1961. Юрий Чурбанов стал мастевым

1961. Юрий Чурбанов стал мастевым

Юрий Чурбанов справляет первую годовщину «пополнения рядов» (вступление в партию).

Еще одно знаменательное событие: Юрий женится на двадцатилетней студентке Тамаре Вальцеферовой, жившей в том же полуноменклатурном доме на престижной улице Алабяна. До этого Юра не очень часто появлялся с Томой в гостях — ведь он слыл вольным стрелком. «Нагулялся!» — таков был полувопросительный приговор приятелей и знакомых. Большинство из них, бесспорно, одобрило Юрино решение: Тамара слыла девушкой милой и терпеливой. Во всяком случае, «собрания» с дешевым тогда коньяком и «продолжением банкета» в сауне воспринимала, насколько я знаю, как нечто столь же немелодичное, но незыблемое, как аббревиатура «ВЛКСМ». Однако между родителями молодоженов сложились отношения, которые сама Тамара Викторовна позднее со вздохом окрестила ненормальными. Поэтому молодые, как это водится, решили снимать квартиру. Я не хочу зло подробничать по поводу семьи Вальцеферовых; считаю, что четырехлетний брак их дочери с Юрием Чурбановым и так оставил шлейф досужих пересудов среди Тамариной родни.

С августа Юрий работает в политотделе столичного УВД помощником начальника по работе среди комсомольцев и молодежи. Вряд ли, думаю, скромный милицейский чиновник подозревал, что лет через двадцать будет надменно поучать совмолодежь со страниц популярной «Комсомолки» в четырехколоночном интервью под помпезным — в стиле эпохи! — заголовком «Солдаты правопорядка»: «К великому сожалению, правонарушения молодежи являются, по существу, базой общей преступности в стране. Статистика показывает, что более чем две трети рецидивистов совершили первое преступление в несовершеннолетнем возрасте. Суть новой задачи для всех, в том числе и для сотрудников милиции, емко сформулировал товарищ Л. И. Брежнев. Он сказал, что сегодня нас уже не может удовлетворить то, что абсолютное большинство советской молодежи с чувством высокой ответственности исполняет свой гражданский долг, глубоко понимает и активно претворяет в жизнь политику партии. Наша задача — бороться за каждого молодого человека, за его убеждения, за его активную жизненную позицию. Среди подростков бытует мнение, что они несут наказание за преступление только в виде «передачи на поруки», условного осуждения или привлечения к ответственности родителей. Неудивительно, что половина осужденных и находящихся в воспитательно-трудовых колониях считают назначенную им меру наказания слишком строгой. Многие подростки противоправные действия относят к детским шалостям, утверждают, например, что за нецензурную брань на улице никакой ответственности быть не может».

Такое вот интервью.

Сам-то будущий первый замминистра внутренних дел не особенно, между прочим, «фильтровал речь» (то есть следил за своим лексиконом). Вставить, похохатывая, ненормативное словечко, пусть даже в присутствии малознакомой дамы, считал, видимо, проявлением особой доблести. Его коллеги по работе в ГУВД вспоминают о Чурбанове как о неизменном острослове и пробивном весельчаке. Причем и дежурные остроты, и выгодное веселье сводились к приземистому знаменателю сержантской матерщины. На том и стоял «солдат правопорядка».

Об этом этапе своей жизни Юрий Михалыч вспоминал в интервью 1994 года:

— Вышло просто. Я не думал, что буду работать в органах. Кажется, в 1961 году было решение ЦК КПСС о том, чтобы направлять коммунистов (я вступил в партию в 1960-м) и комсомольцев на работу в органы внутренних дел. Службу я начинал в исправительно-трудовых учреждениях Московской области: 8 тюрем и 8 колоний — одна женская, две подростковые и пять мужских. Анев ГАИ, как писал Рой Медведев. Я был помощником начальника политотдела. Уголовники, как во все времена, — «воры в законе», руководители преступных группировок, мастевые... Мы для них газету выпускали. По тем временам действительно головокружительная карьера. Но я не перескочил, как писали, ни через одно звание, ни через одну должность. Сегодня большие звезды хватают куда круче. За считанные месяцы. Выражаясь жаргонным языком, я законченный мент. Я душой и телом прикипел к этой профессии. А пройдя через Лефортовскую, Краснопресненскую, Нижнетагильскую тюрьмы, каторгу, прокантовавшись несколько месяцев в «столыпинских» вагонах, испытав издевательское следствие и неправый суд, я с другой стороны решетки познал горький труд сотрудников внутренних дел. Реализовал ли я себя? Не дали. И не только мне. После смерти Щелокова из министерства вышибли ядро профессиональных сотрудников. Причем на всех уровнях: от рядовых до генералов. А начальником ГУВД Москвы назначили физика Мурашева. Министрами — секретарей обкомов, ни дня не проработавших в органах: Бакатина и Власова. За последние годы уволили тысячи лучших сыщиков и криминалистов, многие из которых ушли в коммерческие структуры. А что им было делать? Меня обижает, что наша пресса беспощадно молотит милицию. Во времена Щелокова информационная политика была мудрее. А пресса понимала, что милиция — тот боевой отряд, который выполняет самые непростые задачи. Тогда некомпетентных людей в МВД не держали. А если бы министерство допустило такой рост преступности, как сейчас, с Щелокова, с меня и других руководителей сорвали бы лампасы. До трусов бы раздели. И поступили бы правильно.

Одна милиция в этом кавардаке ничего не сделает. Сколько бы ей ни выделяли денег и современной техники. Пока развалена экономика, ничего не изменится.