Июль – август
Июль – август
11 июля Алла Пугачева открыла гастроли в городе Луганске. Концерты проходили на стадионе и длились четыре дня. Затем Пугачева отправилась с гастролями в Ростов-на-Дону (17–21 июля).
12 июля по ТВ показали «Женщину, которая поет». В отличие от всех предыдущих разов, когда этот фильм с участием Аллы Пугачевой демонстрировали по «ящику», в этом случае был поставлен своеобразный рекорд: его крутанули аж три (!) раза за сутки, видимо, в расчете, чтобы ленту посмотрел даже ленивый. Сеансы шли в следующей последовательности: 10.40, 19.40 и 1.55.
Тем временем отечественные хит-парады продолжают обходиться без Аллы Пугачевой. Нет, определенная часть публики присылает в газеты открытки с ее именем, однако этих посланий столь мало, что не позволяет песням Пугачевой войти даже в «двадцатку» лучших хитов страны. Хотя понятие «лучшие» вещь относительная. Например, как можно относиться к тому, что в июньском хит-параде «ЗД» значились песни Люси Розановой «Лунное вино» и «Хуанхэ – Желтая река» Вити Попова, а «Коралловых бус» Аллы Пугачевой не было. Кто сегодня вспомнит Люсю Розанову и Витю Попова? Однако такие тогда наступили времена: в них одноразовые «звездочки», поющие незнамо что под «фанеру», затмевали корифеев эстрады.
Аллу Пугачеву продолжали игнорировать телевидение и радио. Когда питерская газета «Смена» тем летом спросила ее об этой странной ситуации, она только пожала плечами: «Не знаю почему, честно говоря, не знаю. Ну может быть, есть какое-то предубеждение: ну, мол, опять Пугачева!»
27–28 июля Пугачева была уже в Москве и приняла участие в концертах «50?50» на Большой спортивной арене в Лужниках. Она выступила в двух ипостасях: была соведущей и спела несколько песен: «Бог с тобой», «Ням-ням», «Чао, дорогой!», «Не говори «прощай».
В самом начале августа Пугачева продолжила гастроли по Украине. 2–5 августа она выступала в Харькове, затем переехала в Днепропетровск (6—12-го), следом – в Одессу (16—18-го).
Эти гастроли проходили на фоне бурного романа, который певица крутила с Сергеем Челобановым. Они тогда уже в открытую жили в одном номере. Например, когда приехали в Луганск, то жить их (на три дня) определили в обкомовском коттедже, в городке с символическим названием «Счастье» (Щастя по-украински). Вот как об этом вспоминает очевидец – тогдашний администратор коттеджей И. Рожко:
«Пугачева быстро расставила все точки над «i», заявив, что будет жить вдвоем с Челобановым на втором этаже, а Александр Кальянов пусть живет один на первом (всех остальных участников ансамбля поселили в ближайшем пансионате. – Ф. Р.). Пили они совсем немного и особенно не привередничали, был только один маленький капризик. Вид из ее (пугачевского) окна на искусственный пруд и подсолнуховое поле загораживали высаженные рядком тополя. Алле же очень понравилось курить на балконе и смотреть, как плещется в воде Челобанов. Помучившись первый день, Алла Борисовна попросила куда-нибудь деть эти дурацкие деревья. Просила так убедительно, что за пару часов тополя спилили и уволокли. Остались только пеньки.
Алла Борисовна запомнилась очень жизнерадостной женщиной. Видно было, что ее тянуло на приключения. Например, она с Челобановым заказывала ночью машину, чтоб ездить в Счастье, – мы вынуждены были давать ей «Волгу»…»
Между тем Евгений Болдин, который продолжал оставаться официальным мужем Пугачевой (кстати, и Челобанов тоже был женат), вновь оказался в незавидном положении. В итоге его терпение лопнуло: в Днепропетровске у него состоялся серьезный разговор с Пугачевой. Происходило это все на свежем воздухе, в парке. Сторонам так и не удалось прийти к обоюдному согласию, и Болдин, сгоряча рубанув воздух рукой, развернулся и пошел прочь. Пугачева долго смотрела ему вслед и боролась с собственными чувствами: то ли позвать мужа обратно, то ли оставить все как есть. Решила остановиться на последнем.
Стоит отметить, что при посторонних Пугачева старалась вести себя целомудренно и своих истинных чувств к Челобанову не выказывала. Но шила в мешке не утаишь. В том же Днепропетровске посторонние люди стали свидетелями того, как Пугачева… Впрочем, послушаем самих очевидцев. Вспоминает фотограф П. Деряжин:
«Мы с группой фанатов вслед за Пугачевой приехали в Днепропетровск. В то время, шел август 91-го, Пугачева уже не жила в гостиницах. Она спасалась от поклонников на дачах партийных работников. И вот приходим на дачу, а привратница объясняет, что Пугачева уехала кататься на теплоходе. Мы просидели на пристани целый день. Уже ближе к вечеру наконец повляется теплоход. Мы тут же приготовились, я навел камеру. А она-то не знает, что мы ее встречаем. И вот они подплывают совсем близко: ба, а Пугачева, оказывается, вместе с Челобановым, да еще недвусмысленно руку ему на плечо положила. Мы смотрим: у нее глаза просто квадратными стали. Она-то в то время официально была замужем за Болдиным. Но делать нечего: Пугачева очень искусственно засмеялась и, выходя с теплохода, даже бросила нам: «Давайте, снимайте меня! Сегодня я добрая!»
