из ГДР Клаус (К.-П. Тиле), и молодая польская журналистка Барбара (Н. Вавилова). Тут и американский фотокорреспондент Брайт (А. Миронов), человек, которого сумели согнуть, сломать те, кто уже в 45-м взялся за грязное дело разжигания новых конфликтов. Таков «босс» Брайта Стюарт (Г. Яковлев), использующий журналистику, чтобы сеять ядовитые семена ненависти…
Интернациональный авторский коллектив фильма с высокой гражданской ответственностью отнесся к созданию ленты, вобравшей в себя тревоги и заботы второй половины ХХ века…»
Между тем среди критиков были и такие, кто фильм изначально не принял, однако высказать свое мнение в прессе они не могли, поскольку такое мнение никто бы не напечатал, а самого критика за подобный материал выгнали бы из профессии поганой метлой. И только чуть позже, когда началась перестройка, о «Победе» стали писать иначе. Приведу отрывок из одного такого материала – он принадлежит перу В. Кичина:
«Персонажи политической арены Е. Матвеевым трактовались с какой-то почти младенческой простотой. Трумэн, замышлявший трагедию Хиросимы, подсвечивался наподобие злодея в дешевом детективе. Черчилль был тучен, жалок и одышлив, в точности повторяя послевоенные карикатуры Кукрыниксов. И артист А. Михайлов в роли представителя Советского информбюро Воронова, фигуры вымышленной, играл рыцаря без страха и упрека, посланца высшей расы – был высок, подтянут, улыбчив и безукоризнен. Чарли Брайт вился вокруг него, искательно заглядывая в глаза и все время что-то пытаясь у него выпросить и что-нибудь ему выгодно продать. Что с него взять – американец!
Клубок серьезнейших и сложнейших политических, нравственных и психологических коллизий, каким был этот переломный момент истории, предстал, в силу примитивности их трактовки, предельно опошленным, сведенным на обывательский уровень представлений о том, как делается политика.
Интеллектуальная и художественная беспомощность решения этой ответственной темы в фильме, впрочем, еще недавно вполне удовлетворяла требованиям кинематографического начальства: фильм снимался в обстановке торжественной и торжественно был выпущен на экран. Где немедленно провалился. Именно такой подход к искусству провозглашался наиболее демократичным, «народным», это было «генеральной линией» нашего кино – кто бросит камень в замечательных актеров, которые согласились принять участие в этом мероприятии и сделали все от них зависящее, чтобы вывести его на необходимый профессиональный уровень!
Миронов в фильме вызывает одновременно и сочувствие и восхищение. Его удивительная органика, его способность сделать предельно убедительным каждый момент существования в кадре успешно микшируют фальшь ситуаций, а почти карикатурную прямолинейность выписанного Чаковским характера обращают как бы в житейскую маску, которую предпочитает носить в общем-то сложный, умный, способный чувствовать и страдать человек…
Плакатная прямолинейность художественного стиля фильма тянет каждого, кто в нем занят, к примитивной метафоричности… Черчилль слюняв, громоздок, как перекормленный бульдог, Трумэн похож на злодея в провинциальном театре, а герой Миронова, в силу протяженности его экранной жизни, проходит эволюцию от суетливого янки с наивными глазами большого ребенка, через зрелость, когда он уже как бы припудрен временем, к состоянию побитой собаки в финале.
Его губы трясутся. Он жалок. Человек в последней степени потрясенности. И мы понимаем все как раз на уровне авторского замысла: подчиняясь волчьим законам своего общества, Чарли совершил преступление против истины, написал клеветническую книжонку, это там в порядке вещей, это там привычно. Но теперь, при встрече с Вороновым, ощутив всю меру презрения своего бывшего советского друга, он, быть может впервые в жизни, почувствовал страшные муки совести – чувства, ему доселе неведомого.
Так это задумано. Так и исполнено актером. Актер должен играть – в том его профессиональный долг. А уж что из него потом сделает главный повар этой кинокухни, от актера мало зависит, – мы видели это уже по опыту «Повторной свадьбы»…»
Но вернемся в апрель 1985 года.
29 апреля Миронов после долгого перерыва вновь надел на себя костюм Мекки-ножа из «Трехгрошовой оперы». И отыграл его так, будто не ему совсем недавно была сделана сложная операция. А ведь в этой роли Миронову приходилось не только произносить текст, но также петь и лихо отплясывать.
Май начался для Миронова с «Прощай, конферансье!» (1-го). Эту роль он играл в очередь с Михаилом Державиным. 7 и 8 мая Миронов отыграл, казалось бы, давно подзабытое «У времени в плену». 9 мая это снова был «Прощай, конферансье!». 15-го он играл в «Ревизоре», после чего Театр сатиры взял недельную паузу, уступив свою главную сцену гастролерам – Софийскому театру «Слеза и Смех» (17–21 мая).
