Мы не стали в него стрелять

Мы не стали в него стрелять

Мы заняли Крившичи после небольшой перестрелки. Боем это было назвать трудно. Правда, перед этим наша далекая артиллерия швырнула десяток горячих болванок 122-го калибра по их бронетранспортерам и вывела их из строя. Так что хорватам нечем было держать оборону. Я потом увидел эти их машины. У одной снарядом была вскрыта крыша в месте рулевого отсека так, что казалось, броню вскрыли огромной открывалкой для консервов. Внутри все сгорело. Я видел торчащий из золы кусок погона да кости. Ступни в ботинках не догорели, потому что были ниже. Это все, что осталось от водителя. Почему не догорел погон, было трудно понять.

Я и до войны не был особенно сентиментальным, а война вообще меня очерствила. Я посмотрел на вскрытый БТР, сплюнул и пошел дальше. Мы шли с бойцами прочесать Крившичи. Шли цепью с дистанцией метров десять друг от друга. Мы шли через обширный негустой сад.

Дорогу нам преградила каменная изгородь. На горных плато камень, конечно, самый дешевый материал. Все изгороди каменные.

– О, хрват лежал! – Мой сосед справа, усатый сержант, наклонился и рассматривал что-то на земле. Я подошел.

Сержант указал дулом автомата на землю.

– Сигарки курил, германские, – поддел он дулом пустую пачку из-под сигарет. – Тушенку ел. – Сержант указал дулом на несколько пустых консервных банок, лежавших у камней ограды. – Забор разобрал, чтоб удобнее было по сербам палить.

Сержант огляделся. И довольно заулыбался.

– Гадить ходил под яблоню. – Автоматом сержант указал на соответствующее место. – Для вытирания хрватской задницы использовал туалетную бумагу.

К нам подошли еще двое солдат. Они стояли и смеялись.

– Но вот куда он делся? – задумался сержант. – Все трое пленных были взяты в плен в большом доме. Он же не мог пойти в большой дом, чтобы сдаться нам? Долго бы пришлось идти. Да и зачем ему сдаваться? Он должен быть где-то здесь, – резюмировал сержант. – Далеко он уйти не мог. Прячется недалеко. Надо искать. Будьте очень осторожны, – сказал он солдатам. – А ты, рус, лучше бы никуда не ходил. Если тебя пристрелят, Шкорич нам ноги из жоп повыдергивает.

Солдаты было захохотали, но тотчас замолкли, вспомнив о сбежавшем хорвате, он мог услышать нас.

– Ты, рус, лучше пойди в большой дом, там ребята документы какие-то нашли и фотографии, может, тебя заинтересуют, – сказал сержант.

Мне самому не очень хотелось участвовать в охоте на человека, и я пошел к усадьбе, сержант толково определил ее как «большой дом», потому что все другие дома хутора были небольшие. Я пошел через сад, внимательно оглядываясь вокруг. По пути я все же запутался в какой-то тонкой проволоке. Ее было полно в саду. Она куда-то тянулась по траве и в кустарниках. Высвободившись из проволоки, я промаршировал через сад, вышел к задней части большого дома. Закричал: «Эй, есть ли живые?!» – совсем не для того, чтобы мне ответили, а только для того, чтобы меня услышали. И знали, что это иду я и не нужно по мне палить как по хрвату.

– Живые есть?! – продолжил я свое звукозаявление о моем прибытии, входя в дом, точнее, вначале в сени или прихожую. Там стояли мешки, видимо с зерном, на стенах висели и у стен стояли предметы сельскохозяйственного быта: грабли, лопаты, некие мотыги и кирки. Через сени я вышел в кухню. Там тоже было безлюдно. И никаких съестных припасов. Некоторые шкафы были открыты да так и не закрыты. Здесь, по всей вероятности, побывали уже после хорватских солдат сербские. Я пошел дальше по темному коридору, который вел в глубь дома.

– Живые есть?! Кто-нибудь жив?!