Во время пребывания в Одессе Пугачеву застала весть о «перевороте ГКЧП», который выпал на 19 августа. Как мы помним, это была отчаянная попытка государственников спасти СССР от развала, к которому вели страну либералы.
Услышав по радио о том, что произошло в столице, Пугачева, как ни странно, отнеслась к этому спокойно. Может быть, она, несмотря на свою аполитичность, была уверена в безусловной победе либералов, которых поддерживала? Кстати, на тех же позициях стояли почти все ее коллеги по цеху, которые уже успели вкусить либеральных свобод и опьянеть от них. Например, те деньги, которые стали золотым дождем сыпаться на эстрадников с началом горбачевских рыночных реформ, не снились им ранее даже в сказочных снах. Теперь же это стало явью и агитировало за либеральную власть сильнее любого Агитпропа. Эстрадники пуще огня боялись, что к власти вновь могут прийти коммунисты-государственники и прекратить эту вольницу (того же боялись, к примеру, и кинематографисты, опьяневшие от шальных денег, которые давало им кооперативное кино). Короче, вся советская богема была за либералов и против гэкачепистов. Что касается простого народа, то он пошел на поводу у первых, поскольку а) почитал творческую элиту за ее прежние заслуги и б) верил в ее сказочные россказни о том, что при либерализме хорошо будет всем – и богеме, и народу. Как мы теперь знаем, подтвердилась только первая половина этих обещаний.
Кстати, в Одессе Пугачева жила в одной гостинице с сатириком Михаилом Жванецким, который, естественно, тоже всей душой и сердцем был за либералов. Поэтому, когда Пугачева утром того незабываемого дня 19 августа 1991 года пришла к Жванецкому в номер и предложила ему отправиться на пляж, он воспринял это предложение без энтузиазма. Его аргументы были резонны для либерала: мол, вдруг меня спросят, где я был в такой исторический день и что я скажу – был на пляже? Хазанов у Белого дома дежурил и спасал демократию, а я на пляже?! Короче, он долго артачился, но Пугачева сумела-таки вытащить его из гостиницы.
Певица вырядилась сообразно моменту: на ней был закрытый купальник без бретелек с блестящей каемочкой на груди, поверх которого она накинула пеструю рубашку леопардовой расцветки с подплечниками, на ногах были пляжные тапочки, на голове – красная кепка, которую ей презентовала у входа на пляж какая-то шустрая девчушка.
Звездный дуэт еще только подходил к пляжу, когда вокруг них уже стал собираться народ. Когда певица и сатирик вошли на пляж, их уже сопровождала внушительная толпа. Поскольку все уже слышали о том, что случилось в Москве, разговор коснулся и этой темы. Кто-то спросил Пугачеву, как она относится к тому, что случилась. Она ответила коротко: мол, враги демократии хотят возврата назад, но у них ничего не получится. «Ушло их время». Толпа дружно зааплодировала. Потом кто-то крикнул:
– Алла Борисовна, а если мы вас президентом выберем?
– Валяйте, я согласна, – ответила Пугачева.
– А вы справитесь?
– А вы что, сомневаетесь? Зря.
А народ все прибывал и прибывал. Когда число людей перевалило за полторы сотни, Пугачева вдруг сказала:
– Раз уж мы здесь собрались, то давайте устроим демонстрацию протеста. Только хорошо бы идти с песней. Какую песню запоем?
– Вы сами запойте, а мы подхватим, – предложил кто-то из толпы.
– Тогда я выбираю «Вихри враждебные», – ответила Пугачева.
Как выяснилось, эту песню полностью никто не знал: спели только первые несколько строчек, после чего хор голосов захлебнулся. Тогда Пугачева предложила петь песни из ее собственного репертуара, причем свежие. Выбор пал на «Чао, дорогой!». Тут уж толпа показала все, на что способна: эту песню практически все знали наизусть. Довольная таким результатом, Пугачева повернулась к Жванецкому, который все это время с довольной ухмылкой следил за происходящим, и с восхищением произнесла:
– Видишь, Миша, что творится? Нашу песню не задушишь, не убьешь.
После «Чао» Пугачева предложила спеть «Ням-ням». Но, узнав, что Жванецкий эту песню не знает, это дело переиграла. В этот миг процессия дошла до лестницы, разделявшей части пляжа. Тут Пугачева попросила кого-нибудь из мужчин подать ей руку, но поблизости оказались одни женщины. Был среди них один мальчик, но он, едва Пугачева протянула ему руку, почему-то испугался и убежал.
