Глава двадцать седьмая Любовочка

Глава двадцать седьмая

Любовочка

О том, как я влюбилась в работоголика

Персона позвонила сразу же по прилете и пообещала перезвонить, доехав до офиса. Была суббота, и, не услышав звонка даже спустя целых три часа, я набрала сама, поинтересовавшись, не стоит ли найти офис поближе. Персона, рассмеявшись, объяснила, что его просто захватили ожидающие его в офисе дела и люди. Так я узнала, что работоголики бойкотируют выходные.

В тот же день Персона, трогательно признавшись, что скучает, пригласила меня прилететь к ней, то есть к нему, в гости, в Москву. В романтическом порыве я взяла билет и, как всегда на время отъездов, оставила сыночка на попечение маменьки.

Первыми, кого я увидела по прилете в офисе, кроме секретарши, которая приветствовала меня такой улыбкой, словно хотела сказать, что поступила сюда на работу лишь в надежде когданибудь встретиться со мной, были его дети. Дети, в количестве двух человек и в возрасте (на глазок колеблющемся) около 20 лет, настороженно со мной поздоровались. Было очень лестно услышать, что он представляет меня как свою любимую девушку. Видимо, дети были опытными и продвинутыми, потому что они не бросились на меня с кулаками. А может быть, их материальная зависимость от папы Олигарха делала их сговорчивее и понятливее.

Его заместители оказались более дружелюбными и, как оказалось позже, сразу же стали делать ставки на то, как скоро мы расстанемся. Некоторые из них проиграли несколько лет спустя.

Так началась наша романтическая история, которая по интенсивности чувств, впечатлений и эмоций превзошла все мною пережитые, а заодно и все мною прочитанные в юности любовные романы. Я до сих пор зову его Любовочкой, правда, иногда оглядываюсь, чтобы не делать этого в присутствии мэров, президентов и других уважаемых лиц.

Это время можно было смело считать затяжным академическим отпуском. И если бы ктонибудь попросил меня поделиться с ним краткой информацией о моих планах на следующую неделю, на это ушло бы у меня не более пяти секунд. Я просто вручила бы ему чистый лист бумаги, а если бы этот некто пожелал иметь три копии доклада — то три листа. Потому как невозможно делать свою карьеру и следовать за любимым работоголиком по его извилистому пути, перелетая почти ежедневно то из ГонКонга в Лондон, то из Франкфурта в НьюЙорк через многочисленные офшорные зоны. И все это для того, чтобы зарабатывать себе на жизнь, понимая ее так, как это ему нравится, скажем, быть рядом со мной и дарить мне милые безделушки. Хотя, по мнению одного авторитетного американского журнала, изучающего чужие деньги, Любовочка входил в семидесятку самых богатых людей планеты и делал это посредством своих 350 фирм, в которых имел контрольный пакет. А вот я не люблю деньги, они загибаются на углах.

Частные самолеты, роскошные отели, яхты, личные острова, биржы, президенты и заискивающие престарелые советские звезды стали атрибутами и моей жизни тоже.

Но самое удивительное было то, что Любовочка был удивительно внимателен и нежен. Со временем он уже представлял меня даже посторонним как мать его будущих детей, а спустя много лет сказал на своем дне рождения одному министру, что я была женщиной, которую он любил больше всех в жизни. Мне, имеющей некоторое представление о моральноэтических нормах олигархов, такое его отношение было дороже любых подарков и роскоши, тем более что к последнему быстро привыкаешь.

Но два лидера, даже если один из них совсем начинающий, но от этого не менее амбициозный, не могут ужиться долго вместе. И, идя по дороге другого, хоть и любимого человека, ты вскоре начинаешь скучать по своей и искать ее повсюду.