Окончательный выбор
Окончательный выбор
В годы перестройки историки и политики задались вопросом: а могли быть в октябре 1964 года другие кандидатуры, помимо Брежнева?
В тогдашнем руководстве можно было найти более молодых, образованных и динамичных политиков, но реально выбор ограничивался членами президиума ЦК. Остальные, имевшие меньший партийный ранг, не рассматривались как кандидаты.
В октябре 1964 года в президиум входили (помимо Хрущева): Брежнев, Воронов, Кириленко, Козлов, Косыгин, Микоян, Подгорный, Полянский, Суслов, Шверник.
Фрол Романович Козлов был тяжело болен и работать не мог. Кандидатуры Микояна и Шверника не рассматривались ввиду преклонного возраста, Шверник был даже старше Хрущева. Полянский, напротив, был слишком молод. Кириленко никогда не котировался так высоко, чтобы претендовать на первые роли.
Кого же тогда могли предложить в первые секретари?
Подгорного? Суслова? Косыгина?
Николай Викторович Подгорный с Брежневым были в тот момент на равных: оба секретари ЦК с широкими полномочиями, в отсутствие первого по очереди председательствовали на заседаниях президиума и секретариата.
Гришин и Шелест утверждали потом, что, когда решали, кому быть первым секретарем ЦК, Брежнев предложил кандидатуру Подгорного, но тот отказался:
— Нет, Леня, берись ты за эту работу.
Если этот эпизод и был, то носил ритуальный характер.
Леонид Ильич продемонстрировал партийную скромность, понимая, что Николай Викторович сам откажется. За спиной у Подгорного было руководство украинской, крупнейшей в стране партийной организацией. Он явно жаждал власти и рассчитывал на первые роли. Но у него маловат был опыт работы в Центре, в 1964 году его еще воспринимали как провинциального, украинского партработника. Так что он очевидно уступал Леониду Ильичу, давно занимавшему видные посты в столице.
В отличие от Подгорного Михаил Андреевич Суслов был известен партаппарату всей страны. К нему уже тогда относились с почтением и даже с некоторой опаской. Но он с послевоенных времен шел по идеологической линии. А «идеологи» первыми секретарями не избирались. Считалось, что первому лицу нужен опыт руководства промышленностью или сельским хозяйством.
Такой опыт конечно же был у Алексея Николаевича Косыгина. Но ему мешало другое — за свою жизнь он всего лишь несколько месяцев находился на партийной работе, в 1938 году, когда молодого директора фабрики «Октябрьская» поставили руководить промышленно-транспортным отделом Ленинградского обкома. Но в том же тридцать восьмом Косыгина утвердили председателем Ленинградского горисполкома, на следующий год перевели в Москву наркомом текстильной промышленности, и с той поры он работал в правительстве. В провинции, в республиках его редко видели.
Первые секретари обкомов, составлявшие большинство Центрального комитета, считали, что во главе партии должен стоять такой же, как они, профессиональный партийный работник. Косыгину многие симпатизировали, но видели его максимум в кресле главы правительства.
Конечно, все эти формальные соображения могли быть забыты, если бы кто-то из кандидатов имел поддержку большинства членов президиума. Но такой сплоченной группы в президиуме не было.
Из всего наличного состава именно Леонид Ильич Брежнев представлялся самым вероятным кандидатом на роль первого секретаря ЦК. У него за спиной была богатая биография: фронтовик, первый секретарь нескольких обкомов, первый секретарь в Молдавии и Казахстане, председатель президиума Верховного Совета, секретарь ЦК, занимавшийся космосом, тяжелой и военной промышленностью…
И по человеческим качествам Брежнев подходил на роль лидера больше других. Не всегда хмурый Косыгин, не тонкогубый Суслов с лицом инквизитора, не грубоватый Подгорный, а красивый, улыбчивый, доброжелательный Леонид Ильич больше располагал к себе. Он был импозантным, артистичным, умел вести себя, знал, как надо говорить с тем или иным человеком, сразу становился центром большой компании, производил очень благоприятное впечатление.
Так что в октябре 1964 года за Брежнева голосовали с легким сердцем.
