Письмо Лили Брик Сталину

Письмо Лили Брик Сталину

Когда я пришел, Ф. Г. прощалась с немолодой, красивой женщиной, умеющей «держать спину» и явно не сдающейся возрасту.

— Вы поняли, кто это? — спорсила Ф. Г., захлопнув дверь за гостьей. — Ла, та самая Нора. Вероника Витольдовна. Она живет неподалеку, на Швивой горке, иногда заходит. Мне все-таки бывает ее жаль: жизнь не сложилась и актрисы из нее не вышло.

Отец ее — кинозвезда первой величины, правда времен Великого немого. Одно имя — Витольд Полонский — собирало полные залы. Толпы поклонниц, фильм за фильмом, контракты, бешеные деньги. В сорок лет ушел из жизни — и все вместе с ним.

Наверное, Нора мечтала о славе отца. А если бы она тогда не пошла на репетицию, вся жизнь и ее, и Маяковского повернулась бы по-другому…

А вы знаете, как случилось, что Сталин назвал его лучшим и талантливейшим поэтом? Это тоже странная история.

Лиля Брик была чем-то недовольна, что-то не получалось у нее с новым изданием, хотя одно собрание сочинений Маяковского вышло сразу после его смерти. У меня оно было — пять изящных синих томиков небольшого формата. С ними я не расставалась, а потом они исчезли — может быть, Иринины гости их увели. У меня часто книги бесследно пропадают.

Так вот, Лиля пожаловалась Сталину — написала письмо и попросила своих знатных друзей, чтобы оно попало вождю прямо в руки. Он прочел и наложил резолюцию: «Товарищ Ежов!» и дальше все известные слова, внизу приписка, что, мол, неуважение или безразличие к памяти Маяковского — преступление! Представляете, сам Сталин дает директиву: преступление. И адресует свои слова не одному энкаведешнику, а всем членам партии — директиву его напечатали в «Правде», уже без ссылки на Ежова.

Не знаю, сколько голов полетело после этого, но одно точно: самого Маяковского убили после его смерти. Всюду стали твердить «Стихи о советском паспорте», без отрывка из поэмы «Во весь голос» не обходился ни один кониерт. «И жизнь хороша, и жить хорошо» — неслось со всех сторон, а строчки, где он додумался упомянуть Сталина, печатались на плакатах и красовались на каждом углу.

Вот вам верный способ отбить желание читать поэта. Покрыли его густым слоем бронзы еще до того, как поставили ему грозный памятник. Думал ли он, когда говорил о Пушкине «я люблю живого вас, не мумию», что его самого забальзамируют.

Живой Маяковский, каким он остался в поэзии, и сегодня не может пробиться к людям. Я тут зашла в библиотеку ВТО, спросила его лирику. Мне вынесли книгу, покрытую пылью толщиной в палеи. А в ней — приклеенный гуммиарабиком листочек, где библиотекари пишут, когда ее брали читатели. Сейчас шестьдесят девятый год? Последняя отметка на этом листочке сделана в тридцать девятом! Вот и все.