С 23 мая спектакли Театра сатиры возобновились, однако Миронов в них участия не принимал, посвятив это время концертам. Вспоминает Б. Поюровский:
«Миронов долгое время не давал концертов в Москве. Но я все-таки уговорил его выступить на сцене Дворца культуры ЗИЛа, где много лет вел занятия в Народном театральном университете.
Накануне нашей встречи в ДК я все же решил проверить, все ли остается в силе.
– Конечно. Я буду там за час: мне нужна небольшая репетиция с электриком, пианистом и радистом.
– А киномеханик вам не нужен?
– Вы с ума сошли! За кого вы меня принимаете? Что, я буду показывать киноролики и читать наизусть «Сон Татьяны»?
– А что же вы будете делать?
– Это вы как раз, надеюсь, увидите завтра.
Надо сказать, что вопрос мой был далеко не праздный. Многие актеры с куда более скромной кинематографической биографией большую часть встречи передоверяют киномеханику, оставляя за собой право на чтение стихов, басни или прозы, преимущественно юмористической, а также ответов на вопросы. Какие уж там репетиции?!
Естественно, в тот раз я тоже приехал за час до начала. Но оказалось, что Андрей все равно опередил меня. Он и его помощники прибыли сюда за два часа и сразу же приступили к репетиции. Позже к ним присоединился и Лев Оганезов – один из постоянных концертмейстеров Андрея, талантливый музыкант и единственный его партнер в концерте.
Репетиция была в полном разгаре, когда билетеры, охранявшие входы в зал, вынуждены были отступить под натиском толпы: двери распахнулись, и люди бросились занимать места. И это при условии, что мы договорились с устроителями держать тему занятия в строжайшей тайне, чтобы избежать «ходынки». Но, видимо, правы те, кто утверждает: то, о чем знают двое, не может стать тайной от третьего…
Андрей репетицию немедленно прекратил, ушел со сцены за кулисы и тут же объяснил, что он думает обо всем этом, а больше всего лично обо мне…
– Все! Я еду домой!
– Андрей, не надо так горячиться! Мы сейчас попросим всех выйти из зала, и вы спокойно продолжите репетицию.
– Я хочу посмотреть, как вам это удастся. Это даже интересно! – вызывающе бросил он.
Собрав всю свою волю, не успев еще переодеться и переобуться, я пошел к микрофону… Что говорил тогда, честное слово, сейчас не помню. Но, вероятно, вид у меня был такой, что слушатели немедленно, а главное, без шума все покинули зал.
Андрей как ни в чем не бывало вернулся на сцену и тихо сказал мне:
– Я был уверен: никто с места не сдвинется. Вы случайно не Джуна?
И, не переводя дыхания, продолжил репетицию. Как он возился с осветителями, с радистами, с концертмейстером! Сбегал в зал, возвращался к роялю, пел, танцевал, снова спускался в зал! Глядя на все это со стороны, я устал, а ему – хоть бы что!
Наконец он сказал:
– Ну все. Мы уходим. Можете пускать публику. Я буду готов к выходу через тридцать минут.
Почти два часа без антракта длился этот моноспектакль, где действительно не было ни фрагментов из фильмов, ни «разговора по душам» со зрителями, ни чтения наизусть. Монологи и сцены из спектаклей Театра сатиры, песни из фильмов и телевизионных постановок, специально приготовленные для эстрады номера… Одно органически вытекает из другого, без всяких пауз и особых комментариев. И главное, ощущение такое, что все это – сущий пустяк, ерунда, небольшая шалость. Никакого пота, никакого напряжения.
Представление окончилось. Зал, естественно, неистовствует. Поклоны, снова поклоны. Как в балете Большого театра…
Тук, тук, тук! – стучу в дверь актерской.
– Можно войти? Спасибо большое за доставленное удовольствие… – и только теперь замечаю, что Андрей снял с себя почти все, что на нем было надето, и тщательно выкручивает над раковиной умывальника.
– Это что, всегда так?
– Конечно, – отвечает он смеясь. – А вы как думали? Искусство требует жертв. – И после небольшой паузы добавляет: – Если вам действительно было не противно (обратите внимание на это выражение), вернетесь домой, позвоните, пожалуйста, маме, ей это очень важно. Ну и не сердитесь за начало. Я всегда ужасно волнуюсь перед выходом на сцену. Ведь все надо как следует проверить, а для этого необходимо иметь время…»
На сцену Театра сатиры Миронов в очередной раз вышел 28 мая – играл Савву Василькова в «Бешеных деньгах». 3 июня это был спектакль «Прощай, конферансье!», 4-го – снова «Бешеные деньги», 7-го – «Трехгрошовая опера».
