* * *

* * *

Сразу после ремонта Роберт решил жениться. Правда, о своем решении объявил раньше, но я отказалась дать письменное согласие на брак – ему не исполнилось двадцати одного года. Невесту я вполне одобряла, была ей от всего сердца признательна за Робертов аттестат зрелости, однако, зная свое семейство вдоль и поперек, предпочла не брать на себя ответственность.

– Дорогие дети, – искренне посочувствовала я им, – я очень хочу, чтобы вы поженились, и всячески за, но бумажки не дам. Жениться может человек взрослый, а взрослому человеку бумажки не нужны. Очень надеюсь, что вы дождетесь своего времени, не изменив решения.

Анка (невеста), кажется, поняла. Роберт немного обиделся, гражданский брак, во всяком случае, оформили осенью, после того, как ему исполнился двадцать один. А церковный в следующем году весной – ждали, когда приедет Тереса. При обеих церемониях произошли дополнительные события, которым я не решаюсь дать конкретного определения.

При оформлении гражданского брака мой отец сломал руку. Торжественная церемония происходила в особняке Шустера. Уже шел снег, вокруг дома намело, отец поскользнулся и упал.

Сразу же создалась какая-то смехотворная ситуация. Признаюсь откровенно, на семейство я рассердилась. Возможно, это сбило меня с толку, в конце концов, женится мой сын, событие представлялось мне достаточно важным, я просто обязана в нем участвовать, а между тем кому-то следовало заняться отцом и отвезти его в больницу. К счастью, отец заупрямился: он желал присутствовать на церемонии, хоть помри, а посему присутствовала и я. Что происходило позже, представления не имею, потому как повезла отца. Ни одной из родственниц даже в голову не пришло отправиться с отцом и дать мне возможность побыть с собственным ребенком. Правда, честно говоря, мне это тоже в голову не пришло. Я привезла отца в больницу, рентген показал – перелом благоприятнейший из возможных, ровный, без смещения. На руку наложили гипс, и мы вернулись, кажется, к самому концу скромной трапезы.

Церковное бракосочетание получилось более шумное, свадьбу намеревались справить в Пруткове. Празднество организовал дядя новобрачной в собственном доме с садом. Костел выбрали в приходе жениха. Это очень тронуло Тересу – она венчалась в том же костеле Святого Михала на Мокотове.

На костельной свадьбе неожиданно появилась Боженка из Владиславова, жена Владека, теперь уже жившая в Варшаве, явилась со слезами и синяком на физиономии. Заявила – Владек ее избил. Я не удивилась ее приезду – Роберта она с детства очень любила, а от новости о рукоприкладстве несколько растерялась, ибо Владека я всегда знала как джентльмена довоенного образца. Оставить Боженку дома в плачевном состоянии я не решилась и забрала ее на свадьбу. Даже в какую-то машину удалось впихнуть.

Позднее, в суде на разводе, она доказывала, что у нее было сотрясение мозга, и просила меня быть свидетелем. Я отказалась, помешала моя врожденная правдивость: пламенные польки, отплясываемые ею на свадьбе Роберта, как-то не вязались с сотрясением мозга. Боженка обиделась на меня на веки вечные.

Мои бабы разозлили меня вконец – уже в два собрались ехать домой. А я не хотела, напротив, жаждала остаться, ведь не каждый день женишь сына. Один раз можно бы и дать мне покой, все они взрослые и вполне здоровые, в состоянии передвигаться самостоятельно. Так нет – сидели на лестнице этаким укором совести, разобиженные, недовольные, и нудили, как только я появлялась поблизости. А поблизости пришлось появляться часто, ведь дядюшкин дом вовсе не был замком из ста покоев. Короче, я не выдержала и уступила, решив вернуться потом. Так я и сделала, одолев трассу в оба конца под проливным дождем.

И как мне не пришло в голову опрокинуть рюмку, а то и две, или вообще упиться? Тогда никто не лез бы ко мне с требованием отвезти... Затмение нашло полное, не иначе.

Роберт поселился в Урсусе у жены, в это время Союз писателей предлагал кооперативные однокомнатные квартиры. Никто на них не претендовал: ни один писатель творческого возраста в однокомнатной квартире не поместится, разве что передушит семью, и все равно для книг не хватит места. Я взяла квартиру для сына, расположенную в Урсинове. Строительство уже заканчивалось, и дети вскоре переехали.

Тут-то мой младший ребенок и удивил меня. Собственными руками соорудив шкафчики на стенах и на полу, он полностью оборудовал кухню, да так, что даже Марек не мог ни к чему придраться! Кухня без малого достойна была датских миллионеров, и я с трудом верила собственным глазам.

Раньше многие годы мне не удавалось допроситься дома никакой работы. Как-то Роберт вбил у меня на кухне пробки и крючки для разделочной доски. Большая такая разделочная доска, кстати, интересно, куда она подевалась, давненько я ее не вижу... Когда доска вместе с пробками свалилась в четвертый раз, я разозлилась, взяла его за руку, затащила в комнату и показала костыли, вбитые для бра на стене.

– Эти пробки для бра я вделала, когда тебе было восемь лет, попробуй расшатать костыли в пробках. Мать у тебя дура, а ты все умеешь, спец этакий! Доска валяется без дела. И кто тут дурак, а кто спец?

Самолюбие ребенка было задето, и когда во время ремонта пришлось выдрать из стены костыли, образовалась трещина, а в прихожей посыпалась штукатурка.

Затем, наверное, по инерции, хотя и после большого перерыва, Роберт смастерил деревянный кухонный столик – чудо, а не столик. Мой энтузиазм и польза от такой чудной вещи, к сожалению, длились недолго. Опять-таки во время ремонта к столику рабочий класс привинтил свой инструмент и резал паркет для всего дома. Столик не выдержал. В тогдашней неразберихе мы не отнеслись к нему с должным уважением. Роберт оскорбился и отказался его чинить, хотя само приспособление для резки паркетин восхищало его безгранично.

Ну а высшее мастерство он показал лишь в собственной квартире с этими полками и шкафчиками...

Но про все свадьбы моих детей одним заходом не рассказать. Самое время переключиться на Советский Союз.