Комментарий Свинаренко

Комментарий Свинаренко

Васильев так об этом высказался в интервью мне: «Вообще первые месяцы было безумно тяжело. Я говорил в редакции – ребята, значит, нас купил Б. А. Березовский, у которого интересов х… знает сколько, политика-фигитика. Не надо делать вид, что у нас нет владельца, – внутри не надо делать такой вид, надо все четко понимать. А вот читатели наши не виноваты, что нас купил Березовский, они хотят получать от нас информацию, приятна она Березовскому или неприятна. У нас начинается очень тяжелый момент. Как в такой ситуации работать – я плохо себе представляю. Я под Березовским работал, на ОРТ, но это было не то, я там четко выполнял свою функцию. Ну где-то я его посылал, но тем не менее отдавал себе отчет, что мы оружие пропаганды. А тут – нет. Я всех просил фильтровать, очень фильтровать. Ну, типа, не врать, проверять факты, не давать откровенный слив, слив проверять… Потому что любая наша заметка будет трактоваться так: это им Березовский сказал, это хитрый ход Березовского… Писать всю правду, но! Надо иметь в виду: ты пишешь заметку, которая неприятна Березовскому, поэтому тут комар носа не должен. Чтоб он не мог сказать: „Мои враги воспользовались вами“. И наоборот, когда мы пишем про врагов – тем более… Наш сплоченный коллектив, человек 500, мы действительно прошли тяжелую х…ню после покупки Березовским „Коммерсанта“, когда на нас все смотрели как на гнутых пидоров, когда нас вся демократическая пресса хоронила – и НТВ, кстати сказать, в первых рядах…Если б я тогда уволился, я б в тот же день – когда все орали, что НТВ давят, – встал бы на трибуну, всем давал бы интервью и объяснял, кто такой Гусь и что свобода слова с ним несовместна. Если б я вот был свободен. Но я не мог, я ж должностное лицо.

А когда звонили мои друзья – ну, скажем, из «ЮКОСа», я ж и там поработал – и о чем-то просили, я говорил: «Поймите меня правильно, если я вам сделаю услугу, что мне Березовский скажет? Скажет – ты рассказываешь, какой ты честный, но, оказывается, все ведь можно у вас?» И что я ему отвечу, але? Такая вещь… За мной смотрят в три глаза! Пройдет проданная х…ня или заметка, которая по раздолбайству выглядит как проданная, – и я оказываюсь в каком положении?»

Все-таки эпохальная у нас книжка! Но в то же время и злободневная. Как-то так получается. Вот сейчас вспомнили про Васю и олигархов, а на неделе как раз был бессмертный сюжет «К барьеру», в котором с Васей сражался Фридман. После того как «Альфа-банк» взыскал с «Коммерсанта» ущерб то ли в 10, то ли в 11 миллионов. Долларов.

– В общем, это была сложная задача – вот так балансировать между интересами. Задача, в выполнении которой я, как ты знаешь, не стал участвовать. Многие знакомые меня страшно жалели тогда – типа, ну как же ты дальше… Но, как выяснилось, жизнь возможна и за пределами «Коммерсанта».

– Значит, ты из него в 99-м ушел. И чем ты стал заниматься?

– Я сначала сказал: «Дайте мне отпуск на два месяца. Которые я не отгулял в прошлые годы». А из отпуска уж не заходя ушел во free lance.

– А чего ты ушел-то? Потому что продали?

– То, что газету продали, – мне это было очень неприятно.

– Но сейчас, задним числом, ты считаешь, что ты правильно поступил или глупость сделал?

– Все я правильно сделал. Там было полно аргументов. А главный такой: когда тебе что-то неприятно, когда тебе чего-то страшно не хочется делать и ты можешь себе позволить это бросить – за чем же дело стало? Зачем себя мучить? Иначе зачем же тогда все?

– Ну логично, да.

– Тем более что когда за те же бабки можно было тем же самым заниматься, но без внутреннего дискомфорта.

– Те же ли?

