1944 год

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1944 год

Август 1944 года.

Запасной лазарет Бад-Пирмонт. Вскоре предстоит выписка. Месяцы долгого выздоравливания позади. Вечером 24 августа я прибыл в Кведлинбург на сборный пункт фронтовых летчиков. Мне дали комнату. Отдельно расположиться не удалось, но я исходил из того, что мое пребывание здесь будет недолгим.

Сборный пункт представлял собой кадровый орган. Здесь собирали летный состав после лечения в госпиталях и после полного выздоровления снова распределяли по летным частям.

Вечером я сидел в своей каморке. Это ничегонеделание подавляло меня. Я заметил, что лишь немногих годных по здоровью летчиков, наблюдателей, радистов и бортовых стрелков снова отправляли на фронт в летные части. Из лазаретов прибывало много летного состава. Сборный пункт уже вскоре начал трещать по швам. Здесь, по-видимому, что-то было не так. Я решил при ближайшей возможности поговорить с командиром о моей дальнейшей службе.

7 сентября.

Утром я попросил адъютанта назначить мне время для беседы с командиром. В 15 часов я стоял перед высоким господином:

После первого боевого вылета успокоительная сигарета нужна и Карлу Кноблауху. Слева направо: лейтенант Райнарди, унтер-офицер Фелициан и фельдфебель Ротгери

— Лейтенант Кноблаух прибыл по вашему приказанию!

— Садитесь! Вы просили о беседе? О чем пойдет речь?

— Господин майор, после почти годового пребывания в госпитале мое здоровье находится теперь в том состоянии, которое позволяет мне снова приступить к службе в соответствии с моей подготовкой. Если господин майор…

Дальше сказать я ничего не успел. Начальник сборного пункта встал и прервал меня движением руки:

— Из вашего личного дела я знаю, что вы больше непригодны к летной службе. Чего вы хотите?

Командир был раздражен. Он встал у окна и требовательно взглянул на меня. Исходя из правил хорошего тона, я привстал:

— Господин майор, я не исхожу из того, что с моим ранением завершилась моя военная карьера. Я думаю, что для меня найдется применение и вне летных частей…

Командир снова меня прервал еще более раздраженно:

— Если вы думаете, что вообще еще можете что-нибудь делать, то можете отправляться в танковую дивизию «Герман Геринг». Я напишу представление!

Он думал, что размазал меня по стенке. Теперь уже разозлился я:

— Если у господина майора больше никаких предложений нет, я могу пойти и в танковую дивизию «Герман Геринг»!

Мой собеседник прищурил глаза:

— Как хотите. Идите к адъютанту, он все устроит!

Адъютант, очень приветливый человек, сразу же начал работу. Я подписал формуляр и принял к сведению, что вскоре буду переведен.

По дороге в свое жилище я задал себе вопрос: верно ли мое решение? В этом я был не уверен. У меня возник еще один вопрос: почему командир не хотел давать мне назначения? Если он так поступал и с другими, то могло ли это быть заявлением большого количества пребывающих и скучающих здесь военнослужащих летного состава. Могли быть, естественно, и другие причины.

18 сентября.

Я покинул прекрасный Кведлинбург и неприветливый сборный пункт фронтовых летчиков. Мой перевод оформлен. Я сижу в скором поезде на Берлин. Во второй половине дня я приехал в Райникендорф, что насеверо-западе Берлина. Доложил о прибытии в казарме «Герман Геринг», которая, несмотря на войну, все еще производит впечатление ухоженной.

В адъютантской я узнал, что самое позднее через четырнадцать дней можно рассчитывать на мой перевод во фронтовые части. Дивизия воюет на востоке.

Лейтенант Кноблаух госпитале в Пирмонт

Борьба с силами вторжения союзников принимает все более жесткие формы. Главное командование вермахта 25 сентября известило: «В Западной Голландии наши войска на новых позициях отразили многочисленные атаки противника. В районе Арнхайма[1] — Нимвеген высадившийся с воздуха десант противника понес большие потери, так и не успев перейти в наступление. Мелкие атаки противника были отражены в ожесточенных ближних боях. В результате них остатки 1-й английской воздушно-десантной дивизии, ведущие бои на узкой полоске территории, понесли потери 800 человек ранеными…» Кто внимательно читает хорошо составленный текст новостей, мог понять, что нашим действительным успехам в обороне противостоят большие потери в территории.

Прежде чем отправиться на Восточный фронт, я навестил своих родственников в Шпандау. Ужев дверях я понял, что настроение у них подавленное. Тетя Марта рассказала мне, что мой двоюродный брат Вольфганг (лейтенант люфтваффе) в течение некоторого времени считается без вести пропавшим в Южной Франции.

До наступления темноты я был уже в Райникендорфе.

27 сентября.

Имперское радио сообщило: «26 сентября в районе Арнхайма окончательно было сломлено сопротивление окруженной 1-й английской воздушно-десантной дивизии. В десятидневных боях быстро сосредоточившимся силам всех родов вермахта под командованием командира танкового корпуса СС обергруппенфюрера СС и генерала войск СС Биттриха удалось полностью уничтожить элитную английскую дивизию, несмотря на ее ожесточенное сопротивление и подкрепления, получаемые ею с воздуха. Все попытки противника деблокировать окруженную дивизию с юга были отражены с большими потерями. Всего было захвачено 6450 пленных, насчитаны тысячи убитых, в число трофеев входят 30 противотанковых пушек, другие орудия, 250 автомобилей. Уничтожено и захвачено 1000 грузовых планеров и подбито более 100 самолетов…»

«Мы побеждаем даже мертвыми!» — вспомнил я слова моего отца.

30 сентября.

Пора! Я упаковал свои скромные пожитки. В поездку я отправляюсь только с полевой сумкой и туалетными принадлежностями.

Станция Цоо. Я стою на платформе и жду поезд с отпускниками на Варшаву. До отправления еще пять минут.

1 октября.

Поезд остановился на перегоне между Познанью и Кутно. Едем вперед очень медленно. Нам навстречу в сторону Берлина идут поезда с ранеными.