25 сентября – Никита ПОДГОРНЫЙ

25 сентября – Никита ПОДГОРНЫЙ

Актеры всегда считались людьми суеверными: не любят они играть разного рода болезни, умирать на сцене и на экране. Боятся, что таким образом спроецируют свою сценическую жизнь на реальную. Известно много случаев, когда подобные страхи не подтверждались. Но с другой стороны, есть масса обратных примеров, которые невольно наводят на мысль, что в этих суевериях все-таки есть какая-то доля истины. Судьба актера Никиты Подгорного именно из этого ряда.

Никите Подгорному самой судьбой было уготовано стать артистом: многие его предки посвятили свою жизнь театру. Его бабушка – Наталья Ивановна Любушкина – играла с Комиссаржевской, дядя – Николай Афанасьевич – всю жизнь проработал в Художественном театре, и, наконец, его отец – Владимир Афанасьевич Подгорный – играл у Мейерхольда в Студии на Поварской, а остаток жизни провел в Малом театре. Так что Никита, едва он появился на свет, сразу окунулся в творческую атмосферу. В их доме часто бывали знаменитые люди того времени: Константин Станиславский, Михаил Чехов, Василий Качалов, Юрий Тынянов и др., а по соседству с ними жили такие выдающиеся актеры, как Софья Гиацинтова, Серафима Бирман, Вера Пашенная. Последняя больше всех обожала юного Никиту и всем и всюду неизменно повторяла, что считает его своим внуком.

Чуть ли не сразу как Никита научился ходить и говорить, родители тут же стали водить его в театр. Он пересмотрел множество спектаклей во МХАТе и Малом театре, а любимым его актером на всю жизнь стал знаменитый мхатовский трагик Леонидов.

В 1948 году Никита закончил десятилетку, причем экзамены сдавал экстерном. Хуже всего ему давалась алгебра, и были большие сомнения, что он вообще ее сдаст. Но Подгорного выручило его природное обаяние. Купив цветы и огромный торт, он отправился за город, где на своей даче жила его учительница по математике. Говорят, Подгорному не пришлось ничего сдавать: узнав, что он собрался идти в артисты, чтобы продолжить актерскую династию Подгорных, учительница поставила своему ученику вожделенную тройку.

В отличие от подавляющего числа абитуриентов, которые подают документы сразу в несколько театральных вузов, Подгорный шел только в один – в Щепкинское училище при Малом театре. На его сцене много лет проработал его отец, и этот театр Никита считал самым лучшим из всех существующих театров. Его приняли с первого же захода. И практически сразу Никита стал всеобщим любимцем, поскольку характера был легкого, компанейского и остроумными шутками сыпал направо и налево. И актером он был многогранным: мог с равным успехом играть и стариков, и героев-любовников. Причем даже крохотную роль из разряда «кушать подано» умудрялся превратить в маленький праздник, после которого ни один из его преподавателей и однокурсников не сомневался – у этого студента впереди блестящее будущее. Так, собственно, и получилось. Еще в училище Подгорный вместе со своими однокурсниками играл в массовках в Малом театре и уже на голову опережал своих товарищей по училищу. Причем играл-то не роли, а какие-то рольки, но после его выхода на сцену многие зрители, впервые видевшие его, восхищенно спрашивали: «Кто это?» И знатоки театра отвечали: «Это Никитушка, сын Владимира Афанасьевича Подгорного».

Как и предполагалось, закончив училище, Подгорный был определен в Малый театр. Под свое крыло его взял признанный мэтр театра Михаил Царев. Как и Пашенная, тот считал Никиту своим внуком, обожал его и всячески баловал. Даже шалости, которые не прощал другим, ему спускал с легкостью необыкновенной. Например, однажды Подгорный с приятелями закрылись в гримерке, чтобы распить после спектакля бутылку «Столичной». В это время в дверь постучали. На вопрос «кто там?» раздался голос Царева. Однако в Малом театре в ту пору было несколько шутников-имитаторов, кто мастерски подделывал голос Михаила Ивановича. Подгорный подумал, что это кто-то из них, и послал непрошеного визитера куда подальше. Однако стук продолжился, но уже более настойчиво. Подгорный опять выругался. Наконец, после того как стук не прекратился, он открыл дверь и обмер – на пороге действительно стоял Царев. Все присутствующие ожидали грандиозного скандала. Но мэтр даже голоса не повысил, а на скорые извинения Никиты ответил: «Ничего, Никитушка, я к этим шуткам уже привык».

