Дух народа

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Дух народа

Говоря о Столыпине, сегодня имеют в виду символ. Для одних – это символ постепенного движения России к европейской политической и экономической модели, для других – символ разорения тысячелетнего крестьянского уклада и предтеча Гражданской войны.

Другими словами, от этой фигуры веет вечным трагизмом русского образованного деятельного человека: в экстремальной ситуации, когда традиционные методы государственного управления перестают срабатывать, он выдвигается на первый план, когда же положение стабилизируется, он начинает раздражать и его устраняют с политической арены. А потом собственно человек никого не интересует, остается символ.

Когда-то Русь представляла собой территорию длиной около 1300 и шириной 300 километров вдоль пути «из варяг в греки». В ней обитали слабо связанные друг с другом родовые общины и племенные союзы, где люди постоянно жили своими локальными интересами. Передаваемая из поколения в поколение традиция диктовала незыблемые правила общего существования внутри замкнутых сообществ, жизнь как бы повторялась на новых витках цикла и создавала социокультурную вечность.

Если к вечности добавить нетоварное производство (отсутствие необходимости стремиться к прибыли), то получим крепчайшую гранитную скалу, на которой была построена принявшая православие Русь.

У Святой Руси был прямой выход на небеса, но не было никакой потребности в государственности.

Чтобы объединить Русь и превратить ее в Россию, потребовалось преодолеть не только множество бед и нашествий, но и духовно изжить, хотя бы частично, присущую русским изолированность.

Но общинная локальность (можно сказать иначе: замкнутость, самодостаточность) никогда не была изжита до конца, хотя с ней боролись многие реформаторы.

Конфликт Руси и России ярко выразил Николай Бердяев в начале 20-х годов: «Россия была необъятным и темным мужицким царством с очень слабо развитыми классами, с очень тонким культурным слоем, с царем, сдерживавшим это царство и не допускавшим растерзания народом этого культурного слоя».

Все российские реформы – это постоянная борьба преобразователей-либералов с консервативной почвой, в которой раз за разом реформы глохли.

Правда, в итоге драматического столкновения страна перемещалась в иной цикл, новый виток своей привычной вечности и осваивала новое положение.

Поэтому нам до сих пор свойственны и «воля вольная», и «комплекс Ильи Муромца», слезающего с печи только в последний миг перед катастрофой. То есть мы внутренне всегда готовы к крутому виражу, самоотрицанию, вызову своим святыням.

Поэтому судьба Столыпина для нас, находящихся в ином, чем он сам, историческом времени, тем не менее крайне поучительна.

Проведение аграрной реформы и удержание России в русле парламентаризма – вот основные направления деятельности Петра Аркадьевича. Реформа, которую справедливо называют «вторым раскрепощением крестьян», была стратегически верным решением. Ее поддержали без малого 30 % крестьян. Если бы она была доведена до конца, возникла бы реальная перспектива образования в деревне независимого крестьянина-собственника, который стал бы базовым элементом русского либерализма и удержал страну от революционных потрясений. Но не получилось.

В конце концов задача создания свободного, экономически и политически независимого российского человека, к чему стремился Столыпин, перенесена российской Историей в наше время.

«Что за страна оказалась в моем управлении?» – этот вопрос встал перед Столыпиным.

И прямого ответа у него не было!

Загадочная страна.

Святая Русь? Великая Российская империя?

Киевский князь святой Владимир Святославович и император Петр Великий – разные люди, разные идеи, разные страны.

И поэтому русский дворянин Столыпин был ближе к Петру, а миллионы русских крестьян ближе к князю Владимиру.

Попутно отметим, что единственный данный Богом и Историей начальник Столыпина, царствующий император Николай II, не любил Петра Великого и считал его реформы неоправданно жестокими и, пожалуй, антирусскими.

Николай считал себя выразителем интересов народа, крестьянского, в основном, по составу.

А крестьяне – общинный народ, веками живущий своими местными интересами. Заплати налоги, отработай барщину или оброк, дай в армию рекрутов – и живи, как хочешь, не зная ничего ни о Санкт-Петербурге, ни о Российской империи.

Когда-то на территории Руси жили многочисленные славянские племена. Они состояли из родов и родовых союзов, были слабо связаны друг с другом как в отношениях обмена и торговли, так и в смысле культурной традиции. Это были в чистом виде первобытные люди. Объединять их стала княжеская власть, которой потребовалось изымать у населения небольшие излишки в виде дани. Восточные славяне подчинились военной силе, княжеской дружине. Полюдье было первым звеном в организации власти, а князь – единственным элементом военной централизации.

Излишних ресурсов у населения в силу географических и климатических особенностей всегда было мало, они могли рачительно использоваться только при большой централизации и напряжении сил.

В сравнении с Западной Европой, где население было воспитано еще римским правом и христианством в уважении к законам и собственности, русские князья-руководители могли рассчитывать в общении с народом только на свою силу во время полюдья и на общинное самоуправление во время своего отсутствия на подвластной территории. То есть русские постоянно жили по неписаным законам в условиях и климатической, и законодательной неопределенности, способные к крайнему напряжению сил, не боящиеся «дойти до края» и даже внутренне соперничавшие с властью.

Для Столыпина было очевидно, что народная крестьянская масса, пройдя через испытания княжескими усобицами, монгольским нашествием, Смутным временем, петровской модернизацией, видит оправдание Власти только в фигуре царя-заступника. Между царем и народом нет средостения, нет общественных опор – эти опоры надо строить. Строить, делясь властью царя.

В принципе, общине не было дела до государства. Она оставалась самодостаточной, традиционной вещью в себе.

Петр Аркадьевич не подозревал, что, начиная реформу общины, он поднимает руку на древнее народное божество, которому поклонялась страна.

С точки зрения мировой земледельческой практики европейской культуры Столыпин был прав: общинное земледелие было малопродуктивно и архаично, жизнь требовала новых, либеральных, творческих форм хозяйствования.

Значит, надо было идти вперед.

А что впереди? Удача или крах? Бог ведает.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.