– Ну. После дефолта-то. Там упали тогда заработки. Видишь, я говорю с тобой на понятном тебе языке – я для тебя баблом поверяю свои действия. Для вас, миллионеров, деньги ведь самое главное. Ну и потом, когда ты тупо пишешь про то, что задают, – это не очень увлекательно. И думаешь: когда ж вечер, чтоб бросить все и заняться чем-то для души. Это очень важный мотив! Когда ты большую часть времени тратишь на то, что нужно другим людям. А твоя жизнь тем временем проходит впустую незаметно. Особенно колонки меня доставали. Я осознавал, что это совершенно пустые тексты, их высасываешь из пальца, имитируешь эмоции – это все разрушительно… Мне кажется, похожий механизм у проституток. Я поэтому иногда с интересом читаю колонки в разных газетах, это поучительно, ты видишь, как автор вымучивал из себя строкаж, все время вылезал в сервис-статистику на панели инструментов, смотрел, не натикало ли уже сколько надо знаков с пробелами… Но колонки для чего-то нужны газетному начальству, и потому люди вынуждены их дристать… И совершенно другая механика, когда ты сам себе придумываешь темы. Когда тебя реально что-то заводит и ты про это сочиняешь. Это дорогого стоит, скажу я тебе. То есть это тот случай, когда ты тем же самым занимался бы на досуге. Ты развлекаешься, тебе твое занятие в кайф, но ты ничего не платишь за это, а, напротив, навариваешь. Это ситуация очень выигрышная. Лучше получать меньше и целыми днями делать что хочешь, чем день ли ночь вкалывать на противной работе, а потом тратиться на хобби. Чистая маржа будет грубо та же самая. Это если с финансовой точки зрения смотреть. А если с энергетической, то картина будет еще более внушительная. На практике это у меня так выглядело. Сидишь и думаешь: о, давай-ка я сейчас скажу вот этим, что я хочу написать про это. Те говорят: да-да, давай, бабок дадим, отправим. Я: ну вот и хорошо. Ты чувствуешь? По энергетике это принципиально разныевещи. Я как-то задумался: а чего это я ни разу не был в Южной Америке? Как же я буду свою книжку издавать про путешествия? Я тогда задался целью – раскупорить-таки Латинскую Америку. Нашелся повод – авиасалон в Чили, нашелся спонсор поездки, которого я свел с газетным начальством, – и вот слетал я на новый континент. Все довольны: тот отпиарился, эти получили материал, я съездил в Чили на халяву. В Китай я потом съездил по похожей схеме. А раньше я многих поездок лишен был. Вот надо такого-то числа лететь куда мне хочется, а у моей редакции на меня другие планы. Сколько я пропустил стран, и городов, и островов! Особенно больно мне думать про Мексику, про Таити, Гавайи и Багамы. Да, старик…

– Это 99-й год?

– Да, конец. Уволился я где-то в октябре или ноябре.

– Ну, это мужественное решение.

– Резонное решение. Которое просто вытекало из всего. Я был весьма огорчен фактом продажи – типа, сельцо с крестьянами продал. Да пошли вы на хуй, оба! Причем! Идите друг друга покупайте и продавайте, делайте что хотите. Я был зол страшно. Бывало, напьюсь и звоню по ночам бывшим коллегам: «Здравствуй, продажная тварь!» Ну как тебе этот пафос?

– Какой кошмар! Евгений Киселев прямо.

– Ну, Алик, пойми: вы капиталисты, мы журналисты, – у нас с вами разные системы координат.

– Не ты ли мне рассказывал, что журналисты отличаются превосходным цинизмом? А сам такой детский сад устроил… Парадоксально, что «Коммерсантъ» – одна из свободных газет сегодня.

– Да, может быть. Понимаешь, какая тут херня… В каждой национальной культуре, как говорил Ленин, есть две национальные культуры, ну ты помнишь, – так и в каждой журналистике есть две журналистики. И, условно говоря, есть хорошая журналистика, ну, в кавычках, а есть х…евая журналистика. И это вещи, как мне представляется, разные. Но, поскольку в итоге победила «хуевая» журналистика – по всем показателям, во всех номинациях, – то как бы вся журналистика как таковая стала ассоциироваться с «хуевой» журналистикой. И я, таким образом, для упрощения и ясности предлагаю считать всю журналистику вот такой – х…евой.

– А на самом деле? Хорошая журналистика – это кто?