Его избрание вызвало в стране одобрение. Получив газеты, советские люди не без удовольствия всматривались в еще молодое и приятное лицо. Старое-то партийное руководство за небольшим исключением представляло собой малосимпатичную компанию. Борис Пастернак писал тогда:
И каждый день приносят тупо,
Так что и вправду невтерпеж,
Фотографические группы
Сплошных свиноподобных рож.
Люди были довольны отставкой Хрущева, который последние годы вызывал только насмешки. Люди жаждали покоя, порядка, стабильности и улучшения жизни.
Впрочем, в среде интеллигенции (и не только либеральной) об уходе Хрущева сожалели, потому что с Никитой Сергеевичем были связаны благотворные перемены в жизни общества.
Видный партийный работник, будущий помощник Горбачева Георгий Лукич Смирнов вспоминал, как на следующий день после пленума он пришел в журнал «Коммунист», где тогда работал.
Всех собрали в кабинете главного редактора Василия Павловича Степанова, и тот сообщил, что пленум ЦК освободил от должности Хрущева «по состоянию здоровья и его просьбе». Все молчали. Только один человек восторженно приветствовал решение пленума и стал критиковать решение Хрущева о разделении партии на промышленную и сельскую.
— Не надо спешить, — прервал его Степанов. — Особенно вам. Присутствующие помнят, как вы настояли на публикации своей статьи, восхваляющей опыт организации сельской партии. Другие члены редколлегии возражали.
Отсутствие энтузиазма по случаю перемен в стране стоило главному редактору «Коммуниста» его кресла…
Другое дело, что потом, когда начался застой и Брежнев стал вызывать только раздражение, возник вопрос: почему же нам так не повезло и во главе государства оказался именно такой человек?
Так ведь выбор в принципе был невелик. Хозяином страны мог стать только кто-то из действующей обоймы высших руководителей. Все это были люди, которые дослужились до высших должностей не благодаря своим достоинствам, а потому что пришлись по душе предыдущему поколению руководителей.
После октября 1917 года в стране происходила своего рода селекция, и ее результаты были всего заметнее в высшем эшелоне власти. Это не значит, что руководство страны составляли люди совсем уж без достоинств. Они выбились наверх, потому что знали, как обойти соперников. Но даже те, кто от природы был наделен лидерскими качествами, кто обладал знаниями и широким кругозором, были искалечены борьбой за власть, через которую они прошли…
На следующий день после октябрьского пленума состоялось совещание первых секретарей ЦК национальных республик и первых секретарей крайкомов и обкомов. Им поручили собрать на местах актив и рассказать о причинах кадровых перемен в Москве.
19 октября Брежнев по заведенной Хрущевым традиции устроил торжественную встречу троим космонавтам, совершившим полет на корабле «Восход».
По дороге с космодрома в Москву космонавты шутя напутствовали командира корабля Владимира Михайловича Комарова, которому предстояло рапортовать Брежневу:
— Володя, докладывать нужно так: «Готовы выполнить любое задание любого нового правительства».
Никита Сергеевич еще формально оставался главой партии и правительства, а 14 октября уже сменили руководителей основных средств массовой информации, которые входили в неофициальную «пресс-группу Хрущева».
В Госкомитете по телевидению и радиовещанию секретарь ЦК по идеологии Леонид Ильичев представил членам коллегии нового начальника, Николая Николаевича Месяцева, который при Сталине служил в госбезопасности, работал в комсомоле, а последние два года был заместителем Андропова в отделе ЦК по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран.
Три дня, пока решалась судьба Хрущева, Николай Месяцев находился в телерадиокомитете, даже домой не ездил.
До Месяцева председателем Госкомитета СССР по телевидению и радиовещанию был Михаил Харламов. В начале 1950-х он работал в «Правде», после смерти Сталина заведовал отделом печати МИДа. В декабре 1962 года его поставили руководить телевидением и радио. Теперь его назначили заместителем главного редактора Издательства политической литературы — это было очень большое понижение для человека, занимавшего министерскую должность.
Сместили и главного редактора «Правды» Павла Сатюкова. Он был и первым председателем созданного в 1959 году Союза журналистов СССР. Пока искали нового редактора главной партийной газеты, несколько номеров выпустил сам секретарь ЦК Ильичев, который еще при Сталине редактировал «Правду».
