* * *

* * *

Мать снова начала выкидывать канадские фортели: ребенок ее забудет, съедобные продукты есть только в Канаде и т.д. Я вообще-то собиралась в Канаду, только несколько позже, на конгресс. Не могла же я разъезжать без конца туда и обратно. Но матери так хотелось к Тересе, что она готова была двинуться в путь и одна.

– Если ехать, то в июле, позже я не поеду, – за явила она.

А был уже конец мая.

– Ты хоть отдаешь себе отчет, где живешь? В какой стране? Как я оформлю тебе все за месяц?

Мать не знала как, но ей приспичило, и все тут.

Я позвонила Тересе. Приглашение пришло за три дня с человеком, летевшим в Варшаву. Тереса пыталась протестовать – у Тадеуша был инсульт, угрожавший зрению. Он выбрался из тяжелого состояния, но нуждался в уходе, и Тереса попыталась отложить визит сестры на некоторое время. Быть может, до будущего года. Я не скрывала состояния матери и откровенно призналась, что в будущем году она, скорее всего, не сможет предпринять такое путешествие. По совести говоря, кем-то из них я вынуждена была пожертвовать, матерью или Тересой. Пожертвовала Тересой. И ей пришлось тяжело.

Совершенно убежденная в безнадежности предпринимаемых усилий, я начала хлопоты, просто чтобы ни в чем не упрекать себя. И произошло невероятное.

Паспорт матери я вырвала из заветного окошка уже после закрытия бюро. Такого в принципе никогда еще не случалось. В Канадском посольстве я провела всего лишь час, тогда как нормальные люди ночевали там по трое суток.

– Сегодня так мало людей, – сообщил мне охранник у двери.

В зале польских авиалиний «Лёт» вообще не было ни души. Мрачная девица одиноко сидела в кассе брони, другая столь же одиноко в билетной кассе. На двадцать четвертое июля нашлось несколько мест, можно было купить билеты. Шесть миллионов я при себе не носила – столько стоил тогда билет, – и девица из кассы брони посоветовала выписать билет и ехать за деньгами, тогда место останется за мной наверняка. Я последовала ее совету, обернулась за полчаса. В «Лёте» уже собралась огромная толпа. Я прорвалась к билетной кассе и получила выписанный билет без очереди.

В банке я оказалась в пятницу – очередь на три часа, не меньше, но тут я случайно узнала: на завтра приходится рабочая суббота. Приехала в субботу, за десять минут получила деньги и разрешение на вывоз. Только диву давалась: что же происходит? Некая таинственная сила устраивала отъезд моей матери!

Вылетела она двадцать четвертого июля, в день своих именин. Я договорилась со всеми: за ней присматривали пять стюардесс, носильщик ходил около нее осторожно, боясь дохнуть, чужой парень обязался присмотреть за багажом в Монреале и свое обещание выполнил. Теперь можно было надеяться, что мать полетит по высшему разряду.

Когда мы сидели в зале ожидания, она вдруг сказала:

– Спасибо тебе, дочка.

Я испугалась. Святые угодники, что с ней стряслось?

– В чем дело? – взъерепенилась я. – Что случи лось? Ведь ты же сама хотела лететь?

– Да ничего не случилось, я действительно хотела слетать, так что большое тебе спасибо.

Я окончательно одурела, не понимая, в чем моя вина. Ведь все сделано по ее желанию, тогда к чему этот разговор?!

– Для меня это самый прекрасный подарок к именинам, – торжественно заявила мать. – И я искренне тебе благодарна.

С трудом и не сразу до меня дошло – в кои-то веки мне наконец-то удалось осчастливить свою мать. Потом из Канады я получила от нее письмо – она была довольна и в хорошем настроении. Прочла я письмо совершенно ошарашенная и задумалась: как же такое небывалое настроение выдерживает Тереса?

Впоследствии Тереса призналась: она пережила один из худших периодов в своей жизни, включая и годы войны...

Затем я полетела на конгресс в Торонто.

Я слишком долго путешествовала как все нормальные люди, ясно, что какие-нибудь эксцессы должны были приключиться. Летела я скандинавской авиакомпанией «Сас». С тех пор я больше «Сасом» не летаю. Придется переждать несколько лет: может, они про меня забудут. На обратном пути я сбежала у них с самолета.

Но туда получилось еще смешнее. Промежуточная посадка была в Копенгагене, надо было пересаживаться на другой самолет. Я спокойно ждала, хотя посадку все не объявляли. Наконец ко мне подошел служащий аэропорта и спросил, не соглашусь ли я полететь следующим рейсом: у них сломался компьютер и вышло недоразумение. В качестве неустойки мне вернут двести долларов.

Двести долларов тоже деньги. Я обдумала ситуацию, которая складывалась следующим образом.