– Я тебе говорю – пи…ец, она кончилась. Она не нужна просто, я думаю. Ну вот есть Юрий Рост. Он писал ломовые вещи, тонкие очерки. Сейчас он пишет уже другое, далеко не такое задорное. При всем при том, что он жив-здоров и я с ним люблю выпить, поговорить, – но при всем добром к нему отношении не могу сказать, что лицо журналистики сегодня определяет он. И не Бовин определял – которого незадолго до смерти выгнали из «Известий», между прочим. Ему зарплату снижали, снижали, доснижались до совсем никаких денег и заметки не ставили – вот он и ушел соответственно куда-то.

– А куда он ушел?

– Я не знаю, может, и на вольные хлеба… (Кстати, это практично – перед смертью попадать на вольные хлеба. Будет, пардон, возможность о вечном подумать напоследок, какие-то оценки дать своей жизни.) Не нужен – тема закрыта. А что касаетсялица теперешней журналистики, то его определяют, я думаю, твои друзья Минкин, Хинштейн, Горшков (сайт kompromat.ru)… И тема моего увольнения еще. Я помню, как меня спрашивал Кабаков, писатель: «Старик, а чего ты уволился? На принцип пошел? Зря… Всегда же был хозяин, который диктовал». Ну вот как это объяснить? Вот такой пример я ему привел, который, мне кажется, до него дошел. Представь себе, говорю ему, вот приходим мы с тобой в публичный дом. К нам на кастинг высылают девушку. И я, глянув на нее, восклицаю: ах ты блядь! Ты мне скажешь: чего орешь? Здесь все бляди-то, в чем смысл твоего пафоса? А я отвечу: знаешь, Саш, смысл моего пафоса такой. Ты ее a priori рассматриваешь функционально как блядь, а у меня с ней человеческие лирические отношения. Были вот вплоть до этой минуты. Я с ней носился как с писаной торбой, чувства там, слюни, ночные задушевные беседы, суровые времена, пережитые вместе… И вдруг вот так внезапно выясняется, что за деньги по рыночным ценам она ровно те же самые услуги оказывает любому желающему… Ну и на х… я носился со своими смешными чувствами? Понимаю, насколько это неубедительно звучит, когда такое рассказываешь бизнесмену…

– Почему – нормально это звучит.

– Ну, короче, когда вот так все сходится, когда аргумент к аргументу – то в таких случаях какие могут быть сомнения. Закрыть тему, и все. Ну там и еще были причины… Как некоторые товарищи себя вели… Ну да это все дела давние. Иных уж нет, а те далече… Смешной случай: где-то об то время, в районе продажи, я летел из Лондона в самолете – случайно – с одним бизнесменом, который был причастен к сделке. Реально. Он сидел через проход, я ему говорю: «Жили мы как люди, а вы пришли и все испортили». Он говорит: «А что мы испортили-то? Чем тебе не нравится купля-продажа? Газеты для того и есть, чтоб за бабки в них печаталось то, что нужно хозяину». Меня впечатлила эта беседа. По ряду причин. Само собой, интересно было поболтать с бизнесменом такого ранга. Впервые причем – раньше-то мы не были знакомы, я с нуля начал беседу. И еще ж сразу наехал на него. А он мне вежливо объяснил свою позицию. Самое же тонкое и красивое в ситуации было то, что я был лишен возможности маневра, я не мог с ним спорить просто никак, и все тут! Что бы я ему сказал? Что газеты и журналисты – для правды и объективности? Он бы с улыбкой мне еще раз напомнил про то, что он с товарищами купил газету, это его частная собственность, его имущество, и он не для того тратился, чтоб поощрять какие-то абстрактные чужие свободы. И если б ему надо было на кого-то наехать или, наоборот, кого-то продвинуть, он что, обращался б к посредникам из числа пиарщиков? Как мне было спорить, когда я к тому времени сам из газеты ушел? Да и сам я, увы, был в курсе того, какие рубрики интересовали пиарщиков, какие цены были на рынке, кто из товарищей сколько зарабатывал на этих левых заказах… Я когда был там начальником, мне служба безопасности регулярно представляла доклады. Русская журналистика представала передо мной во всех мыслимых позах. И даром, и за деньги. Уж передо мной-то она вряд ли посмеет из себя целку строить…

– И как ты дальше жил? Что еще было?

