«Слабый» корпус на новом месте

 «Слабый» корпус на новом месте

 Зима 1979 года в Кузбассе выдалась лютой, морозы под сорок, и наш обшарпанный «слабый» корпус, дышащий на ладан, не выдержал нагрузки — перемерзли все трубы отопления. Пришлось вскрывать полы и отогревать трубы паяльной лампой. Мы ложились спать, не раздеваясь, а до стен нельзя было дотронуться — сразу же осыпалась замерзшая известка. «Слабый» корпус оказался слабым во всех отношениях. В таком помещении было грешно держать даже скотину! Нашего бессовестного директора уже несколько раз штрафовали, но ведь он оплачивал штрафы не из своего кармана, и ему было глубоко наплевать и на нас, и на наш корпус.

 Зиму 1979-го кое-как пережили, а в сентябре 1980-го, не дожидаясь холодов, нас перевели в другой корпус — самый крепкий в ПНИ. Нам выделили большое крыло, где разместили по палатам, второе крыло занимала администрация — кабинеты бухгалтерии, отдела кадров, самого директора и общий медпункт. Крылья разделял небольшой холл, а выход на улицу был общий.

 Опустевший «слабый» корпус наконец-то поставили на капремонт и отделывали его качественно — для администрации. Когда ремонт завершили, туда перевели все административные службы.

 Несмотря на то что после переселения в другой корпус у нас произошло немало невеселых событий, я все же радовалась переезду.

 Однажды вся смена нянь, заступив на дежурство, налакались в стельку — им накануне выдали получку. А получали они в те годы прилично — 120–140 рублей в месяц, в два приема, аванс и зарплату. Среди нянь той смены была нестарая женщина Алька Гаврина. Перед тем как получить аванс, Алька забежала к нам в комнату:

— Ой, девчонки, в туалет хочу, умираю, пока у вас сумку оставлю, а сама сбегаю!

 Бросила сумку рядом с Люськиной койкой и убежала. Отсутствовала довольно долго — сразу из туалета отправилась за авансом. И, получив деньги, вернулась к нам за сумкой. Не открывая ее, умчалась — не терпелось принять участие в общем алкогольном разгуле.

 А через три дня, выйдя на смену и надравшись «до потери пульса», Алька ввалилась к нам в палату и понеслась руганью на Люську:

— Ты куда девала мои деньги? Где моя получка?

 Люся даже не открывала Алькиной сумки. И сумку Алька оставляла у нас до выдачи аванса, а не после. И вряд ли бы она так беспечно кинула сумку с деньгами. И если бы в сумке на тот момент лежали какие-то деньги, она бы, забирая сумку, проверила бы их наличие, но она этого не сделала. Люся спокойно ответила, что никаких денег не видела и не брала. Да и куда бы мы такую сумму спрятали? Это же большая сумма по тем временам, у нас самих таких денег не водилось.

— Почему же ты сразу не пришла ко мне, как обнаружила пропажу денег? — задала она резонный вопрос.

 Тут Алька Гаврина взбесилась и в качестве ответа начала со всего маху бить Люську по лицу, приговаривая:

— Вот почему не пришла, вот!

 Голова у Люськи моталась от ударов, она была совершенно беззащитна. Если б могла ходить — встала бы и отошла, а то и сдачи бы дала. А тут — ну как сладит слабенькая инвалидка со здоровой бабой? На крик пришлепала Алькина напарница Лиза, неплохая женщина, сама инвалид второй группы по зрению, но несколько заторможенная, и принялась увещевать:

— Аль, перестань, слышишь?

 Но Альку это раззадорило еще больше. Я заорала на напарницу:

— Лиза, будь человеком, позови дежурную медсестру! Ведь Алька может убить Люську!

 До тугодумки Лизы наконец-то доперло, она вывалилась из комнаты и пошлепала к медсестре. Та явилась минут через десять.

— Что здесь происходит? — спросила она строгим тоном. Будто не видела, что пьяная няня хлещет по лицу инвалида. Потом, присев на стул, тоже стала увещевать: — Гаврина, перестань бить больную! Так, где дежурный санитар?

 Алька не реагировала и продолжала метелить Люську. Медсестра вскочила и распахнула дверь. Санитар стоял в коридоре прямо у нашей двери враскоряку, распустив слюни и сопли, и качался из стороны в сторону, пытаясь удержать равновесие.

— О Господи, вся смена как на подбор, пьянь несчастная! — в сердцах закричала медсестра и снова уселась на стул и снова начала читать мораль Альке, избивающей Люську.