Со второго этажа по потолку я услышал осторожные шаги и подгреб ближе к указательному пальцу тело своего автомата. Но передумал. В тесном коридоре пистолет, решил я, будет убедительнее. Пистолет на самом деле комнатное оружие, ближе чем с 30 метров его пальба на улице малоэффективна.

Я вышел в большой зал, служивший столовой. За краем стола сидел солдат Светозар Милич и рассматривал фотографии.

– Ты не слышал меня, Светозар?

– Слышал, капитан.

– Почему же не отзывался?

– Я не понял, что вы кричите.

– А что там за проволока в саду?

– Это от вашей русской «мухи». От гранатомета. Выстрел вылетает, и за ним эта проволока.

– Что ты рассматриваешь?

– Семейный альбом хозяев.

Я встал за ним и тоже склонился над альбомом. Хозяин большого дома – высокий худой крестьянин с резкими чертами лица – был запечатлен на всех стадиях его крестьянской жизни. Совсем юный, с сестрами и братьями. У церкви, рядом с католическим священником. С молодой женой, в центре толпы свадебных гостей. Потом пошли первые дети, вначале в пеленках, далее все более и более взрослые.

Вот хозяин стоит за дочкой, она в свадебном наряде, выдает замуж. А вот он в поле, сидит в шляпе на тракторе. Вот стоит с четырьмя сыновьями, похожими на него. Вот он радостный, погрузил руки в зерна кукурузы на мельнице. В общем, все труды и дни крестьянского сословия. Вместе с хрватами были запечатлены хрватские животные: кони, собаки, коровы, овцы. Овцы в Далмации похожи чем-то на собак колли, у них тонкое свисающее руно. Местные утверждают, что именно сюда, на каменные плато Далмации, подымались за золотым руном грек Язон и его аргонавты на корабле «Арго». Сюда, а не в очень далекую Колхиду.

– Он похож на моего отца, – сказал Светозар сердито.

– Понятно, – сказал я. Мне говорили, что большая часть далмацийских хорватов по крови сербы. Что якобы католические прелаты в голодные годы выезжали на Петрово Поле с подводами, нагруженными посевным зерном, и стояли там. Они давали зерно бесплатно сербам, взамен требуя перейти в католичество.

– Петрово Поле недалеко отсюда, – вздохнул Светозар. – Мы единственный народ в мире, который, поменяв религию, меняет и нацию.

– В казарме у нас есть полковник Княжевич. Серб. Но часть его рода – тоже Княжевичи – хорваты. Непросто все, – подтвердил я.

– Ну да, непросто. Он очень похож на моего отца. – Светозар, было похоже, расстроился.

Снаружи послышалась стрельба одиночными, и мы, схватив оружие, выбежали через главный вход на улицу хутора. Сербские солдаты все бежали к небольшому дому. Мы побежали тоже. На задах дома в конце улицы в огороде на грядке крупного балканского лука лежал навзничь солдат, вцепившись рукой в автомат, который его не спас.

– Мертв, – сообщил мне усатый сержант. – Скрывался в сарае с зерном. – Сержант перевернул мертвого с помощью Светозара.

– Сын хозяина хутора, – отметил Светозар без удовольствия. Скорее грустно. Мирный крестьянский фотоальбом дестабилизировал его, я так полагаю.

– Это он устроил себе гнездо у ограды?

– Без понятия, – сказал сержант, – может, и он. Может, нет. Есть еще несколько непрочесанных строений, их мы обыщем. Кто убежал – тот убежал. Не будем же мы искать в горах.

Мы вернулись в дом. Светозар и я. Мне же посоветовали не участвовать в поисках.

От нечего делать мы стали искать пищу и алкоголь. Решили спуститься в подпол. Там обычно в прохладе подполья хранится у крестьян вино. К хутору примыкал целый склон виноградников. Следовательно, должно быть вино.

– Полагаю, вино давно выпили хорватские солдаты, – сказал я, когда мы спускались по лестнице.