– Были интересные моменты. Я пытался по новой устроиться на рынке массмедиа. Думал о жизни, звонил разным коллегам, чтоб встретиться и обсудить ситуацию, понять свое в ней место и определить, на что претендовать. Я-то выпал из реалий: я же как при советской еще власти, в августе 90-го, поступил в «Коммерсантъ», так из него на улицу и не выходил, грубо говоря. (Так люди выходят из зоны через годы отсидки – и мало что понимают: на воле уже другие правила, другие цены, другие банкноты и прочее.) Весь мой предыдущий экспириенс устройства на работу в СМИ ничего не стоил: прошлые попытки имели место в другую эпоху и вообще в другой стране. С кем-то я так и не смог встретиться: некоторые тщательно избегали со мной встреч и бесед.

– Да ты что! А почему?

– Не могу тебе точно сказать. Может, люди боялись, что, придя к ним в газету, я их вытесню оттуда? Хотя у меня таких планов не было. Но может, я увлекся бы, все мы живые люди, и кому-то со стороны это отчетливей виделось… Был и другой вариант: мне делали много заведомо неприемлемых предложений.

– Типа?

– «Давай ты будешь у нас писать какую-нибудь херню, а мы тебе, в свою очередь, будем платить херню же». Лишь бы отвязался. Это все было очень интересно… Меня это забавляло. Но, с другой стороны, были и приятные явления. Долецкая из «Вога» протянула руку дружбы, давала мне заказы и достойно платила. А еще Валера Фадеев, это журнал «Эксперт», предложил интересную работу с хорошими бабками. Я ему за это благодарен. (Хотя по ряду причин не смог к нему пойти.) Вова Григорьев, на тот момент замминистра, проявил участие. «Российская газета» хорошо себя показала. Ну, были и плюсы и минусы, но в целом это было очень увлекательно. Я с литературным восхищением наблюдал, как менялась картина: какие-то люди, которые неделю назад легко могли с тобой бухать до пяти утра и петь по пьяной лавочке песни, причем шахтерские, а не, к примеру, еврейские или казачьи, вдруг оказывались чрезвычайно занятыми… Хотя что я рассказываю, ты небось и сам попадал в такие ситуации. В целом же я провел время, то смутное время, с пользой. Для меня было важно, что я съездил в страны, которые оставались у меня непосещенными и в то же время желанными. Еще я переиздал книжку про Америку… Вообще поза крывал какие-то старые темы, доделал недоделанное. Издал новую книжку – про мои путешествия по России. Она вышла в самом конце года, при том что дописал я ее летом, – неплохой темп, при советах такой был невозможен. Последняя заметка, которую я написал для этой книги, была про русских беженцев. Меня очень занимала эта тема. Вот Солженицын про это писал много – помнишь? Что Россия бросила за границей 20, что ли, миллионов русских, и вот их давят, а они бегут. И я думал: ну что здесь самое показательное? Что надо писать? Пошерстил по беженским комитетам и фондам и нашел забавную ситуацию, показательную. Там группа русских уехала из Казахстана в Липецкую область, поселилась компактно, у них были какие-то бабки, они еще получили кредиты, построили поселок из приличных домов – с водопроводом, чего отродясь не было в тех местах.

– Чего делали – землю обрабатывали?

– И это было. Причем они купили свои трактора. А еще швейный цех построили. Молодцы вроде, хорошо начали жить. И вот они так жили, жили… А потом вдруг бац – и все пересобачились! Начали друг на друга писать в прокуратуру жалобы. И я подумал: вот оно, то самое! Вот где все проблемы русской жизни переплелись! И поехал к ним в Липецкую область. Посмотрел на них там, поснимал. Действительно, они там раскололись на два лагеря, взаимно ненавидящих друг друга. И там была такая дама, председательница этого беженского поселения. Так ее зять, он шофером работал, со своей матерью разругался – потому что она была во вражеском стане и являлась политическим противником его тещи. Не то что брат на брата, а сын на мать даже пошел! И я этих допрашиваю несчастных: «Ну, какие у вас проблемы, расскажите. Она обещала нам дома построить, когда вывозила из Алма-Аты, – почему не построила? А себе-то – построила!» Я говорю: «Дайте мне договор». В договоре написано – будем всем помогать строить. Так в чем проблема? Купите вот кирпич, она вам будет строить, поможет, причем по себестоимости. Они говорят: нет, строить – это значит она нам строит, а мы стоим и смотрим… Удивительная это была картина. И так они все там разосрались. Говорят: наша задача и мечта – чтоб наша предводительница не жила хорошо. Чтоб ей какое-то там финансирование скудное перекрыли. Не свою жизнь им хотелось улучшить – но чужую жизнь они страстно желали испортить! И физик там какой-то был с ними – секретный, атомный, который стал преподавать в школе, когда его выгнали из большой физики. Он копался в огороде в селе в Липецкой области, потому что в Алма-Ате русская наука закончилась.