8 июня по ТВ показали несколько подзабытый телефильм Сергея Колосова «Назначение» (22.20), где Миронов играл роль Лямина.
9 июня Миронов облачился в костюм Фигаро, чтобы предстать перед зрителями в спектакле «Женитьба Фигаро». 10-го это было «Прощай, конферансье!», 12-го – «Вишневый сад», 14-го – «Прощай, конферансье!», 18-го – снова «Вишневый сад». 19 июня Миронов играл в «Ревизоре», 21-го – в «Трехгрошовой опере», 23-го – в «Бешеных деньгах», 26-го – в «Прощай, конферансье!». На этом спектакли с его участием в Театре сатиры временно прекратились, и спустя несколько дней театр закрыл сезон в Москве. С 1 июля начались гастроли «Сатиры» в Минске. А в их здании временно прописался другой столичный коллектив – Театр на Малой Бронной.
Театр сатиры гастролировал в Минске до 31 июля, после чего труппа была распущена в отпуска.
12 августа по ТВ показали телеверсию спектакля Театра сатиры «Маленькие комедии большого дома» (19.45), по которой телезрители уже успели соскучиться – ее не показывали почти три года (с ноября 83-го).
Между тем 17 сентября на «Мосфильме» режиссер Алла Сурикова запустила в сценарную разработку очередную свою картину – вестерн по-советски «Человек с бульвара Капуцинов». Стоит отметить, что этот сценарий, принадлежавший перу сценариста Эдуарда Акопова, пылился на студии шесть лет, но ни один из режиссеров не решался за него взяться. То ли материал не нравился, то ли еще что-то. А вот Сурикова решилась. Но решилась она именно после того, когда сниматься у нее согласился Андрей Миронов (как мы помним, в первый раз они встретились на съемочной площадке в 1980 году в фильме «Будьте моим мужем»). На этот раз Миронову предстояло перевоплотиться в фанатика кинематографа, решившего переустроить мир при помощи «синема», мистера Феста (в переводе с английского фест – первый). Как признается чуть позже сам Миронов: «На кино не остается времени, все забирает театр. Но, занятый по горло, я не мог отказаться от роли Феста в фильме Суриковой. И потому, что мы с ней работали над фильмом „Будьте моим мужем“, и потому, что предложенный ею материал и на сей раз оказался очень симпатичным, прежде всего по благородной идее, по характеру героя.
Что-то меня сразу подкупило в Фесте, подружило с ним. И то, что он по-своему Дон Кихот, и то, что, если можно так сказать, он не просто чудак, а очень своеобразный счастливый неудачник или неудачливый счастливец. Странное сочетание? А ведь живое, непридуманное, и для меня – и в экранной моей биографии – новое».
Тем временем 4 октября свой 62-й сезон в Москве открыл Театр сатиры. Был показан спектакль «Прощай, конферансье!». 6-го Миронов играл в «Бешеных деньгах», после чего в очередной раз лег в больницу на обследование. Однако даже там он находил время для работы – усиленно разучивал новую роль. Роль была необычная. Если до этого он играл пламенных коммунистов («У времени в плену»), плутов («Женитьба Фигаро»), купцов («Вишневый сад») и т. д., то теперь ему выпала честь сыграть… президента США Джона Фицджеральда Кеннеди, убитого наемным убийцей в ноябре 1963 года. Пьеса называлась «Бремя решений», принадлежала бывшему кремлевскому царедворцу Федору Бурлацкому и повествовала об одном из самых сложных эпизодов в отношениях между СССР и США – Карибском кризисе октября 62-го. Как мы помним, в кино Миронову уже приходилось играть американца – в «Победе», но Чарльз Брайт был всего лишь журналистом, а тут – целый президент. Пьеса была из разряда агитационно-пропагандистских, но уже не прямолинейно кондовая, а продвинутая (на дворе начиналась гласность). О том, как появилась на свет эта пьеса, вспоминает сам автор Ф. Бурлацкий:
«22 ноября 1983 года исполнилось 20 лет с того дня, как потрясенный американский народ, а также все мы узнали о трагической гибели Джона Фицджеральда Кеннеди. Выстрелы в Далласе послужили развязкой драмы, которая началась задолго до этого. Кульминация этой драмы была за год до катастрофы. Как раз тогда и произошло острейшее за весь послевоенный период столкновение сил на политическом Олимпе США.