Роберт как раз менял квартиру. Я еще не знала ни его нового адреса, ни телефона. Мы договорились, что он приедет за мной в аэропорт Торонто; я лечу авиакомпанией «Сас», час прибытия известен. Если опоздаю, осложнения неизбежны, а конгресс начинается только через три дня.

Я согласилась на замену, лишь настоятельно просила разыскать по радио моего сына и передать ему, что лечу другим самолетом.

Не прошло и часу, как ко мне прибежали снова: есть прекрасный самолет, прямой, через Лондон, вылетает немедленно. Мне без разницы, могу лететь и через Лондон. В Лондоне я оказалась раньше, чем обо мне предупредили, и служащая пропустила сперва пассажиров до Токио. После чего выяснилось – на самолет до Торонто я не успеваю, надо ехать на другой терминал. Девушка осведомилась, обязательно ли мне лететь сегодня. Да, обязательно. Что ж, можно и сегодня. Но в Бостон.

Я согласилась: во всяком случае буду уже по другую сторону Атлантики. Меня разбирало любопытство, что предложат в Бостоне – Йокохаму или Ванкувер. Если Ванкувер, соглашусь. По крайней мере буду уже в Канаде.

В самолете у меня хватило ума раздеться. Я поснимала с себя все, вышла с голыми ногами, в юбке и блузке, представляя, что меня ждет. И не ошиблась – сухой зной дохнул, словно из доменной печи. Позже я узнала: как раз подул ветер из Невады и принес жару.

В Бостоне я сориентировалась быстрее, чем в Лондоне. Меня в темпе перевезли на другой терминал, а по дороге я взглянула на Бостон, он мне даже понравился. Больше неожиданностей не случилось, я попала на рейс в Торонто.

В Торонто я очутилась без малого в полночь, опоздав на шесть часов. Роберта не было. Интересно, а где же мой багаж, летевший прямиком по назначению? Совершенно случайно, по закону невероятного везения среди служащих аэропорта оказалась полька. Я рассказала ей все свои злоключения.

– Господи! – воскликнула девушка. – Ваш багаж на третьем терминале, там, где приземляется «Сас». Есть автобус, поезжайте поскорее! Там работают только до двенадцати, но вдруг да успеете! А я тем временем поищу вашего сына.

Я поехала, получила багаж в последнюю секунду и вернулась. Девушка кончала работу тоже в двенадцать. Ждала она только меня. Роберта отыскали по радио, известили его о моем прибытии, он уже выехал. В аэропорте его вызывали не с терминала «Caca», a на три километра дальше, оттуда, где приземляются самолеты британских авиакомпаний, потому как сообщение пришло из Лондона.

Дети ждали меня в шесть, я не появилась. Они вернулись домой и позвонили в Варшаву. В моей квартире находилась Юлита, племянница Марии (в данный момент соиздатель этой книги). Разбудили ее в два часа ночи и сообщили о моем исчезновении. Юлита, к счастью, не впала в истерику и не стала обзванивать родственников, беспокоилась одна. В половине седьмого утра ее снова подняли с постели сообщением, что я нашлась.

Начался конгресс. Я приехала в гостиницу, и сразу пошла неразбериха из-за ошибки в высланных ранее анкетах, и меня поселили вместе с какой-то дамой. Я запротестовала, требуя отдельный номер. Жить вдвоем не согласилась бы все равно – ненавижу сам принцип совместного проживания. Я совершенно точно заплатила за отдельный номер, они опять что-то напутали, потребовали доплатить шестьсот долларов, потом триста, потом оказалось – ничего доплачивать не надо. Короче, все запуталось окончательно. Я разозлилась, позвонила Эльжбете и свалилась ей на голову.

Ее муж, Стефан, уже умер. Как раз в тот момент, когда мы вдвоем с матерью впервые летели в Канаду. Тереса приехала в оттавский аэропорт чуть не сразу с похорон. Мне сообщили, что Стефан болен, я надеялась повидаться с ним, хотела вылететь раньше. Естественно, не нашлось мест.

Сейчас квартира Эльжбеты пустовала. Ее дочь, тоже Моника, уехала на каникулы, остался только жених, к коему я отнеслась с подозрением: он не пил пива, не курил, не ел мороженого, по паласам на полу ходил босиком и вообще был слишком уж правильный. Однако тишина и спокойствие в доме продолжались недолго, Эльжбета уже начинала сходить с ума – намечалось торжество по поводу годовщины свадьбы ее родителей. По моим подсчетам получалось пятидесятая – золотая свадьба. Только меня тут не хватало. Прожила я у нее три дня и переехала в гостиницу: на следующий день к Эльжбете приезжали родственники, а в гостинице тем временем выяснилось – доплатить следует всего сорок пять долларов. На такую уступку я пошла.