– Он тоже был недоволен?

– Нет, он, наоборот, был доволен. Счастлив! Причем он такой оказался: им дали кредиты на 20 лет без процентов, как беженцам русским. В принципе – серьезно помогли людям!

– Ну и?…

– Так дедушка-физик этот такой человек, что на выданный ему кредит построил коробку, а потом поехал в Казахстан, продал какой-то дом свой в Алма-Ате, привез бабки – и выплатил весь кредит сразу, досрочно. Спасибо, говорит, стране, что помогла, а теперь я деньги возвращаю; вдруг еще кому помощь нужна, что ж я буду на эти деньги жировать, крутить их. Он даже ремонт в своем новом доме не сделал – денег нету. И живет где-то в подсобке, в чулане при школе.

– Ну и мудак.

– Я так не думаю. По мне, так это очень приличный человек. Совесть у него есть. В общем, красивая получилась картина с беженцами. Яркая. Образы тут разные напрашиваются, но мы их разбирать не будем… А напоследок, под самый занавес, нам Ельцин преподнес подарочек – уволился с должности.

– Ельцин, конечно, всех удивил.

– Это кто ему такое придумал? Валя?

– Да, думаю, что да. И Путин…

– Это красиво прозвучало.

– Уж больно технологично. Я не понимаю, почему они Степашина сняли. Степашину можно было ту же схему поручить…

– Ну наверное, нашлись влиятельные люди, которые были против Степашина.

– Ну а с Путиным – что, все были за?

– К Путину все относились, мне кажется, куда более ровно. Тогда.

– Наверно… Новость об отставке Ельцина Б.Н. я встретил на горнолыжном курорте в Колорадо. Мы с Борькой Йорданом поехали Миллениум встречать. В Соединенных Штатах Америки. С 1999-го на 2000-й. Все праздновали, когда три нуля появилось.

– Что, как мы знаем, ошибка.

– Да. 2001-й год был началом нового века, мы все знаем. Но праздновали все равно.

– И что?

– Ничего. Я радовался, мне симпатичен Путин был. Мне казалось, что вот сейчас какая-то динамика появится, ведь дедушка совсем уже был старый, толстый. Сейчас он похудел.

– Но ты понял эту схему: что фактически это назначение, поскольку такое внезапное объявление даты выборов без подготовки лишает остальных конкурентов шансов. Ты понимал это?

– Да. Но я в то же время и хотел, чтобы Путин победил.

– О! И я тоже это понимал как позитив.

– Иначе – Примус.

– Да, все же готовились. Гусь ведь под него выстраивал все.

– Да. Я не хотел Примуса. В принципе я Лужку симпатизирую, но Примус, мне кажется, это все-таки уже прошлый век. Ну это уже совсем… Такой он советский, ну просто совсем, – по стилистике.

– Я тогда назначение Путина одобрил. Да, в общем, и сейчас думаю – а какие еще варианты?

– Он за пять лет мало чего сделал! Только все «вертикаль» укреплял!

– А другие бы вообще не сделали еще больше ничего.

– А, ну понятно. Ельцин за свои два срока вон чего наворотил, ебтить. Путин же налоги снизил, и все. Налог до 13 % довел – спасибо. Еще что? Все? Все. Войну снова начал.

– Ты не сделал и этого.

– Я? Я из России государственной сделал Россию частную.

– Вот этими руками?

– Вот этими руками, да. На входе было 100 % государственной собственности, на выходе – 70 % частной. Это поглавнее, чем подоходный налог снизить.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.