Пазл 32. «Мне не до шуток»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Пазл 32. «Мне не до шуток»

Инфаркт не мог пройти мимо такой женщины, как Фаина Раневская. Было бы удивительно, если бы с ее характером она смогла сохранить здоровое сердце.

Больница, неподвижный режим. А ей передают письма с пожеланиями скорее выздоравливать, не терять чувства юмора, для своего скорого выздоровления вспоминать что-то только приятное, думать об искусстве…

Это невероятно, возмущалась после прочтения ей этих писем Раневская. И продолжала возмущаться: это ей, в ее-то положении предлагают думать о возвышенном? Когда у нее утка под кроватью?

Она просила кого-либо написать за нее ответ, который тут же диктовала. Сохранилось несколько ее таких писем, Вот одно из них:

«Благодарю Вас за советы, которым я не могу, к сожалению, следовать. Моя память подсказывает мне только вид шкафа с велосипедом в объятиях качалки, которые вращаются вокруг своей оси, вызывая недоумение и даже ужас у многих граждан, видевших это зрелище, а также у меня.

Ваш совет не терять юмор сейчас для меня неприемлем. Мизансцена, в которой я должна пролежать на спине 40 дней без права вращения вокруг своей оси, не может вызвать чувство юмора у самого развеселого гражданина нашей необъятной Родины!! Врач мне сообщил со счастливой улыбкой: „Инфаркт пока что протекает нормально, но мы никогда не знаем, чем это все может кончиться“.

Как вы можете понять, я не испытываю чувства благодарности к человеку, усилиями которого я очутилась в больнице. Но это не только художник, о котором Вы упоминаете, это и его вдохновитель и организатор!! Другими словами, режиссер этого безобразия.

Перехожу к приветам и поклонам: Ие Саввиной, Адоскину, Бортникову, Диночке-парикмахерше, Юле Бромлей, Годзику… У меня нет с собой телефонной книжки — наверное, еще многим другим.

У меня от поклонов закружилась голова, которую от обилия лекарств я не узнаю, точно я ее одолжила у малознакомой идиотки».

В больнице Фаину Раневскую в это время поджидал еще один недуг — ее стала мучить бессонница. Врачи обеспокоились, принялись делать самые разные назначения. Но ничего не помогало. Дошло до того, что, начиная с семи часов вечера, ей в течение получаса давали выпивать три-четыре разные таблетки, а сон все равно не приходил, и засыпала Раневская только под утро, измученная вконец даже не столько самой бессонницей, сколько невозможностью врачей с ней справиться. Врать она не умела и не могла, и ей было страшно неудобно перед врачами, которые каждое утро спрашивали ее об одном и том же: как спалось?

Однажды лечащий врач, женщина молодая, зашла в палату к Раневской с лицом, полным надежды и уверенностью в успехе — поздно вечером она, загадочно улыбаясь, дала Раневской таблетку и сказала, что сейчас она будет спать, как ребенок: долго и спокойно.

Но Раневская, виновато улыбаясь, призналась, что опять заснула только под утро.

— Не может быть, — искренне растерялась врач. — Я по секрету Вам скажу, — тут она перешла на шепот, — я еле выпросила эту таблетку. Это же для буйнопомешанных. Их так успокаивают!

— Что же Вы мне сразу не сказали? — почти испугалась Раневская. — Я бы, быть может, уснула…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.