Полковник и миссис Чичестер[162]

Полковник и миссис Чичестер^[162]

В апреле 1984 года я поехал в Суссекс, чтобы провести там лето, играя в «Сорока годах службы». Вот вам состав исполнителей.

Пол Эддингтон поднялся до роли, в которой он почти шестнадцать лет назад видел Джона Гилгуда, — роли директора школы. Эддингтон был, разумеется, крупной звездой телевизионной комедии положений, актером, широко известным и всеми любимым в качестве замотанного мужа Пенелопы Кит из сериала «Хорошая жизнь», а в последнее время — и бестолкового и бесталанного министра административных дел в безмерно популярном «Да, министр». Во время лондонских репетиций он вел себя очень дружелюбно, и все же я его побаивался. Мне еще не приходилось день за днем работать в непосредственной близости с человеком столь прославленным.

Джон Форчен получил роль Франклина, которого в первой постановке пьесы играл Пол. В конце пятидесятых Джон был — наряду с Джоном Бердом, Элеанор Брон и Тимоти Берсдэллом — одним из светил кембриджской комедии. В сотрудничестве с Элеанор Брон он создал легендарный (не сохранившийся) сериал «Куда подевалась весна?». А в конце девяностых и позже он и его партнер Джон Берд вновь прославились высоко интеллектуальным, едва ли не пророческим вкладом в сатирическую программу «Бремнер, Берд и Форчен».

Аннетт Кросби играла заведующую школьным хозяйством. Сейчас она более всего известна по роли жены Виктора Мелдрю в сериале «Одной ногой в могиле», тогда же я знал ее как безумно очаровательную королеву Викторию в «Эдуарде VII» и до невозможности шуструю и прелестную Крестную фею в фильме «Туфелька и роза». Бабушку играла Дорис Хэр. В свои семьдесят девять она обладала непререкаемым авторитетом актрисы старой школы, очень полюбившейся публике в роли матери Реджа Варни из сериала «На автобусах». Старшего старосту играл превосходный молодой актер Стивен Рэшбрук, а остальных школьников — мальчики Западного Суссекса.

Чичестерский фестиваль, учрежденный в шестидесятых Лесли Эвершед-Мартином и Лоуренсом Оливье, длился все лето и состоял из спектаклей и мюзиклов, для которых был специально построен большой театр с выдвинутой в зрительный зал сценой. Сезон 1984 года предлагал публике «Венецианского купца», «Так поступают все» и «Ах, Кэй!», равно как и «Сорок лет службы», ради которых я туда и приехал. Для показа менее масштабных экспериментальных постановок предназначался шатер, позже замененный вторым полноценным театром. Актеры старой школы очень ценили работу в Чичестере, им нравилась спокойная атмосфера процветающего южного приморского города, длинный сезон, проводимый в постоянной труппе, не требовавший большой траты сил и гарантировавший аншлаги. Местная публика носила коллективное прозвание «Полковник и миссис Чичестер», полученное за ее строгие, ограниченные вкусы: Реттиген был едва ли не единственным драматургом послевоенной поры, которого она переваривала. Полковник и миссис Чичестер не боялись делиться со всеми сенсационной новостью, состоявшей в том, что в театр они ходят затем, чтобы развлекаться.

Патрик Гарлэнд был режиссером восхитительным — вежливым, интеллигентным, мягким и деликатно тактичным. Он обладал милейшим обыкновением обращаться на репетициях к растерянным мальчикам из массовки так, точно те были завсегдатаями оксбриджской профессорской. «Простите, что упоминаю об этом, джентльмены, однако я считаю себя обязанным отметить, что некоторая медлительность общего выхода на сцену, непосредственно за появлением Пола, вредит темпу и общей динамике. Буду вам благодарен, если вы устраните этот недостаток. Большое спасибо».

Нашим художником-постановщиком был Питер Райс, с сыном которого, Мэттью, я очень скоро подружился — и на всю жизнь. Когда Мэттью не помогал отцу, он копался в саду снятого им на весь сезон домика, стрелял кроликов и голубей, свежевал их и готовил вкуснейшие ужины. Он играл на фортепиано, пел, сочинял скетчи и писал картины. Голос его чем-то напоминал голос принцессы Маргарет: высокий, богатый интонациями и пронзительный. Возможно, он просто провел слишком много времени в ее обществе, поскольку был близким другом сына принцессы, Дэвида Линли, с которым учился в Бэдейлсе.

В отличие от Мэттью, чей домик представлял собой очаровательный сельский коттедж, стоявший на земле, которая принадлежала поместью графа Бессборо, я снял довольно скучную современную квартиру, находившуюся в двух шагах от Фестивального театра. Свободное время я отдавал либретто мюзикла «Я и моя девушка». Раз или два ко мне приезжал, чтобы поработать над либретто, