Первые шаги в политике: 1900—1905

Первые шаги в политике: 1900—1905

В начале 1901 года двадцатипятилетний Уинстон вошел в состав парламента. На выборах в законодательное собрание, прошедших осенью 1900 года, — выборах «хаки» — он был избран депутатом от консерваторов Олдема, рабочего городка в Ланкашире. Уинстон покорил избирателей своими подвигами в Южной Африке, к тому же волна империалистических настроений захлестнула Англию, и рабочие отдали свои голоса юному патрицию.

По правде говоря, это был не первый политический опыт Уинстона. Ему уже случалось дважды или трижды произносить речь на собраниях консерваторов, а главное, он уже попытал счастья в Олдеме в июле 1899 года во время частичных выборов. От этого густонаселенного округа избирались двое депутатов. Рабочие текстильной промышленности составляли здесь подавляющее большинство электората. Против двух представителей либеральной партии в списке кандидатов от партии консерваторов Черчилль значился вместе с рабочим Джеймсом Моудсли, секретарем профсоюза прядильщиков хлопка. У Уинстона появилась прекрасная возможность подать пример «демократического торизма». Ведь это был символический союз молодого аристократа и старого рабочего хлопкового производства. Однако в ходе избирательной кампании пространные, нудные речи Уинстона о величии империи, о процветании нации, плохо сочетавшиеся с сугубо практическими требованиями Моудсли, не вдохновили избирателей. К тому же в Ланкашире политические взгляды граждан расходились не по классовому признаку, а отражали прежде всего религиозный раскол, либерально-диссидентскому лагерю противостоял лагерь консерваторов-англиканцев. Кроме того, Уинстон так увлекся, что даже называл партию либералов «сборищем лицемеров, ханжей и маньяков». Позже, когда Уинстон примкнул к либералам, ему припомнили его слова. А пока все закончилось оглушительным провалом, и Бальфур, бывший депутат, избиравшийся еще вместе с Рандольфом Черчиллем, довольно жестко отозвался об этой неудаче: «Я видел в Уинстоне многообещающего молодого человека, а он оказался молодым человеком, который не способен ни на что, кроме обещаний». Но зато в 1900 году политическая атмосфера в Олдеме заметно изменилась. Когда правительство консерваторов во главе с Солсбери решило распустить палату общин, чтобы провести в парламент послушное себе большинство, страну охватил националистический бум в связи с войной с бурами. Вот почему на выборах легко победили консерваторы и юнионисты. В своем округе Черчилль был необычайно популярен не столько в силу сложившихся обстоятельств, сколько благодаря своей славе героя Трансвааля. Прибывшего в Олдем кандидата Черчилля встречал духовой оркестр, исполнивший для него «Гляди, идет победивший герой». Каждая встреча с кандидатом вызывала у избирателей бурю восторга. Это было триумфальное шествие в парламент Уинстона Черчилля, а не представителя партии консерваторов. Основными темами его агитационных речей были война, патриотизм и величие Империи. В конечном счете, 1 октября 1900 года Уинстона избрали с перевесом в шестнадцать голосов.

Однако к тому времени вновь избранному депутату были гораздо ближе заморские колонии, нежели собственная страна. В Англии он хорошо знал лишь Лондон, Бленхейм, поместья аристократии да офицерские столовые. Он не имел ни малейшего представления о промышленном севере с бедными рабочими поселками, задымленными, безликими, не говоря уже о Шотландии. Огромная пропасть отделяла изящного любителя поло от его поклонников из олдемского спортивного общества (Oldham Athletic Club). Тем не менее, в Олдеме, а затем и в Данди — двух центрах текстильной промышленности — он весьма успешно представлял интересы английских «рабочих с мозолистыми ладонями» и «небритыми подбородками», проявляя при этом искренний патернализм, унаследованный им от предков — вигов и тори.

Первое заседание нового парламента, отложенное из-за кончины королевы Виктории 22 января, торжественно открылось 14 февраля 1901 года. Король Эдуард VII, восседая на троне, руководил церемонией и произнес приветственную речь. В этот день Черчилль впервые принял участие в заседании парламента. Его кресло было совсем рядом с креслом, которое некогда занимал его отец. На заседаниях парламента Уинстону предстояло присутствовать в течение шестидесяти двух лет. Пока же к радостному предвкушению примешивалось легкое волнение, ведь перед ним открывался новый, неведомый ему доселе мир. А всего за несколько дней до этого человечество перешагнуло порог нового тысячелетия — символично, не правда ли? Солнце королевы Виктории закатилось, в последний раз осветив землю прощальными лучами, и взошла звезда нового короля — Эдуарда VII. Честолюбивые помыслы, надежды, романтические предчувствия теснились в груди молодого депутата, мечтавшего о головокружительной карьере, — в конце концов, разве он не прирожденный лидер, явившийся в этот мир, чтобы править?

Начало политической карьеры Черчилля было многообещающим. Первая его речь в парламенте, которую он произнес 18 февраля, имела большой успех. Уинстон предпочел сразу же занять независимую позицию, позицию государственного деятеля, представляющего народ, а не отдельную партию. Он не колеблясь высказал критические замечания относительно военной политики правительства, выработанной военным министром, консерватором Сент Джоном Бродриком. Уинстон говорил о бессмысленности намеченных реформ, осуществление которых обошлось бы стране слишком дорого. По его мнению, целесообразней было бы сделать ядром армии военный флот и всячески его поддерживать, нежели питать несбыточные надежды в отношении сухопутных войск. В 1903 году Черчилль опубликовал посвященную этой теме книгу «Армия мистера Бродрика». Тогда же он примкнул к отколовшемуся крылу депутатов-консерваторов, объединившихся вокруг лорда Хьюго Сесила, родного сына премьер-министра лорда Солсбери. Новоявленные «младотурки», прозванные «хьюглиганами», а затем попросту «хулиганами», ратовали за социальные реформы. Черчилль, охваченный жаждой деятельности, примкнул к ним, увидев в молодых реформаторах оплот прогрессивной политики.

Однако, начиная с 1903 года, когда возник вопрос о возврате к протекционизму, мнения политиков разделились. Джозеф Чемберлен выступил защитником государственного контроля и 15 мая 1903 года в своей речи в Бирмингеме, произведшей эффект разорвавшейся бомбы, предложил положить конец свободе торговли. Это предложение посеяло смуту в сплоченных рядах консерваторов и юнионистов и навсегда раскололо большинство, находившееся у власти. Черчилль же занял позицию убежденного сторонника свободной торговли. Он считал, что это наиболее выгодный путь развития экономики, способный привести страну к процветанию. Черчилль делал резкие выпады в адрес Чемберлена, упрекал даже Бальфура, ставшего премьер-министром в 1902 году. Уинстон стал настоящим мятежником в лагере тори. А к концу 1903 года он уже вел продолжительные беседы с Ллойдом Джорджем о своем политическом будущем и все больше голосовал как истый либерал. 31 мая 1904 года Уинстон сделал решительный шаг: перешел из одной партии в другую,crossed the floor, как принято говорить, то есть пересел со скамьи консерваторов на скамью либералов. Утверждали при этом, что стоило только лидерам консерваторов поманить Черчилля министерским портфелем — и они смогли бы его удержать. Однако есть основания сомневаться в подобном предположении. Все способствовало тому, чтобы молодой оппортунист, жаждавший взобраться по «шесту с призом», как говаривал Дизраэли, сменил лагерь. И, прежде всего этому способствовали его убеждения. К тому же он никогда не был сторонником разделения на партии, никогда не был предан партии консерваторов. «Консерваторы никогда меня не любили и не доверяли мне», — говорил Уинстон в двадцатые годы[45]. Поначалу он даже было написал Хьюго Сесилу: «Я — либерал. Я ненавижу партию тори, ее членов, их речи, их методы. Мне по душе лишь мои избиратели из Олдема»[46].

С 1902 по 1905 год другое занимало Уинстона: биография его отца. Книга вышла в январе 1906 года. Это были два толстых тома, каждая строчка в них дышала сыновней почтительностью. Хотя в книге было приведено много фактов, автор явно идеализировал лорда Рандольфа, представлял его не только принципиальным человеком, но и государственным мужем, сторонником демократического торизма, иными словами, провозвестником идей своего сына. Само собой, о резкости и капризах лорда Рандольфа в книге не упоминалось, а мрачность и неприятные стороны его характера сын стыдливо обошел молчанием. Однако композиция книги и стиль автора биографии были безупречны. Учитывая законы жанра, книгу можно назвать успешной. Когда она вышла в свет, критики отзывались о ней исключительно благосклонно.

Поскольку Уинстон сжег за собой мосты, соединявшие его с консерваторами, и примкнул к либералам, ему пришлось подыскивать новый избирательный округ. Среди многочисленных предложений от комитетов либеральной партии Уинстон выбрал северо-западный Манчестер. Жители этого округа были состоятельными гражданами, сторонниками свободной торговли. Уинстон нашел у них горячую поддержку. Здесь перебежчик стал официальным кандидатом, «поддерживавшим свободную торговлю и либеральную партию», и успешно боролся за свое правое дело, утверждая, что это не он изменился, а партия консерваторов. На выборах в законодательное собрание, прошедших в январе 1906 года, Уинстон, оказавшийся на гребне либеральной волны, затопившей страну, одержал убедительную победу, получив пятьдесят шесть процентов голосов, что составило преимущество в тысячу двести голосов над его соперником В. Джойнсоном Хиксом (Jix). Последний стал впоследствии министром внутренних дел и коллегой Уинстона в правительстве Болдуина в двадцатые и тридцатые годы.

Теперь мы уже можем нарисовать портрет молодого депутата Уинстона Черчилля, описать его облик, рассказать о его характере и манерах. Ведь мы располагаем многочисленными свидетельствами современников Уинстона. Итак, это был молодой человек среднего роста, хрупкий на вид, несмотря на крепкое телосложение, с голубыми глазами, веснушчатым лицом. Однако его огненно-рыжая шевелюра вскоре утратила яркость, превратившись всего лишь в рыжеватую. Ангельское личико Уинстона светилось лукавой улыбкой, делавшей его похожим на неугомонного шалуна-школьника. Таков был Черчилль в начале своей политической карьеры, неизменно уверенный в себе и надменно переступающий через условности. Он не лез за словом в карман, слегка сюсюкал, однако это не помешало ему вскоре стать властным и расчетливым политиком. Говорил Черчилль нервно, быстро, сопровождая свою речь жестами; собеседники постоянно находились под непрерывным огнем его вопросов. Свой эгоцентризм и неиссякаемую энергию он обосновывал идеями Дарвина. Он считал, что в борьбе за жизнь судьба помогает тем, кто помогает себе сам. Выживают лишь самые одаренные и самые сильные. А потому нет ничего удивительного в том, что страстный поклонникRule Britanniaобожал военные и патриотические песенки.

Уинстон походил на очаровательного неуклюжего медвежонка. У окружающих он вызывал одновременно и симпатию, и антипатию. Ему по-прежнему не давали покоя ненасытное честолюбие и потребность во внимании широкой публики. Ничего не изменилось со времен колониальных войн. Однако гонка за медалями сменилась гонкой за должностями. Оттого-то за Уинстоном и закрепилась слава заядлого интригана, демагога, двуличного человека, готового пуститься во все тяжкие ради достижения своих целей. А уж сколько бесчестных выпадов приходилось отражать бедному Уинстону со стороны его бывших товарищей-консерваторов, не оставлявших несчастного молодого человека в покое с тех пор, как он перешел в стан либералов. Консерваторы считали его отступником, предавшим свой класс, перебежчиком, между собой они обычно называли Уинстона «бленхеймской крысой». Более сдержанно, но не менее сурово высказался в его адрес Остин Чемберлен: «Он сменил лагерь, руководствуясь личными интересами». Эта враждебность, а порой даже ненависть сказались на всей последующей карьере Уинстона. Вплоть до 1940 года злопамятная Немезида неотступно преследовала его. Ведь «месть — это блюдо, которое едят холодным». Тем более в политических кругах.

