Комментарий Свинаренко

Комментарий Свинаренко

В декабре 92-го помер мой дед Иван Митрич Свинаренко. Царствие ему небесное. Я очень его уважал с младых ногтей – и это уважение только крепло со временем. Мало я видел настолько прямых людей, которые не сворачивают с выбранной дороги и выполняют задуманное, не поддаваясь искушениям и не отвлекаясь на личное обогащение.

Конечно, мне было бы приятнее, если б мой дед служил у белых и исповедовал либеральные ценности, – но из песни слова не выкинешь. Дед мой в ранней юности вступил сперва в комсомол, а там и в ЧК. Ему казалось, что так он сделает этот мир лучше… С другой стороны, если уж даже граф Алексей Николаевич Толстой пошел служить к красным и считал себя при этом приличным человеком, то какие ж вопросы к крестьянскому юноше?

Я помню этот небогатый домик на окраине Макеевки, в котором часто бывал. Три комнатки, беленые стены, много – по тогдашним моим понятиям – книг. Полный шкаф. Один, правда, шкаф. В числе книг было собрание сочинений Сталина. И его пресловутый «Краткий курс». И его же портретик, размером с книжку, на стене. В рамке, под стеклом.

Дед обладал весьма редким качеством. Он жил в полном соответствии со своими словами и убеждениями. Вот решил когда-то, что социальная революция необходима, – и стал ее делать лично. После пришел к выводу, что надо бить белых, – и отправился воевать в Красную армию. Никого не посылал вместо себя… Подумал, что надо бить внутреннего врага, – пошел служить в ЧК. После долго вкалывал в шахте. Учился, почти уж стал инженером – это было круто для крестьянского парня, по теперешним меркам это никак не ниже Оксфорда. Что твой MBA. А тут война. Он, московский студент, записался в ополчение и уж ожидал отправки на фронт. Но его по партийной линии завернули и послали на Урал – какая ж война без угля, на тот момент стратегического энергоносителя. И только оттуда, с Урала, ему удалось дезертировать с трудового фронта – на фронт простой, под Ленинград. После, уже старый и хромой, с войны, еле ходил – и бесконечно проверял торговлю как общественник, в рядах так называемой парткомиссии. Видно, ему не давала покоя мысль, что рано он ушел из ЧК, не добил контру в свое время. Дед учил меня, что если человек торгует мясом, то он легко и другого человека продаст. Он то и дело цитировал Суворова: интендантов можно сажать без суда и следствия на 5 лет, а после судить – и выяснится, что им еще добавить придется.

(И ты, Алик, еще удивляешься, что я не в восторге от русского капитализма! Что буржуи не вызывают моего восхищения! Видишь, какую я школу прошел у красного пулеметчика, харьковского чекиста, макеевского шахтера… Скажи спасибо, что я к Зюганову не пошел – при таком-то раскладе.)

И вот еще что трогательно. Когда в перестройку начали печатать всё про всё, дед это читал, читал… И нашел в себе мужество признать, что взгляд его на мир был не тот. Не стал брызгать слюной и бегать с красным флагом по городу. А признал. Гвозди бы делать из этих людей.

Он прожил долгую жизнь: 91 год. И счастливую. Две войны прошел – а отделался «разве только» тяжелым ранением и инвалидностью, которая, впрочем, позволяла ходить на работу. Пусть даже с палкой ковылять, но ведь на работу же. Дети, внуки, правнуки… Совесть его была абсолютно спокойна! Он всю жизнь делал то, что считал нужным, часто – в условиях реального смертельного риска. Уверенности в своей правоте, как мне кажется, прибавлял ему и его весьма скромный достаток: вот не воровал же. Ордена, почет и уважение, свой сад, в котором он посадил тонкие саженцы ореховых деревьев – и дождался от них урожая, мешками его собирал. Посмертное поругание любимого им Сталина, распад империи, которую он строил и защищал в самые драматические ее моменты, распад идеалов – все это пришлось на самый закат его жизни. Нам повезло, что мы свободу увидели в весьма еще молодом возрасте. А ему точно так же повезло, что крушение своих идеалов он увидел уже холодными старческими глазами, стоя на краю могилы. Помнишь, Алик, у тебя был какой-то преподаватель в институте, и ты сказал, что если б все коммунисты были, как он, то и ты б к ним попросился? Та же картина была и с моим дедом. Если б все были в КПСС, как мой дед, я б тоже туда подался.

