ОБЩИЕ ИСПОВЕДИ

ОБЩИЕ ИСПОВЕДИ

Рост популярности кронштадтского священника неизбежно вносит изменения в атмосферу служб в Андреевском соборе. Все приезжающие в Кронштадт стремятся если не лично поговорить с отцом Иоанном, то во всяком случае исповедаться у него и причаститься из его рук. Некоторое время он пытается вести службы обычным порядком, исповедуя каждого нуждающегося в покаянии лично. Вот как описывает это Николай Большаков:

«Отец Иоанн исповедует без ширм у аналоя, поставленного у царских врат одного из приделов собора. Несмотря на то что исповедь продолжается более полусуток, несмотря на спертый воздух в соборе, труженик-пастырь никогда не имеет обыкновения садиться. Всё время стоя, облокотившись на аналой, он, со свойственной ему терпеливостью, выслушивает каждого, побуждая его заглянуть в самые отдаленные тайники сердца, и часто проливает слезы вместе с кающимся. Выслушав от кого-нибудь признание в каком-нибудь особенном грехе, он оставляет исповедующегося, обращается к иконе Спасителя и прочитывает вслух ряд покаянных молитв ко Господу и Божией Матери, Царице Небесной. Иногда он удаляется в алтарь и там, упадая на колени пред престолом Всевышнего, молится тайно со слезами.

В течение всего дня он почти ничего не ест, если не считать самого малого количества пищи (два-три соленых грибка и стакан миндального молока). Часов в одиннадцать вечера, сильно утомленный, он обыкновенно обращается к исповедникам со словами:

– Друзья, я оставлю вас на полчаса, поеду подышать воздухом.

И действительно, проехавшись по городу, через полчаса он опять возвращается. Об усталости отца Иоанна очевидцы могут судить по тому, как он иногда при входе в алтарь с усилием разгибает усталые члены, шепча про себя слова молитвы.

Исповедь начинается снова…»

Наконец, за недостатком времени и полной невозможностью исповедать каждого пришедшего на исповедь отдельно, отец Иоанн начинает практиковать свои знаменитые общие исповеди, которые вызывали весьма неоднозначную реакцию у современников, в том числе и со стороны русского духовенства.

Их сравнивали с подобием Страшного суда, с природными стихиями, вроде бури или землетрясения, а злые языки утверждали, что они очень похожи на хлыстовские радения. Так или иначе, но без общих исповедей невозможно понять феномен Иоанна Кронштадтского, поскольку в них «градус» народного поклонения этому священнику и внеразумной веры в силу его молитвы достигал как бы точки кипения, уничтожая в молящейся толпе всякие индивидуальные различия и превращая ее в единое покаянное «тело». Вернее всего было бы сравнить это с некой духовной «баней», где все равны в своей нечистоте и все желают одного: очищения.

В начале общей исповеди отец Иоанн обычно произносил проповедь на сюжет библейской истории. Затем говорил несколько слов о покаянии и громко на весь собор призывал собравшихся: «Кайтесь!»

«Тут стало твориться что-то невероятное, – пишет протоиерей Василий Шустин. – Вопли, крики, устное исповедание тайных грехов. Некоторые стремились – особенно женщины – кричать как можно громче, чтобы Батюшка услышал и помолился за них. А Батюшка в это время преклонил колени пред престолом, положил голову на престол и молился. Постепенно крики превратились в плач и рыдания. Продолжалось так минут пятнадцать. Потом Батюшка поднялся, пот катился по его лицу, и вышел на амвон. Поднялись просьбы помолиться, но другие голоса стали унимать эти голоса: собор стих. А Батюшка поднял одной рукой епитрахиль, прочитал разрешительную молитву и обвел епитрахилью сначала полукругом на амвоне, а потом в алтаре, и началась литургия. За престолом служило двенадцать священников, и на престоле стояло двенадцать огромных чаш и дискосов. Батюшка служил нервно, как бы выкрикивая некоторые слова, являя как бы особое дерзновение. Ведь сколько душ кающихся он брал на себя! Долго читали предпричастные молитвы: надо было много приготовить частиц. Для Чаши поставили особую подставку около решетки. Батюшка вышел примерно около 9 часов утра и стал приобщать».

Василий Шустин вспоминает, что из-за многочисленности людей причастие продолжалось до двух с половиной часов пополудни. Служба же начиналась в пять утра. Таким образом, даже существенно сократив время службы за счет общих исповедей, отец Иоанн вынужден был служить в соборе девять-десять часов – ежедневно.

Василий Шустин, как человек, влюбленный в отца Иоанна и направленный им на путь священства, пишет об общих исповедях предельно осторожно, обходя вниманием всевозможные эксцессы, неизбежные во время массового и мгновенного покаяния многотысячной толпы. По разным сведениям, на общие исповеди в Андреевском соборе собиралось от пяти до десяти тысяч человек, хотя сам храм был не слишком велик и при обычном течении службы был рассчитан одновременно на полторы-две тысячи прихожан, не больше. Люди во весь голос каялись друг другу не только в повседневных грехах, но и в уголовных преступлениях – воровстве, избиении родственников и даже убийствах, в том числе и детей. Поэтому миссионер В.А.Коновалов, например, пишет, что во время общей исповеди ему казалось, что он находится в Содоме и Гоморре – столь велика была концентрация вслух выкрикиваемых грехов и преступлений. Еще один очевидец вспоминает, как во время общей исповеди буквально по головам тесно стоявших людей побежал человек с криком: «Я убил! Убил!»

Есть свидетельства (между прочим, и духовной дочери отца Иоанна Екатерины Духониной), что во время исповедей из-за тесноты и неконтролируемости толпы не только случались обмороки, но и погибали люди. Однажды в начале причастия хлынувшая к отцу Иоанну толпа насмерть раздавила женщину. Вот как описывает этот страшный случай иеромонах Василий Мещерский:

«Народа набралось в храме до пяти тысяч человек, и, когда почтенный пастырь вышел со Святыми Дарами, чтобы приобщить всё это множество людей, принесших покаяние среди общей исповеди, толпа хлынула вперед и стеснилась с такой неудержимой силой, произвела такой ужасный переполох, что в одно мгновение из благообразно и молитвенно настроенной обратилась в нечто поражающее. Лица, за минуту красные, покрытые потом, вдруг побледнели, исказились; раздались отчаянные крики страдания и испуга – призывы к спасению… Духота сделалась невообразимая, одежда на людях обратилась в клочья, многие, особенно женщины и дети, падали, и тела их топтали навалившиеся вперед задние ряды. Железная решетка солеи едва выдерживала этот страшный натиск. К счастью, случившаяся вблизи военная команда под начальством пристава успела явиться на помощь: изувеченных стали выносить из церкви в ограду. Там происходили потрясающие сцены страданий: одних, в полубесчувственном состоянии, приобщали священники, сослужившие отцу Иоанну; другим – искалеченным и изуродованным – подавалась первая медицинская помощь; одна женщина, задавленная насмерть еще в соборе, была вынесена сюда – уже трупом».

Получив известие о смерти женщины, отец Иоанн, тем не менее, не прекратил службу, а только обратился к обезумевшей толпе с такими словами: «Знаете ли вы, что, может быть, покаяние нескольких тысяч вас не исправят греха этой одной смерти! Молитесь же!» Но Екатерина Духонина отмечает в дневнике, что «этот случай страшно его мучает и не дает покоя…»