4. ВЫ БЕЗ ПРАВИЛ? И МЫ БЕЗ ПРАВИЛ!

4. ВЫ БЕЗ ПРАВИЛ? И МЫ БЕЗ ПРАВИЛ!

Абхазы воюют, как умеют. Грузины, в общем-то, тоже не удивляют военным мастерством. Поэтому потери с обеих сторон серьезные. А я вот и сам помирать не собираюсь, и ребят своих не дам пожечь. Хорошо запомнил, как десять лет назад, еще в Арцызе, комэска привозил на летный аэродром училища «двухсотых» из Афгана. И что ему тогда выговаривали жены летчиков. Там самая мягкая фраза была: «Почему ты живой, а они мертвые?!» Я сейчас тоже командир эскадрильи, но на этот вопрос до сих пор не знаю ответа. Точно знаю одно: воевать надо так, чтобы повода задавать тебе такой вопрос не было.

Сегодня в штабе ставили задачу: на Сухуми через Поти движется колонна, несколько десятков грузовиков с солдатами и еще столько же бронетехники, вроде даже танки есть. Абхазы напряглись, боятся, что не удержат линию фронта. Могут и не удержать, кстати, — устали они на второй год войны без резервов и без тыла воевать. У них ведь вся территория, до самой Гагры — территория войны.

Комбат сказал, чтоб я сам принимал решение. А какое там может быть решение — вся линия фронта с грузинской стороны «Шилками» утыкана, их там не меньше дивизиона стоит. Еще «Круги» есть плюс комплексы С-75 — в общем, без потерь нам там не пройти, это точно. Если к цели еще сумеем прорваться, на обратном пути целыми не уйти.

И вот смотрю я на карту, любуюсь сложным рельефом местности, а потом бросаю взгляд на Черное море, где проложены курсы гражданских самолетов и где нам летать вроде не положено.

А почему не положено? Кем не положено?

А когда грузины жилые кварталы Сухуми бомбили, это было положено? А когда наш вертолет с красным крестом, полный детей и гражданских, сбили управляемой ракетой, это было положено? Половина Абхазии тогда выла от боли и ненависти, вспоминая шестьдесят сгоревших заживо деток в вертолете с красным крестом.

И вот смотрю я на Черное море и начинаю себя уговаривать нарушить неписаный военный этикет. Ведь задача штурмовика — обмануть противника, выйти из боя с минимальными потерями, при этом выполнив задачу. Настоящий штурмовик должен работать «грязно», без сантиментов.

А потом я понимаю, что уговаривать себя мне не надо, а руководство и так мне выдало карт-бланш, так что лучшее, что я могу сделать, — просто не ставить в известность начальство о своих задумках. Так будет честно, а если что, я сам отвечу за свои ошибки.

Пришел к ребятам в кубрик, объясняю задачу. Лица, конечно, у многих резко поскучнели, а Мишка так и вовсе заартачился. Кричит: «Товарищ майор, это не по правилам, вы собираетесь нарушать международные законы, ой-ой-ой».

Но всем понятно, что Мишка просто сдрейфил — так далеко на территорию противника он никогда не заходил, страшно ему стало.

Ладно, думаю, хрен с тобой, боевой товарищ. Говорю ему, что оставлю в нейтральной зоне — будет там ходить по большому периметру, отвлекать ПВО противника и создавать так нужную нам сейчас суматоху в воздухе. Это, спрашиваю, законы не нарушит и мораль твою не поцарапает?

Молчит, потом краснеет и кивает. Спасибо и на этом.

Остальные не тушуются, смотрят прямо, значит, пойдут со мной до конца.

Проводим моделирование: показываю, в каком порядке будем взлетать, где выйдем на набор высоты, как дальше расположимся. Услышав про дистанцию в десять метров, народ чешет в затылках. Но иначе нельзя, мы ведь будем изображать одну большую и мирную цель — гражданский «Боинг».

Взлетаем звеном в четыре самолета. Разворачиваемся на север, на Адлер. Командую, чтоб все встали за мной на минимальной дистанции, резко набираю высоту.

Вышли на международную трассу, набрали 8500, командую глядеть в оба. У нас же радаров нет, увидеть гражданских можем только визуально.

Потом выставил себе 8250, нестандартную такую высоту для этого эшелона — чтобы в лоб не сойтись с пассажирскими. Идем на Трабзон тесно, как договаривались, — на радарах мы выглядим как одна большая цель. Трасса оживленная — только на нее вышли, сразу над нами прошел «боинг». А нам надо минут пять идти по этому курсу и чтоб никаких подозрений со стороны противника не вызвать. Мы же сейчас на многих радарах внезапно появились, в том числе и на радарах ПВО, надо обозначиться каким-то образом.

Я Василия, полиглота нашего, по рации прошу: «давай по первому каналу побалакай на английском, набор цифр какой-нибудь погундось поубедительней».

Он начал позывные в эфир выдавать: «намба уан, твенти файв, фоти ту, тра-ля-ля». Потом на своем корявом английском оповестил всех, что он «боинг» и следует курсом на Трабзон.

Тут на первом канале сразу такой гвалт поднялся, на всех языках. Кто-то по-русски кричит, что такого «боинга» в заявке нет, кто-то по-английски просит своих пилотов быть внимательнее. Но грузины молчат — я так понимаю, они нас вообще не увидели.

Вышли на Поти, командую торможение, поворот и снижение. Все делаем дружно, как договаривались: резкое снижение с поворотом, так что Поти остается слева. Выходим на цель со стороны Тбилиси — нас оттуда вообще не ждут.

В тридцати километрах от Поти наблюдаю ту самую колонну, работаем по ней спокойно — никто даже выстрела не успел по нам сделать, просто не ожидали такой наглости. Отработали по два захода, сожгли все, что там двигалось, а потом на предельно малой высоте ушли к морю и потом на север. Танков, правда, в той колонне не было: только пехота на грузовиках, не меньше батальона, и штук десять БМП. Вот это была, я считаю, образцовая операция. Но начальство, конечно, потом здорово нервничало, когда маршруты наши изучило. Но — обошлось.