Дойдя до берега моря, Пугачева вдруг предложила устроить массовый заплыв. Жванецкий лезть в воду наотрез отказался, сославшись на то, что у него нет плавок, а в портфеле у него важные бумаги. Тогда толпа начала скандировать, что готова броситься в море вместе с Пугачевой. Певицу эти выкрики растрогали, и она первой вошла в воду. Причем прямо в шлепках. Но их вскоре смыла с ног вода, и Пугачевой пришлось взять их в руки. Толпа ринулась за ней. Но Пугачева вдруг испугалась за людей и предложила им остаться на берегу. О том, что было дальше, рассказывает «Вестник клуба «Апрель»:
«А. Б. постояла в воде и спросила:
– Ну что, мне перед вами окунуться, что ли?
По толпе пронесся гул одобрения. Тогда она резко присела, окунулась, встала и закричала:
– Кайф! – и обратилась к людям с фотоаппаратами: – Снимайте! Кадр века! Я – в воде! Изображаю радость!
В конце концов А. Б. решилась поплавать. Удалившись от берега в окружении детей, она вдруг громко заявила:
– А я ведь плавать не умею! Держите меня!
Кто-то попытался поддержать ее за руку, но А. Б. воскликнула:
– Нет! Так я точно утону.
…На берегу Аллу уже поджидал какой-то человек с пачкой папирос и ручкой. Но А. Б., как и всегда в людных местах, автографы давать отказалась. Неподалеку оказался Челобанов с женой, которые с интересом за всем этим наблюдали.
– Алла Борисовна! Здесь Челобанов.
– Где? – заинтересовалась А. Б.
Ей показали, после чего она произнесла:
– Ну и ладно. У них своя жизнь, а у нас здесь своя. А где Миша? Он свалил уже, что ли?
– Да нет, – ответили ей. – Вон он стоит, автографы раздает.
– Вот и пусть раздает, а я не буду.
Тут Жванецкий сообщил, что они должны срочно идти на обед, но вся толпа направилась за ними. Тогда А. Б. остановилась и серьезно произнесла:
– Можно, я вам скажу два слова, а потом вы останетесь здесь, а я пойду домой, ладно?
Народ приблизился вплотную.
– Я вас всех очень-очень люблю!
…Потом, уже у шикарной дачи, в которой А. Б. жила во время гастролей, она встретила двух тетушек. Они сообщили, что приехали из Сибири и очень хотят посмотреть на Пугачеву.
– Ну смотрите, – разрешила Алла и полезла на дачу через забор…»
Из Одессы гастрольный маршрут Пугачевой пролег в Сочи. Концерты там проходили на Центральном стадионе (23–26 августа). В эти же дни там был с гастролями и давний приятель Пугачевой Михаил Шуфутинский. Вот как он вспоминает о тех днях:
«Загораем с Сашей Розенбаумом – это был период нашего творческого сближения – на пляже «Жемчужины», вдруг подходит ко мне Женька Болдин:
– Миша, привет! Разыскал тебя, чтобы пригласить сегодня в пять часов отобедать с нами. А вечером у нас концерт.
– Хорошо, мы с Сашей придем.
Пугачева выступала на местном стадионе, а я давал концерт в «Фестивальном».
К пяти мы с Розенбаумом подъехали к бывшему особняку Пельше (был такой член Политбюро, многие годы возглавлял Комиссию партийного контроля. – Ф. Р.).
Алла вышла навстречу:
– Как я рада тебя видеть. Ты один из немногих людей, которые меня здесь не раздражают, с которыми я действительно хочу общаться.
Стол был накрыт человек на пятнадцать. Собралась небольшая компания, в основном из окружения Пугачевой: Болдин, Кальянов, Челобанов, которого я прежде не видел.
Я сидел рядом с Аллой, она горячо и искренне переживала по поводу погибших во время переворота ребят – их показывали по телевидению, а потом мы стали обсуждать недавний визит к ней Михаила Звездинского. Пугачева говорит мне:
– Представляешь, он приходит ко мне и заявляет: «Ал, ну что тебе сказать? Кроме тебя и, пожалуй, меня, на сегодняшней эстраде никого нет». Он меня к себе причислил, представляешь!
– Ну что ж, гордись, раз тебе оказано высокое доверие.
– Что ты делаешь после концерта?
Я пожал плечами.
– Отдыхаю.
– Приходите с женой к нам.
Вторые посиделки в том же составе затянулись до утра. Женька Болдин заметно хорохорился, но ни для кого уже, кажется, не было секретом, что в их – его и Аллы – отношениях произошел надлом. Мне было искренне жаль, потому что я помнил Аллу и Женю такими, какими они были до моей эмиграции. Это была красивая любящая пара… Но жизнь часто не считается с нами…»
27 августа Пугачева вернулась в Москву, чтобы уже на следующий день улететь в Италию, в Ватикан.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.