 Я не выдержала и крикнула медсестре, не задумываясь о последствиях:

— Зинаида Ильинична, какой смысл в разговорах? Гаврина же ничего не соображает! Почему вы не вызываете милицию?

 Медсестра сделала вид, что не слышит меня. Зато услышала Гаврина и, развернувшись ко мне, по-обезьяньи передразнила мою спастическую мимику и хмыкнула:

— А тебя вот так всю корежит, ыыыы!

— Ну и что? — с вызовом бросила я ей. — Зато я не напиваюсь как свинья!

— Не разговаривайте с Гавриной! Никто! — приказала медсестра, видимо, опасаясь, что Алька и на меня нападет. А я и хотела оттянуть драчунью на себя, чтобы у Люськи появилась возможность уползти. Гаврина успокоилась, только когда иссякли силы.

 Мы надеялись, что эта выходка не сойдет Гавриной с рук, ее непременно уволят. Однако ошиблись — Алька отделалась легким испугом. По жалобе Люсиной матери приехала мадам из Облсобеса, так сокращенно именуется Областной отдел социального обеспечения. И директор в ее присутствии тряс юридическими книгами перед носом присмиревшей Гавриной, толковал ей про свод законов, грозил завести уголовное дело за рукоприкладство и нанесение ущерба здоровью больной. Но лишь влепил выговор за нахождение на работе в нетрезвом виде и невыполнение служебных обязанностей. На этом все закончилось. Об увольнении и речи не было. Что ж, директора можно понять — няни в дефиците, даже за приличную зарплату мало кому охота убирать из-под больных. В систему инвалидных стационаров только таких и берут, кого отвергли для более чистых работ.

 Позже Лиза поведала нам по секрету, что Гаврина, получив тот злополучный аванс, отправилась к знакомым в гости, славно погуляли, а наутро обнаружила пропажу денег. Но Алька не дура лезть драться со здоровыми, вот и отыгралась на Люське. Обидно же потерять сорок рублей, когда в доме четверо детей.

 Ни для кого не было секретом, что здоровые поселковые мужики, подвыпив, по ночам наведывались в гости к молодым инвалидкам, жившим на втором этаже. Или те сами убегали к ним в поселок, а по утрам объявлялись в палатах как ни в чем не бывало.

 И вот в одну из летних ночей вокруг нашего корпуса закружил один такой горе-жених. А началось все еще после обеда. Мы сидели в палате, кто спал, кто просто валялся на койке. Мы жили на первом этаже, окно было открыто, и вдруг через него перемахивает детина, проходит к двери и, открыв ее, скрывается в коридоре. Поначалу подумали, что это кто-то из рабочих торопится к месту аварии, происшедшей в нашем корпусе. Через десять минут этот трюкач вновь перемахивает через наше окно и выходит в коридор. Мы позвали медсестру, чтобы узнать, в чем дело.

— Так это он через ваше окно перелезает? Мы его в дверь выгоняем, а он через окно прыгает! Вот паразит!— возмутилась медсестра. — Девчонки, закройте окно, чтоб он больше не смог пройти.

— А кто это? — полюбопытствовала Люська. — Мы думали, что рабочий: сантехник или электрик.

— Какой там рабочий! Это на второй этаж к одной девке «жених» повадился, мы его выталкиваем, не положено ведь, а он снова лезет. Вы его больше не пускайте через окно, — попросила медсестра и ушла. Закрыли окно и успокоились, а ближе к ночи эта свистопляска началась снова. Ночные няни в своей комнате всегда подпирали дверь шифоньером и преспокойно спали до утра, медсестра запиралась в кабинете на ключ, так что до шести утра персонала не видно, не слышно и не дозовешься. Мы уже начали дремать, когда настырный «жених» заскребся в закрытое окно. Мы всполошились и послали Таську разбудить нянечек. Таська колотила в их дверь так, что руки отбила, потом стучалась к медсестре, но и за ее дверью глухо.

 Кое-как пережив ночь, утром пожаловались старшей медсестре. Та медсестра, что дежурила в ту злополучную ночь, придя на дневную смену, первым делом зашла к нам в палату, притащив с собой санитара, и они дуэтом стали угрожать, чтобы больше не жаловались.

— Все, вставайте, кончилась вам лафа! Теперь будете вместе со всеми вставать! — включив в нашей комнате свет, заорал санитар. — Если сейчас же не встанете, буду скидывать с коек!

 Но никто из нас не шелохнулся, только я стянула платье со спинки кровати и уткнулась в него, чтобы не видели, как мне смешно. Посмотрела бы я, как санитар станет скидывать неходячих людей с кроватей. А дальше что? Его же заставят водворять неходячих обратно на кровати.