…Да. Так вот. Я поехал во Внуково, чтоб вылететь на похороны. Но выяснилось, что аэропорт в Донецке закрыт – нету керосина, чтоб отправлять самолеты обратно. Ах да, Союз ведь развалился, настала разруха… Я взял билет до ближайшего аэропорта – до Днепропетровска. Оттуда, думал я, домчусь в момент. Наивность! В пути выяснилось, что Днепропетровск не принимает – метель. Посадили нас в Кривом Роге. Выходим из самолета… А аэропорт пустой! Ни души! Что так? Нашел я там только одного мента и с него снял показания. Та же причина – керосина нет. А ну поехали в город! Автобусы не ходят, бензина тоже нет. Вызывай такси, мент! Телефоны отключены. А по рации? Вам же говорят, нету бензина в городе. А ты ментовскую вызывай машину, говорю, я тебе денег дам! (Я думал, что уж как-то решу вопрос, я ж не только отделом преступности тогда командовал, но имел более богатый и глубокий опыт. Когда-то я с одноклассниками попал в неприятную ситуацию. Чтоб решить вопрос, мы скинулись. Честь произвести эту выплату из общака братва доверила мне. Я пошел в отделение милиции и выкупил вещдоки. В общем, я сперва вошел в товарно-денежные отношения с правоохранительными органами, а уж после получил паспорт и начал бриться.) Но я зря уговаривал и размахивал деньгами – милицейским машинам давали на сутки по 5 литров бензина, на обратный путь бы не хватило.

В задумчивости оглядел я зал аэропорта, в котором нам, возможно, предстояло перезимовать… И увидел странного человека, весь вид которого говорил об одном: этот пассажир в полном отчаянии. Причем вид у него был до того иностранный, что аж смешно. Подхожу к чудаку… Оказалось, это немец, который ни слова не знает по-русски. Что делает его горе еще более безутешным. Пунктом его назначения был как раз этот Кривой Рог! Там его дружки строили дома для наших офицеров, изгнанных из Германии. Немец оказался, в общем, золотой. Я по милицейской рации таки вызвал ему подкрепление с их базы в городе. На этой их машине мы умчались из аэропорта, отбиваясь от десятков желающих отнять у нас дефицитное транспортное средство…

Но это было еще не все. Оказалось, что и поезда с местного вокзала никуда не ходили! Как будто вернулась молодость дорогого мне покойника, со всей той разрухой и с мерзостью запустения… Там, на холодном вокзале, в городке, из которого поди еще выберись, да к тому ж он еще и иностранным стал, я начал понимать, что Москва не самая выигрышная точка для наблюдения за трагедией – развалом великой империи… Из Москвы этого всего не видно было, этой красоты. Я нанял машину, и два крайне подозрительных типа в ночи повезли меня в заснеженную степь… Самое смешное, что с нами увязалась симпатичная пара – парень-кооперативщик с красавицей женой. «Ты уверен, что хочешь путешествовать в таком составе?» – пытался отговорить его я. Но ему надо было скорей к своим ларькам… Я понимал, что шанс добраться до какого-нибудь места, в котором жизнь не угасла окончательно, хоть и невелик, но есть… И вот в три часа ночи посреди этой снежной степи прогремел как бы одиночный выстрел из «калашникова». Это лопнула камера переднего колеса. Запаску мои бандиты обменяли на пять кило сала еще осенью… Мы грелись, наслаждаясь напоследок теплом – бензина у нас оставалось всего-то литров десять. Поскольку мы знали, что у других его не было вообще, помощи ждать не приходилось. А на дворе было минус 25.

Но помощь таки пришла – в виде фуры с гуманитарной помощью (слово «помощь» тут ключевое). Фура, вы будете смеяться, остановилась. В глухой степи, среди которой стояли четверо в высшей степени подозрительных мужчин. Дама, которая была с ними, делала картину еще более жуткой. Я уехал с семьей отмороженных кооператоров. А наши бандиты остались. Они долго нам махали вслед. Ржавый «жигуль» – это все, что было в их жизни ценного. Как же его бросить…

Гроб уже опустили в могилу, когда я прибыл на место. Успел я, не успел? Как посмотреть…

Еще из той поездки я запомнил, что рублей в украинских магазинах не брали, обменников не было. Выпить было просто не на что. Я страстно уговаривал соседку продать мне четверть самогона по доллару за пол-литру, что по тем временам было страшной щедростью. Соседка слушала меня с подозрением – типа, кому нужны эти странные зеленые бумажки? Но таки сдалась – скорей потому, что помнила меня мальчиком и просто пожалела. Ладно, подумала, не обеднеет она от одной четверти пер вача…

Далекие, наивные времена… Как будто 92-й год был 50 лет назад. А не только что.