На следующий день после снятия Хрущева и в «Известиях» вместо снятого Алексея Аджубея появился новый редактор — Владимир Ильич Степаков. У него была богатая биография. В последний сталинский год он успел послужить в Министерстве госбезопасности, потом работал в московском партийном аппарате. До «Известий» руководил одним из идеологических отделов ЦК. В редакции он собрал партийный актив и настороженно спросил:
— В агитпропе меня предупредили, что посылают в буржуазную газету. Это верно?
Расправились с помощником Хрущева по идеологии и культуре Владимиром Семеновичем Лебедевым, который вел себя слишком самостоятельно. Его убрали из аппарата ЦК, где он проработал двадцать лет.
Зато не тронули помощника по международным делам Олега Александровича Трояновского. Его взял к себе Косыгин. Потомственный дипломат Трояновский помимо иных талантов обладал редким даром нравиться начальству. К нему ни у кого не было никаких претензий.
И неожиданно для многих вполне милостиво отнеслись к главному помощнику Хрущева Григорию Шуйскому, которого Никита Сергеевич особо выделял и именовал «боярином». Они работали вместе с 1950 года. Тем не менее Шуйского не выставили из аппарата. Его перевели консультантом в отдел пропаганды и агитации ЦК, где он трудился до 1976 года, когда его по возрасту отправили на пенсию. Конечно, за ним присматривали, его разговоры прослушивались. Но — в отличие от Владимира Лебедева — Шуйский сохранил те атрибуты высокопоставленного советского чиновника, которые позволяли ему вести комфортную жизнь.
Сын Хрущева Сергей полагает, что это была благодарность нового руководства за то, что Шуйский вовремя переориентировался и не предупредил Никиту Сергеевича о готовящемся заговоре. Это вполне вероятно. В последние недели перед октябрьским пленумом подготовка к свержению Хрущева шла полным ходом, аппарат ЦК превратился в штаб заговора. В работу был вовлечен большой круг людей. Неужели все это прошло мимо личных помощников Хрущева?…
После смещения Хрущева в здании ЦК КПСС на Старой площади делили власть и обживали новые кабинеты. Однако некоторые члены ЦК остались недовольны — их обошли должностями. Это были обиженные Хрущевым бывшие секретари ЦК Николай Игнатов, Екатерина Фурцева, Аверкий Аристов. Они когда-то были на равных с Брежневым, именовали его по-свойски Леней и невысоко ценили его достоинства и таланты. После отставки Хрущева они рассчитывали вернуть себе высокие посты. Но их надежды не оправдались.
Через год после смещения Хрущева второй секретарь ЦК компартии Грузии Петр Александрович Родионов приехал из Тбилиси в Москву, позвонил председателю президиума Верховного Совета РСФСР Николаю Григорьевичу Игнатову.
Тот недовольно буркнул:
— Ты, голубчик, что-то стал зазнаваться. Бываешь в Москве, а ко мне не заходишь.
Родионов попробовал отшутиться:
— Не хочу отрывать драгоценное время у президента Российской Федерации.
Они договорились о встрече. Родионов приехал на Делегатскую, где тогда находились президиум Верховного Совета РСФСР и правительство России.
Прошли в комнату отдыха. Игнатов обрушился на Брежнева:
— Дураки мы, привели эту Лису Патрикеевну к власти. Ты посмотри, как он расставляет кадры! Делает ставку на серых, но удобных, а тех, кто поумнее и посильнее, держит на расстоянии. Вот и жди от него чего-нибудь путного…
Новые люди занимали в Москве номенклатурные посты. Это были те, кого Леонид Ильич хорошо знал, с кем работал, кому доверял. Таков был главный принцип его кадровой политики.
Леонида Ильича не назовешь более талантливым и ярким политиком, чем Хрущев. Но Никита Сергеевич провел остаток жизни в роли никому не нужного пенсионера, за каждым шагом которого следили чекисты. А Брежнев оставался хозяином страны до своего смертного часа. И если бы врачи Четвертого главного управления при Министерстве здравоохранения СССР овладели секретом бессмертия, то Леонид Ильич, вполне возможно, правил бы нами и по сей день.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.