К слову, подобным образом к Подгорному относился не только Царев, но и другие корифеи прославленного театра: Михаил Жаров, Борис Бабочкин, Игорь Ильинский. Как утверждают очевидцы, в родном коллективе у Подгорного вообще не было врагов, что является случаем уникальным – в таком учреждении, как театр, где чуть ли не все друг другу завидуют, это нонсенс. Но с Подгорным это было именно так. Хотя не любить его порой было за что: единственный и поздний ребенок в семье, он с детства привык, чтобы его любили и уделяли ему внимание, а сам мог быть и грубым, и жестким. Но то было крайне редко и в основном с людьми, которые самому Подгорному были несимпатичны. В число таких людей суждено было угодить режиссеру Борису Равенских. Он ставил с Подгорным спектакль «Власть тьмы», и у них чуть ли не с самого начала не сложились отношения. Их неприязнь друг к другу дошла до такой степени, что Подгорный после одной из репетиций позвонил режиссеру домой и наговорил ему по телефону массу резкостей. После чего заявил, что покидает Малый и переходит в Вахтанговский театр. Зная характер Подгорного, который всегда выполнял то, что обещал, многие посчитали, что вопрос с переходом – дело решенное. Однако Подгорный так и не ушел из родного театра. Говорят, его уговорил остаться его вечный заступник Михаил Царев.

Широкая известность пришла к Подгорному в конце 50-х, когда на экраны страны вышел фильм Ивана Пырьева «Идиот», где он сыграл роль Ганечки Иволгина. Критики потом писали, что Подгорный сыграл его так, как прописано у Достоевского. На волне подобного успеха актеры обычно бросаются играть все подряд, лишь бы закрепить свалившуюся на их голову славу. Но Подгорный был иного склада актер: он очень гордился своей работой у Пырьева, но размениваться на более мелкие роли не желал. Поэтому в кино снимался редко, урывками, поскольку роли выбирал тщательно и скрупулезно. Вот почему его следующая значительная роль в кино состоялась спустя почти десятилетие. В детективе Герберта Раппапорта «Два билета на дневной сеанс» он сыграл ученого-химика Лебедянского. Еще на стадии съемок скептики твердили, что Подгорному не следует связываться со столь низким жанром: дескать, негоже актеру ведущего театра страны играть в детективе. Однако стоило фильму выйти на широкий экран, как скептики тут же замолчали. Фильм получился отменный, и одна из лучших ролей в нем – у Никиты Подгорного.

В первый раз Подгорный женился рано – еще когда учился в училище. Его женой стала однокурсница по Щепкинскому, девушка с редким именем Нэлли. Но этот союз постигла та же участь, что и многие другие ранние браки, – он распался спустя несколько лет. И сразу после этого Подгорный женился повторно. Это опять была актриса – коллега Подгорного по Малому театру Ольга Чуваева. Она пришла в Малый через несколько лет после Подгорного, закончив то же училище, что и он. Поначалу их связывали только дружеские отношения, но потом начался красивый роман. А когда Подгорный ушел из первой семьи, он тут же сделал предложение Ольге. В этом браке вскоре на свет появилась очаровательная дочь Дарья, очень похожая на своего отца (сегодня она работает там же, где и ее родители, – в Малом театре).

В 70-е годы Подгорный уже по праву считался одним из ведущих актеров Малого театра. Он много играл, и зрители специально ходили именно на него – как говорили в старину, «на фигуру». Скажем прямо, достичь таких высот было делом непростым, учитывая, что Малый театр был настоящим собранием корифеев – в нем работало десять народных артистов СССР. И выбиться «в люди» среди такого созвездия имен было адски трудно. Подгорный оказался одним из тех, кому это удалось. Он играл разные роли: Рюмина в «Дачниках», Шприха в «Маскараде», генерала Тафто в «Ярмарке тщеславия», Боркина в «Иванове», Чацкого в «Горе от ума». По поводу последней роли критик Андрей Караулов писал: «Подгорный никогда не играл сам себя. Но он, если так можно сказать, играл через себя. Он использовал материалы своей биографии. Чтобы так тихо, с такой грустью сыграть Чацкого, надо прочесть десятки поэтических книг…» Последнее замечание было верно: с детства Подгорный был заядлым книгочеем, перечитав чуть ли не всю библиотеку своего отца, которая считалась одной из крупнейших в Москве. И особое место среди этих книг занимала поэзия.

Несмотря на принадлежность к театру, который принято называть академическим, Подгорный продолжал оставаться таким же шутником и душой компании, как и в студенческие годы. Разве что глаза у него стали серьезными, а так все осталось прежним. О его розыгрышах до сих пор ходят легенды. Один из них до сих пор вспоминает актриса Элина Быстрицкая. Она играла с Подгорным в спектакле «Перед заходом солнца», и в одной из сцен Подгорный внезапно снял очки, необходимые ему по роли, и актриса увидела под ними… исполинские ресницы, которые актер специально наклеил перед выходом на сцену, чтобы «расколоть» актрису. Ему это удалось: Быстрицкая прыснула, после чего тут же повернулась к залу спиной, чтобы окончательно не сорвать мизансцену.

Но самый знаменитый розыгрыш Подгорного случился в середине 70-х, причем отдавал он политическим душком и мог навсегда испортить карьеру его участникам. Дело было в Щелыкове – любимом месте отдыха советских актеров, в том числе и Подгорного. Он ездил туда отдыхать каждый год, и у него там даже была своя отдельная комната, которая так и называлась – «комната Никиты». И вот однажды Подгорный с двумя дружками, приняв внутрь определенное количество горячительного, отправился за пивом в местный буфет возле почты. Но, к их несчастью, пиво на тот момент уже закончилось. Тогда Подгорный подбил своих товарищей немедленно отправить в Москву, руководству ВТО, в чьем подчинении находился дом отдыха, телеграмму следующего содержания: «Встревожены отсутствием пива в буфете дома отдыха Щелыково. Брежнев, Подгорный, Гришин». Смысл шутки был в том, что фамилии трех подписантов совпадали с фамилиями первых лиц государства: Леонид Брежнев тогда был генеральным секретарем ЦК КПСС, Николай Подгорный – председателем Президиума Верховного Совета СССР, а Виктор Гришин – хозяином Москвы и членом Политбюро. Попадись эта телеграмма на глаза кому-нибудь из высоких чиновников, и авторы шутки горько пожалели бы о своей выходке. Но, к счастью, все обошлось и дальше руководства ВТО этот розыгрыш не распространился. И говорят, что пиво после этого случая в дом отдыха завезли.

Работа в театре отнимала у Подгорного практически все его время. В кино он снимался редко, поскольку сценариев, достойных себя, он не находил. Исключения делал только для режиссеров, которых ценил и уважал. У таких мог сняться даже в крохотных эпизодах. Например, так случилось с Георгием Данелией, у которого Подгорный снялся в фильме «Осенний марафон» в маленькой роли директора института (в кадре актер появлялся всего пару раз).

Еще одним местом приложения своих сил Подгорный избрал телевидение, где в 70-е была очень сильная редакция телевизионных фильмов. Вот там актер снимался с удовольствием, поскольку и материал был отменный, и партнерами его становились профессионалы самого высокого класса. Одной из лучших работ Подгорного на ТВ принято считать главную роль в популярном сериале «Следствие ведут знатоки» – дело под названием «Подпасок с огурцом». Подгорный хоть и сыграл там преступника, но это был особенный преступник – в нем еще оставались крохи совести.

Последним спектаклем Подгорного в Малом театре должен был стать «Выбор» Юрия Бондарева. Но Подгорный успел дойти только до генерального прогона. Он играл человека, который попадал во время войны в плен, потом жил в Германии, но в конце жизни возвращался на родину, где умирал от рака. По злой иронии судьбы, от этой же болезни спустя год после премьеры спектакля умер и сам Подгорный – у него нашли рак аорты.

Первые признаки недомогания появились у Подгорного летом 1981 года, когда он вместе с театром отправился на гастроли в Тбилиси. Там у актера начала болеть спина под лопаткой, на что он пожаловался своей жене Ольге Чуваевой. Та повела его в поликлинику. Но местные врачи ничего страшного у актера не нашли, поставив диагноз – остеохондроз. Тот же диагноз поставили и врачи ЦИТО, куда Подгорный обратился сразу после гастролей. Актеру назначили лечение: прогревание, массаж. Однако ничего не помогало, боль шла по нарастающей. Жена Подгорного начала догадываться, что дело не в остеохондрозе, но старалась гнать от себя дурные мысли, надеясь на лучшее. Так тянулось всю зиму.

Вспоминает О. Чуваева: «И вот 26 марта 1982 года. Для меня этот день дважды памятный. Я в последний раз сыграла „Власть тьмы“. Собиралась идти на спектакль. Никита был дома. Позвонил знакомый врач. Какой-то странный голос. Помню только, он сказал что-то вроде: „С нашим другом плохо“. Спросил: „Никита Владимирович дома?“. – „Да, дома“. – „Ну, тогда позвоните мне вечером“. Оставил телефон. Я говорила на кухне, а Никита читал в спальне. Спросил меня, кто это был. Я сказала, что это новый режиссер с радио.

Не помню, как играла спектакль. Позвонила перед последней картиной. Врач сказал, что у Никиты рак. Я спросила: «Это безнадежно?». – «Нет». – «Операция?» – «Тоже нет. Опухоль расположена так, что ни один хирург не сможет ее достать. Она обволакивает средний ствол легочного бронха»…»

Чтобы Подгорный ни о чем не догадался, для него была придумана версия: мол, в стране существует всего два аппарата сканирования и один из них в Москве – в Онкологическом центре на Каширке. Под этим предлогом актера уложили туда на обследование. Чтобы оправдать химиотерапию, ему поставили диагноз: цирроз печени. Жена актера просила врачей об одном: чтобы больной не узнал настоящий диагноз и чтобы по возможности снимали боли.

Летом 1982 года внезапно появилась надежда: рентген показал, что опухоль рассосалась. Даже врачи, которые считались специалистами по раковым заболеваниям, поверили, что у Подгорного появился шанс. Окрыленные этим сообщением, Подгорный и Чуваева отправились на отдых в свое любимое Щелыково. По словам Чуваевой, у них было полное ощущение, что все позади.

Жили они в Щелыкове почти месяц. Как-то шли по лесу, и вдруг Подгорный спрашивает: «А может, все-таки у меня рак?» Жена бросилась его успокаивать, призвав на помощь весь свой актерский талант. Подгорный вроде бы успокоился. На самом деле он все уже давно понял. И в Щелыково приехал, чтобы попрощаться: со здешними людьми, с любимым лесом, где он так любил подолгу пропадать в поисках грибов. И свой отъезд из Щелыкова он срежиссировал блестяще. Сам уселся за руль «Волги», помахал на прощание друзьям рукой, пообещав следующим летом обязательно приехать. А за первым же поворотом он с трудом перебрался на заднее сиденье машины, уступив руль местному жителю, водителю грузовика, согласившемуся сопровождать его до Москвы. И по дороге им приходилось останавливаться почти в каждом населенном пункте, чтобы сделать обезболивающие уколы почти терявшему сознание актеру.

Подгорный поступил в Онкологический центр на Каширке 31 августа 1982 года. И выглядел достаточно бодро: острил по поводу поставленной ему капельницы, кокетничал с сестрами, с аппетитом ел принесенную его другом Евгением Весником дыню, передал приветы общим знакомым. Вернувшись домой, Весник даже позвонил матери Подгорного Анне Ивановне, чтобы рассказать о том, что ее сын явно идет на поправку. А спустя четыре дня, 25 сентября, Веснику сообщили, что Подгорный скончался. Причем сам Подгорный был прекрасно осведомлен, что дни его уже сочтены.

Вспоминает Е. Весник: «Я был потрясен тем, что ни его мать, ни жена, ни друзья не знали, что он-то, оказывается, знал о неизбежности скорой своей смерти еще до последнего посещения Щелыкова. Нашему общему знакомому в Доме творчества, как выяснилось позже, за несколько дней до отъезда в Москву он признавался: „Я приехал сюда обреченным. Приехал прощаться! Прощаться с колдовской природой, со щелыковскими друзьями детства, с духом местных красот. Поеду в Москву умирать, там наши могилы! Подгорных! Никому ни слова! Прощай! – Дал ему денег и добавил: – Когда узнаешь о моей смерти, купи водки и устрой поминки, но обязательно в лесу! Прощай!“

Все было исполнено, как хотел Никита…

Кто сказал ему правду о его болезни? Неизвестно. Да и не нужно его искать. Он помог Никите уйти спокойно, без вдруг обрушивающихся нервных потрясений, «по-хозяйски» прожить свои последние дни… Срежиссировать и исполнить замысел… мужественного и благородного «ухода со сцены»!.. Он оказался истинным христианином, принявшим смерть спокойно, как неизбежное, не будучи, кстати, верующим ни по формальным, ни по внешним проявлениям, ни по ритуальности, ни по каким-либо другим признакам…»