ГЛАВА VIII

ГЛАВА VIII

Роковая стычка. — Ограбление и отчаянная перестрелка. — Образцовый полицейский. — Спасенья нет. — Уличная баталия. — Как наказуется преступление.

Вот газетная выдержка того времени — фотография, не нуждающаяся в ретуши:

РОКОВАЯ СТЫЧКА.

Вчера вечером в бильярдном зале на улице «С» между помощником шерифа Джеком Уильямсом и Уил. Брауном произошла стычка, закончившаяся мгновенной смертью последнего. Стороны находились в натянутых отношениях уже несколько месяцев.

Тотчас же было произведено дознание и собраны следующие свидетельства:

Приведенный к присяге, полисмен Дж. Бэрдзолл, показывает: «Мне сказали, что Уил. Браун пьян и разыскивает Джека Уильямса; услышав об этом, я начал сам разыскивать их обоих, чтобы предотвратить драку; зашел в бильярдную, там увидел Билли Брауна, который носился по комнате и требовал, чтобы тот, кто имеет что-нибудь против него, высказался. Он был явно возбужден, и шериф Перри отозвал его в другой конец комнаты, чтобы поговорить с ним. Затем Браун подошел ко мне, сказал, что считает себя не хуже любого другого и что он может за себя и сам постоять, прошел мимо меня к стойке; не знаю, пил он или нет Уильямс находился возле того конца бильярдного стола, что ближе к лестнице. Браун, отойдя от стойки, вернулся и сказал, что он не хуже кого бы то ни было на свете, затем подошел к первому бильярдному столу от стойки; я подошел к ним ближе, предвидя драку; когда Браун вытащил револьвер, я тотчас схватил его за дуло; Браун все же успел выстрелить один раз по Уильямсу. Результат выстрела мне неизвестен; одной рукой я схватил самого Брауна, а другой — револьвер, повернув его дулом вверх; уже после того как я схватил револьвер, если я не ошибаюсь, раздался еще один выстрел. Я вырвал револьвер у Брауна, прошел к другому концу бильярда и сказал, что револьвер Брауна у меня и чтоб прекратили стрельбу; кажется, всего было произведено четыре выстрела. М-р Фостер, выходя, отметил, что Браун убит наповал.

Как видите, никакого смятения, — он лишь «отметил» это незначительное обстоятельство!

Через четыре месяца после этого в той же газете («Энтерпрайз») появилось следующее сообщение. Имя полицейского, упомянутого в предыдущем сообщении (помощник шерифа Джек Уильямс), фигурирует и здесь.

ОГРАБЛЕНИЕ И ОТЧАЯННАЯ СТЫЧКА.

Во вторник вечером некий немец по имени Карл Хуртзаль, механик одной из фабрик Силвер-Сити, прибыл в наш город и посетил известное заведение на улице «В». Музыка, танцы и тевтонские девы вызвали у нашего немца воспоминания о «фатерланде» и совершенно вскружили ему голову. Он держал себя как человек при деньгах и тратил их не считая. Поздно вечером Джек Уильямс и Анди Блессингтон пригласили его вниз, на чашку кофе, Уильямс предложил сыграть в карты и поднялся за колодой на второй этаж; однако, не обнаружив там карт, спустился обратно. На лестнице он столкнулся с немцем, выхватил револьвер, сбил его с ног и извлек из его кармана семьдесят долларов. Хуртзаль не смел поднять тревогу, так как к его виску приставили револьвер и сказали, что, если он будет шуметь и донесет на них, ему вышибут мозги. Угроза эта так сильно подействовала на него, что и впоследствии он решился заявить в полицию только под давлением друзей. Вчера был выписан ордер на арест, но преступники скрылись.

Сей проворный полицейский чин Джек Уильямс славился как вор, разбойник и головорез. Рассказывали, что он имел обыкновение взимать подати с граждан, прогуливавшихся ночью по улицам Вирджинии, приставляя для этой цели к их груди заряженный револьвер.

Через пять месяцев после появления последней заметки, ночью, за карточным столом, был убит сам Уильямс: из щели в двери вдруг высунулось дуло револьвера, и Уильямс упал со стула, изрешеченный пулями. Поговаривали, что Уильямсу уже давно было известно о том, что некто, принадлежавший к тому же классу, что и он, то есть к классу головорезов, поклялся лишить его жизни. Публика надеялась, что друзья и враги Уильямса постараются превратить это убийство в знаменательное, а вместе с тем и общественно полезное событие, иначе говоря, что они поубивают друг дружку[36].

Этого не случилось, но все же последующие сутки нельзя было назвать скучными. За это время застрелили женщину, выбили мозги мужчине, а также произвели окончательный расчет с человеком по имени Ридер. Кое-что в рассказе об убийстве Ридера, помещенном в «Энтерпрайз», достойно внимания — в частности трогательная покладистость вирджинского судьи. Курсив в приведенном мною ниже сочинении мой.

ОПЯТЬ СТРЕЛЯЮТ И РЕЖУТ.