Конгресс продолжался неделю, в Канаде я прожила месяц. Больше времени провела у своих детей, чем у Тересы, что вполне понятно.

Моя внучка Моника занималась каратэ, и не из каприза, а по необходимости. Тяжкая для других, Монике эта необходимость доставляла удовольствие.

В Канаде похищают детей. Мне казалось, что толки на этот счет весьма преувеличены. Так вот – ничего подобного, все правда. Только за время моего пребывания похитили шестерых. Я видела снимки в прессе, на стенах, по телевизору. Похищенных вывозят в Штаты с чудовищной целью – для услады извращенцев и для пересадки органов. Детей содержат в прекрасных условиях, а в случае надобности изымают необходимый орган. Все как бы об этом знают, но не похоже, чтобы удалось существенно изменить положение...

Похищение всегда совершается незаметно, без шума и эксцессов. Ни разу не случилось так, чтобы похититель догонял убегающего ребенка. Именно поэтому Моника занялась каратэ, уже в восемь лет она умела делать забавное, едва заметное движение локтем и наносила неожиданно сильный удар под ложечку, так что на момент у человека перехватывало дыхание. А речь ведь шла вовсе не о том, чтобы убить похитителя, требовалось лишь выиграть время для бегства. Перед самым моим приездом широкую огласку получила история мальчика, спасшего девочку, свою подружку, чуть постарше, лет восьми, а мальчику было лет шесть. Он набросился на похитителя самым невоспитанным и грубым образом – вопил, кусался, царапался и пинал его во все места. Подонок не выдержал, бросил девочку и смылся.

Расстроенная Зося совершенно справедливо решила, что не станешь же водить ребенка за руку всю жизнь, надо защитить дочь как-то иначе. Придумали каратэ. Моника приняла идею с восторгом, у нее оказались способности. Сейчас она получила уже красный пояс и золотую медаль на отборочных соревнованиях в Оттаве.

Возможно, я оказала на Монику некоторое деморализующее влияние. Я снова вытащила Роберта на рысистые испытания, с нами поехали и Зося с Моникой. Спасло нас только чудо: мы закончили игру, получив по сто двадцать долларов. Иначе Зося никогда бы мне этого не простила. Зато в моей внучке загорелся интерес.

Жить в Канаде я не осталась бы ни за какие сокровища, особенно в Онтарио. Не говоря уже о климате (хотя в конце концов есть кондиционеры). Да они все там с ума посходили! Не жизнь, а сплошные запреты! Мне пришлось записать, чего в Канаде нельзя, поскольку все запомнить немыслимо.

Курить почти нигде.

Распивать спиртные напитки в общественных местах.

Превышать скорость сверх ста километров даже на совершенно пустой автостраде.

Выбрасывать мусор когда тебе угодно, а только в определенные дни и часы.

Предаваться азартным играм.

Ставить на Рождество настоящую елку, а не искусственную.

Бить детей.

Покупать и употреблять алкоголь раньше одиннадцати утра. Точь-в-точь как у нас во времена минувшего строя!

Общественным местом считается все, за исключением ресторана и собственной квартиры. Нельзя, к примеру, запивать пивом колбаски у озера – полиция ходит и проверяет. Я опозорила собственного ребенка – меня застали за открытой банкой пива. Не влепили штраф же только потому, что банка оказалась одна, в чем их заверил Роберт. К счастью, он не знал – у меня было припрятано еще несколько.

Какой-то тип на улице шлепнул своего родного ребенка, второй тип, проходивший мимо, обвинил его в избиении детей. Против изверга отца возбудили судебное дело и наказали штрафом.

Тересин мусор мы довозили от озера почти до Гамильтона, потому как над рвом для сжигания мусора висело объявление: «Выбрасывать и уничтожать мусор разрешается только в шесть утра». Спятить можно!

Кроме того, таких толстенных баб, как в Канаде, я не видела даже в Советском Союзе. При своих габаритах они демонстрировали полную, прямо-таки трогательную непринужденность. Молодая дама – объем талии два метра – делала покупки в свободном наряде: сверху кофточка типа майки, штанишки в обтяжку в черно-белую клетку, узкие в коленях (на ней, правда, негде сужаться). На ногах тапочки – точно такие, какие я, вернувшись домой, выбросила на свалку. В доме, где раньше жили Роберт и Зося, обитала дама, занимавшая буквально половину лифта на девять человек. Я всячески старалась проявить хорошее воспитание, но понапрасну – глаз от нее не могла оторвать.

Впрочем, стоит ли удивляться: жратва превосходная, люди едят до отвала и жиреют преимущественно за счет еды, всяких иллюзий насчет болезней и прочих вредных факторов питать не приходится. Возвращались мы с детьми как-то в воскресенье с экскурсии, решили – дома готовить неохота, перекусим где-нибудь по дороге. Встретили забегаловку для водителей, нашли место на стоянке.

