Счастливые моменты

Счастливые моменты

Я часто в жизни бывал на многих презентациях, свадьбах, днях рождения, и каждый раз недоумевал: как люди, считающие себя умными, могут желать друг другу счастья? Как можно всерьез желать того, чего не существует и что никто не может сформулировать, потому что никто не знает, что это такое? За исключением детей, которые считают, что счастье – это когда не надо ходить в школу и когда родители уходят из дома. Но они тоже ошибаются, это не счастье, а счастливые моменты!

У Евгения Евтушенко в стихах есть строчки, которые запомнились мне еще с юности: «Счастлив стал и я неосторожно/ Тем, что больше счастья не ищу». Я считаю, поэт прав: счастливее всех на свете те, кто за счастьем не гоняется. Другое дело, что в жизни каждого из нас случаются счастливые моменты! Как у того кореша из Донецка на берегу Андаманского залива, среди факелов в ночи, с шелестящими волнами и любимой девушкой.

Мой отец хотел, чтобы я прожил жизнь не менее интересную, чем он, и чтобы сам стал режиссером своих счастливых моментов. Он считал, что для этого меня надо научить восторгаться не только тусовками и телепередачами, а и реками, и вулканами, и музеями, и книгами, и неожиданными людьми, которых встречаешь в путешествиях. Вот почему, когда мне было 18 лет, он послал меня на Курильские острова в ботаническую экспедицию, а не в «тусовочные» Сочи. А еще раньше подарил три загадочные почтовые марки: Уганда, Кения, Танганьика...

Особенно я благодарен ему за Курильские острова. Там я впервые увидел людей, которые умели радоваться тому, как цветет орешник в тайге или как муравьи уютно и умно обустраивают свою цивилизацию.

Однажды шеф нашей экспедиции, когда мы находились в кунаширской тайге, подозвал меня к себе и показал на высокий, пирамидальный фиолетовый цветок ростом выше человеческого: «Смотри, как цветет евпаториум! Надо же, я никогда не видел, чтоб евпаториум зацвел так рано». Он несколько дней радовался этому евпаториуму. Потом два дня восторгался пестиками какого-то петазитиса орвендиса. Совершенно умилялся тычинкой, по-моему, торуса харендуса. В течение нашей экспедиции он не раз показывал мне с восхищением и счастьем в глазах листочки люпиновидного клевера. В такие моменты глаза у моего «чмокнутого», как я в то время считал, профессора были счастливее, чем у современного банкира после заключения выгодной сделки на получение гранта от Европейского банка развития под залог мрамора, оставшегося от строительства храма Христа Спасителя.

Зато какой счастливый момент в моей жизни наступил, когда мои друзья вернулись из Сочи и ничего интересного, кроме как о снятии похмельного синдрома с помощью саперави и мацони, не могли рассказать. Я же взахлеб, с выражением рассказывал им о токсикодендроне и «медвежьей дудке» с таким восторгом, что кто-то из друзей заметил, что я сам стал похож на токсикодендрон.

А на одном из Курильских островов жил нивх. Звали его Чурик. У него была русская жена, пятеро детей, множество собак и медведь. Вокруг дома висела на веревке вяленая рыба, которая издали мне, городскому жителю, напоминала гирлянду из выстиранных носков. Дети играли с собаками, кормили рыбой медведя. Нивх промышлял рыболовством, работал проводником в экспедициях. Заработанных в экспедициях денег ему хватало на все его хозяйство. Неподалеку от дома был огород и несколько ульев. Так что его жена тоже без дела не сидела и поэтому, так же как и ее муж, почти всегда улыбалась. Нивх угощал нас трепангами, гребешками и ухой с затушенной прямо в чане, где она варилась, головешкой, вынутой из костра. «Этим уха отличается от рыбного супа, – объяснял он. – В ней должна чувствоваться энергия костра. Природного огня». Когда мы, городские недоросли, ели, причмокивая, его уху и просили добавки, на его лице, выражаясь всепонятным языком сегодняшнего обывателя, лежал отпечаток большого человеческого счастья!

Да, Курильские острова что-то растревожили в моем несозревшем организме. С тех пор меня всегда тянуло за рамки «бермудского» всезасасывающего треугольника – телевизор, застолье, тусовка... Мне всегда хотелось срежиссировать себе как можно больше счастливых моментов. Например, заехать в камчатское село посмотреть, как все-таки выглядят те, кого называют коряками. И главное, за что их так назвали? А их жены? Они что – корячки?

Если бы мне сегодня предложили прожить жизнь заново, я бы, клянусь, не стал сопротивляться. Да, я снова хотел бы побывать на Тяте-яме, с агитбригадой поехать на БАМ, выступить у рыбаков на Камчатке или на лесопилке у лесорубов Сихотэ-Алиня, заночевать в гамаке в бразильских джунглях, полетать на самолетике над загадочной перуанской пустыней Наска, пройти на атомоходах и сухогрузах Северным морским путем и сыграть в волейбол с местной командой атомохода в их ангаре, полюбоваться картинами Модильяни в Риме, попытаться разгадать загадку Джоконды в Лувре, прикоснуться душой к египетским и мексиканским пирамидам, увидеть Отелло в исполнении Джона Гилгуда в лондонском театре «Олд Вик», влюбиться в ботанической экспедиции в повариху, полюбоваться тем, как цветет орешник в тайге, и порадоваться тому, как муравьи обустроили свою цивилизацию.