Кеннеди был далеко не «голубем», но он сумел реалистически оценить общую угрозу ядерного уничтожения и принять советские предложения о необходимости компромисса в интересах мира. Сейчас политическая ситуация повторяется – с одной только разницей, что планета уже перенасыщена смертельным грузом, и от руководителей Советского Союза и США требуется особая мудрость в решении спорных вопросов.
Об этом я написал в своей статье «Черная Суббота». В ней был диалог между Джоном Кеннеди и его братом Робертом, основанный на подлинных документах и воспоминаниях участников тех событий, из которого можно было видеть, как нелегко шел президент к единственно верному решению.
Некоторое время спустя мне позвонил главный режиссер Театра сатиры Валентин Николаевич Плучек и сказал, что из этой статьи надо делать пьесу, так как она драматургична по своей сути. Внутренне я был к этому готов…»
Миронов репетировал роль Кеннеди не в самой здоровой обстановке. Дело в том, что некие завистники стали усиленно распускать в театре слухи, что он метит в кресло главного режиссера «Сатиры», и Плучек на эту новость отреагировал весьма нервно – стал демонстративно не замечать Миронова. А тут еще нашему герою пришла в голову идея поставить на сцене родного театра новую пьесу – «Тени» М. Салтыкова-Щедрина, что еще более накалило обстановку между главрежем и ним. И как Миронов ни старался разубедить Плучека в том, что все эти разговоры – всего лишь досужие сплетни, тот ему не верил.
19 октября по ТВ показали очередной фильм с участием Миронова – водевиль «Небесные ласточки» (19.55). Эту картину родное телевидение показывало после почти десятилетнего перерыва (с января 77-го). Вызван сей необычный факт был следующим обстоятельством. В марте того 77-го исполнитель главной мужской роли в фильме Сергей Захаров угодил в криминальную историю (подрался со своим администратором) и был осужден на год тюремного заключения. Поскольку эта история имела большой резонанс в обществе (о ней раструбили многие СМИ), на имени Захарова было поставлено табу. Запрет длился до наступления новых времен – до прихода к власти Михаила Горбачева. Но вернемся к Андрею Миронову.
19 октября он все еще находился в творческом отпуске по причине нездоровья, и вполне вероятно, что «Небесных ласточек» по «ящику» увидел. Во всяком случае, такое можно предположить, учитывая запрет, который висел над картиной. А в очередном спектакле Миронов играл уже в следующем месяце: 2 ноября в «Сатире» шли «Бешеные деньги». 7-го это было «У времени в плену». С 11 по 23 ноября Миронов вместе с родным театром был на кратковременных гастролях в Чехословакии (там проходили Дни советской культуры). «Сатировцы» выступали в трех городах: Праге, Братиславе и Готвальдове с тремя спектаклями: «Трехгрошовая опера», «Вишневый сад» и «Прощай, конферансье!».
24 ноября театр был уже в Москве, а на следующий день Миронов играл в «Горе от ума».
26 ноября по ТВ показали телевизионную (укороченную) версию фильма «Год как жизнь» (21.35).
27 ноября Миронов играл в «Бешеных деньгах», 29-го – в «Прощай, конферансье!».
Декабрь начался с «Бешеных денег» (1-го). Далее шли: 2-го – «Прощай, конферансье!», 4-го – «Трехгрошовая опера», 6-го – «Прощай, конферансье!», 9-го – «Женитьба Фигаро», 10-го – «Вишневый сад», 18-го – «Горе от ума», 20-го – «Вишневый сад».
23 и 24 декабря в Государственном концертном зале «Россия» прошли творческие вечера Эльдара Рязанова под названием «В кругу друзей». В них приняли участие многие из тех, с кем великого режиссера сводила творческая судьба. Был там и Андрей Миронов, который впервые встретился с Рязановым в 1965 году во время работы над фильмом «Берегись автомобиля». Была там и супруга Миронова Лариса Голубкина, которая знала Рязанова еще и раньше и которая справедливо считала Эльдара Александровича своим «крестным отцом» в кинематографе: в 1962 году он снял ее в комедии «Гасарская баллада». Среди других участников тех вечеров были: Алиса Фрейндлих, Олег Басилашвили, Нани Брегвадзе, Валентина Талызина, Александр Ширвиндт, Георгий Бурков, Семен Фарада, Татьяна и Сергей Никитины, Андрей Петров, Микаэл Таривердиев, Григорий Горин, Белла Ахмадулина, Левон Оганезов.
25 декабря по ТВ показали фильм-концерт «Мужчина и женщина», где в главной роли блистала мама нашего героя Мария Владимировна Миронова (21.50).
Между тем 1985 год закончился для Миронова в театре ролью бандита Мекки-ножа в спектакле «Трехгрошовая опера» – он играл в нем 28 декабря.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.