Забегаловка оказалась очень симпатичная, даже магазинчик с сувенирами имелся. За восемь с половиной долларов ешь, что хочешь. Плюс кофе и чай в неограниченном количестве. Каждый из нас взял мясо, картофель, салат. Все аппетитное, выбор большой. Наряду с основными блюдами десерт – шоколадный торт со взбитыми сливками. Вошла местная жительница, одна из этих раскормленных, мы тут же заинтересовались: что она будет есть. Сидела она недалеко от нас.

Мы ели по возможности медленно, присматриваясь к подопытному объекту прямо-таки в ошеломлении. Когда мы собрались уходить, она уплетала четвертую тарелку с верхом. Не знаю, слопала ли она пятую, а вот за торт на десерт ручаюсь. Дама себя не щадила, это уж точно. Как тут не растолстеть!..

Уезжала я из Канады тоже с приключениями. Решила на несколько дней остановиться в Копенгагене, чего делать не разрешалось. Существовало какое-то соглашение между авиакомпаниями «Сас» и «Лёт» – в Канаду и обратно лететь без пересадок. Если задержишься, плати. Я возмутилась: почему меня заставляют летать не так, как хочется? Болтаться в воздухе и без того удовольствие маленькое – одни русские «смертники» чего стоят, или наш «Коперник», да и авария в Кабацком лесу еще не забылась. Вся изведешься, пока долетишь до места. Ну а уж если тебя принуждают...

– Мать, вот бы меня попытались принудить, – обрадовался Роберт. – Уж я бы устроил представление – до конца жизни возили бы даром! В аэропорте меня ожидала бы « Скорая», как пить дать развился бы невроз, и платили бы мне как миленькие за ущерб, нанесенный здоровью. Ну сделай так, чтобы тебя принудили!..

Да я вовсе такого не хочу! Я предпочитаю сбежать. С этой целью я отправилась лишь с ручным багажом. Взяла самую маленькую сумку в полной уверенности, что Алиция снабдит меня всем необходимым: халатом, полотенцем и тапочками. В сумке оставила самое нужное, остальное отослала через польский сервис «Посылки в Польшу». Сервис работал прекрасно, все прилетело в Варшаву раньше меня.

Багаж был небольшой, но впервые в жизни меня проверяли – рентгеном. Таможенник вежливо задержал мою сумку: везу что-то подозрительное – длинное, металлическое. Меч?.. Нет, меча я не покупала. Ключи?.. Нет, ключи короткие, к тому же они в сумочке...

И вдруг вспомнила: портновские ножницы с зубчиками для тети Яди! Я купила их в последний момент и не успела отправить польским сервисом.

– Я плохо говорю по-английски, не знаю, как это называется, вот такое...

Я взяла таможенника за воротничок и энергичным жестом, подкрепленным словами, изобразила – чик, чик, чик. Таможенник возразил: по-английски я говорю прекрасно, однако он все-таки желает удостовериться. Вещи укладывал Роберт, незаурядно одаренный в упаковке багажа. Я сразу же представила, что после досмотра сумку закрыть уже не сумею и половина барахла останется в руках. Ножницы все-таки пришлось извлечь. Вытащили мы их с усилием. Таможенник побежал к рентгену, подтвердившему – да, то самое. К счастью, таможенник попался тоже незаурядно одаренный, и общими усилиями нам удалось сумку закрыть.

В Копенгагене я получила двести долларов неустойки за вынужденный полет в Лондон и Бостон и поехала к Алиции, не дожидаясь, пока меня начнут разыскивать по радио – вдруг нервы не выдержат. Кроме того, мне вовсе не улыбалось околачиваться в аэропорте три часа. Фирма, правда, ко мне потом не придиралась, тем не менее не сомневаюсь, восстановила я их против себя надолго.

– Алиция, какие красивые женщины в Дании! – обрушила я на нее свои восторги. – Какие элегантные, ухоженные!..

– Слушай, откуда ты прилетела? – подозрительно осведомилась Алиция.

– Из Канады.

– А, из Канады... Понятно.

Смену нашего государственного строя я встретила у Алиции. Сидели мы у телевизора и смотрели, как осчастливленный демократией народ пер из ГДР через берлинскую стену.

– Ну наконец-то стронулось, теперь все снесет лавиной, – удовлетворенно отметила я.

– Дура ты! – нервничала Алиция. – Русские пустят танки! Так они и уступят! Оптимистка!

– Вот увидишь, – заверяла я. – Их империя тоже развалится, весь этот строй полетит к чертям собачьим.

Алиция со мной не спорила, что с кретинки возьмешь. Дальнейших ее наблюдений и выводов не знаю, потому как я уехала, и очередные события она переваривала без меня. Впрочем, не сомневаюсь, что сориентировалась в ситуации она довольно быстро.