– Обычно к весне вина у крестьян не остается. Либо они продают его, те, кто имеет возможность вывезти вино в город, либо выпивают за осень и зиму сами. Осенью ведь празднуют свадьбы, столько вина уходит, – сообщил мне Светозар. Он шел впереди меня. – О! – воскликнул он, остановившись. – Тут у них целая лежка!

Я увидел из-за его спины, что подвал дальше расширился во вместительную комнату. На полу лежали матрацы, вокруг была разбросана военная одежда, валялись высокие сапоги на шнурках, какие-то рации, провода, даже несколько туб гранатометов. Вверху, под потолком, шел поток воздуха из полностью открытых окон.

Мы насторожились.

– Внимание, капитан, они могут быть еще рядом. Такое впечатление, что здесь они переоделись в гражданскую одежду. Чтобы легче было сбежать.

Мы внимательно обследовали три подвальные комнаты. В каждой обнаружили ту же картину. Разбросанная одежда. Неиспользованные гранатометы. Пустые бумажные пакеты из-под соков германского производства. Разорванные пластиковые упаковки германского производства. Несколько пустых бутылок из-под германской водки и германского же производства бренди. Короче, картина складывалась простая. Здесь жил небольшой гарнизон, получавший снабжение из Германии. Те, кто не погиб, переоделись и пробираются сейчас через горы к своим.

Мы пошли наверх и зашли опять в большое помещение, служившее семье столовой и местом, где они собирались, когда хотели побыть вместе. Хозяин, видимо, был не совсем обычным крестьянином. Оформление его living-room, как ее назвали бы в Америке, претендовало на большее. Над большим столом висела крупная люстра с сотнями сосулек. В разных углах стояли два телевизора, над большим полуовалом дивана, могущего поместить на своих сиденьях душ 10–12, находились книжные полки. В самом уютном углу зала находился камин с чугунными львами по краям. На стенах висели увеличенные фотографии, видимо из того же альбома, что мы смотрели. Что, в общем, неудивительно, однако необычным показалось то, что фотографии были аккуратно оправлены в металлические рамки под стеклом. Те же сцены из крестьянской жизни. Хозяин, хозяйка, четверо сыновей и три дочери.

Несколько фотографий отсутствовали. На стенах остались четкие темные прямоугольники на тех местах, где они висели.

– Светозар, ты не снимал фотографий со стены?

– Нет, – сказал Светозар. Он нашел в одном из ящиков чай и теперь искал, как его приготовить. – Там какие-то стекла в камине, капитан, поглядите в камине.

Около камина действительно были стекла и распавшиеся металлические рамки. Кто-то хряпнул обрамленными фото о чугунных львов. В самом камине среди недогоревших бревен покоились, я увидел, недогоревшие, частично сгоревшие фотографии. Я вытащил самые крупные фрагменты. И все сразу стало ясно. На фотографии, улыбаясь, рядом с отцом стояли четверо сыновей, облаченные в новенькие формы армии Хорватии.

– Видимо, хутор защищали отец и его сыновья, – сказал я и положил на стол фрагменты фотографий. – Такое может быть, Светозар?

– Сплошь и рядом, капитан. Сербы поступают так же. Стараются сберечь родные дома.

В это время сосульки на люстре отчетливо зашелестели. По потолку пробежали скрипы. На втором этаже кто-то прошел. Я и Светозар схватились за оружие и передвинулись к лестнице, ведущей на второй этаж. Стали подыматься по ней, стараясь не скрипеть ступенями. Но какой-то шум мы, конечно, создавали.

На втором этаже двери во все комнаты были открыты. Из одной двери вырывался поток сквозняка, и мы безошибочно направились туда. Окно было настежь открыто. На полу валялись предметы военной формы хорватской армии, брюки, ботинки, даже кепи. Мы подбежали к окну. Через сад в горы бежал седой человек в гражданской одежде. Правда, в руке у него был автомат. Человек обернулся и посмотрел на свой дом. Старый хорват с глубокими продольными морщинами.

Мы не стали в него стрелять.