Снова дьявол бушует в нашем городе. На улицах гремят пистолетные и ружейные выстрелы, сверкают ножи — совсем как в доброе старое время! После длительного затишья люди неохотно обагряют руки в крови, зато стоит кому-нибудь пролить ее, и все снова начинают стрелять и резать с удивительной легкостью. Позавчера ночью убили Джека Уильямса; и на другой же день на той же улице снова была пролита кровь — уже в ответ на это убийство. Как выяснилось, Том Ридер, друг Уильямса, беседовал с Джорджем Гумбертом в мясной лавке последнего, обсуждая недавнее убийство Уильямса. Ридер сказал, что только трус мог так поступить — убить человека, не дав ему «показать себя». Гумберт, намекая на мартовское убийство, возразил, что Уильямс имел точно такую же возможность «показать себя», какую в свое время он, Уильямс, предоставил Билли Брауну. Ридер сказал, что это гнусная ложь и что Уильямсу вовсе не дали «показать себя». Тогда Гумберт выхватил нож и дважды полоснул Ридера по спине. Один удар ножа, взрезав рукав Ридеру, прошел сквозь материю и вонзился в тело чуть повыше поясницы; второй удар был точнее, и рана от него оказалась значительно опасней. Гумберт сам отдал себя во власть блюстителей закона и вскоре был отпущен судьей Этуиллом на собственные поруки, так как сам поручился за свое появление перед судом в шесть часов вечера того же дня. Между тем Ридера отнесли к доктору Оуэнсу, где ему перевязали раны. Одна из ран оказалась очень серьезной, многие считали ее смертельной. Однако Ридер, находясь в то время во власти винных паров и не чувствуя боли так, как чувствовал бы ее человек в трезвом состоянии, поднялся и вышел на улицу. Он направился к мясной лавке и возобновил ссору с Гумбертом, угрожая убить последнего. Друзья пытались вмешаться, остановить ссору и растащить противников. Вкабаке «Элеганс» Ридер грозился лишить Гумберта жизни, говоря, что убьет его, и, как рассказывают, просил полицию не задерживать Гумберта, так как он собирается его убить. В ответ на эти угрозы Гумберт раздобыл себе двуствольное ружье, зарядил его — то ли дробью, то ли револьверными пулями — и отправился на розыски Ридера. Между тем Ридер шел по улице, поддерживаемый провожатыми, которые пытались отвести его домой; они приближались к магазину «Клопсток и Гаррис», когда Гумберт вдруг подошел к ним с противоположной стороны улицы, с ружьем в руках. В десяти или пятнадцати шагах от Ридера он закричал его провожатым: «Берегись! С дороги!» И едва успели они отскочить, как он выстрелил. Ридер между тем пытался спрятаться за большой бочкой, которая стояла перед навесом магазина «Клопсток и Гаррис»; несколько пуль, однако, попало ему в нижнюю часть грудной клетки — он качнулся вперед и упал плашмя возле бочки. Гумберт вторично прицелился и выпустил еще один заряд, который на этот раз пролетел мимо Ридера и зарылся в землю. Увидев, что Гумберт собирается снова стрелять, в толпе закричали: «Стой! Не стреляй!» Резня происходила в десять часов утра, стрельба — в двенадцать. Заслыша выстрелы, на улицу высыпало все население из близлежащих домов; народ был приятно возбужден и говорил со смехом, что все это совсем как в «славном шестидесятом году». Шериф Перри и офицер полиции Бэрдзолл оказались поблизости в момент стрельбы, и Гумберта удалось тут же задержать и увести в тюрьму. Большинство из тех, кого любопытство привело к месту кровавого происшествия, пребывали в полной растерянности, словно вопрошая — что же дальше? Они не знали, считать ли, что мания убийства уже достигла своего апогея, или, напротив, теперь следует ожидать, что они вступают в бурную полосу убийств, когда человек начинает стрелять направо и налево, во всех и всякого, кто придется не по нутру. Шепотом сообщали друг другу, что это еще не все и что до вечера должны прибрать еще пять или шесть человек. Ридера отнесли в гостиницу «Вирджиния-Сити», куда пригласили врачей для осмотра его ран. Две или три пули попали ему в правый бок; одна из них, по-видимому, пробила легкое навылет, другая застряла в печени. Еще две пули были обнаружены в ноге. Так как некоторые из пуль ударились в бочку, возможно, что в ногу они попали рикошетом; впрочем, они могли попасть туда в результате второго выстрела. Тут же после обстрела Ридер поднялся на ноги и с улыбкой произнес: «Не таким стрелком надо быть, чтобы меня одолеть». Врачи считают выздоровление почти невозможным, однако благодаря крепкому сложению он, может быть, и выживет, несмотря на количество и опасное свойство ран, ему нанесенных. В настоящее время город кажется совершенно спокойным, словно пронесшаяся буря очистила нашу нравственную атмосферу; но как знать — не собираются ли где-нибудь еще тучи, не замышляются ли новые убийства?

Ридер — вернее, то что от него осталось, — протянул еще двое суток! Гумберту же ничего не было.

Суд присяжных — палладиум наших гражданских свобод. Что такое палладиум, я не знаю, ибо никогда в глаза не видывал этого палладиума; надо, однако, полагать, что это вещь хорошая. В Неваде было убито не меньше ста человек, — я бы не согрешил, если бы сказал триста, — но, насколько мне известно, к смертной казни были приговорены всего двое. Правда, то ли четыре, то ли пять преступников, не имевших денег и политических связей, были приговорены к тюремному заключению и один из них протомился в тюрьме, если не ошибаюсь, целых восемь месяцев. Впрочем, буду осторожен — может быть, и не все восемь.