Однако если обратиться к свидетельствам друзей Уинстона или благосклонно настроенных к нему наблюдателей, легко убедиться, что они в равной степени отмечали его стремление выставить себя в выгодном свете, а также его неутолимую жажду славы. Так, Ллойд Джордж говорил: «Аплодисменты, которыми аудитория встречала его речи в парламенте, ударяли ему в голову. Он, словно актер, нуждался в ярких огнях рампы и рукоплесканиях партера». А журналист одной из либеральных газет Альфред Гардинер отмечал: «Он не отдает себе отчета в том, что постоянно играет роль — героическую роль — и сам же оказывается зрителем»[47]. Губернатор Уганды рассказывал, как во время путешествия по Африке в 1907 году юный заместитель министра по делам колоний заверил его, что прежде чем ему исполнится сорок три года — а именно столько было тогда губернатору, — он станет премьер-министром[48].

В своих дневниках Беатрис Уэбб удивительно точно описала будущего премьер-министра, с которым повстречалась на званом обеде в 1903 году. В этих записях Черчилль хотя и представлен в невыгодном свете — отвратительным хвастливым карьеристом, тем не менее, Беатрис признает его необычайную одаренность и отмечает, что, вероятно, его ждет большое будущее. Вот как Беатрис, преуспевающий методичный социолог, описывала своего чересчур активного гостя: «Первое впечатление: очень беспокойный человек, порой он просто несносен. Не способен на долгую серьезную работу. Эгоцентричный, претенциозный, неглубокий человек, безусловно реакционер, но не лишен обаяния, весьма умен и своеобразен. Однако это своеобразие не ума, а характера. Больше походит на американского спекулянта, нежели на английского аристократа. Весь вечер говорил только о себе и своей предвыборной кампании. (...) Но несмотря ни на что, — продолжает Беатрис, — его смелость, мужество, огромный потенциал, а также та давняя традиция, которую он воплощает, вероятно, сослужат ему хорошую службу, если только он не погубит себя сам, как его отец»[49].

Что же касается политических взглядов Уинстона, в то время они были тесно связаны с его весьма своеобразным видением мира. Он твердо верил в то, что внешняя политика включает в себя внутреннюю, что насущные проблемы государства нужно решать в общепланетарном аспекте, а Соединенное Королевство необходимо рассматривать лишь как часть Империи. Сам Уинстон с презрением относился к тем, кто считал, что могущество Британской империи достигло своего апогея и что теперь упадок страны неминуем. Уинстон называл таких пессимистов воронами (croakers). Сам он был глубоко убежден в том, что «сила и жизненный потенциал нашей нации и нашей крови» не позволят Англии отказаться от ее высокой цивилизаторской миссии в мире. В этой убежденности не было ни агрессивного шовинизма, ни пошлых имперских замашек, но основанное на глубоком и непоколебимом патриотизме романтическое понимание величия своей нации. Выходило, что решение внутренних проблем Англии — необходимые реформы образования, здравоохранения, налогообложения, повышение уровня жизни, прогресс демократии — напрямую зависит от того, какую позицию Англия занимает в мире. Пол Эддисон справедливо заметил, что если сторонники государственного контроля во главе с Чемберленом видели будущее Англии довольно безрадостным, то защитники свободы торговли, экспорта, конкуренции смотрели вперед с оптимизмом, основанным на вере в могущество и процветание Британской империи ныне и впредь. Imperium et Libertas («Империя и Свобода»): Черчилль был верен девизу партии Подснежника, в которой состояли его отец и мать.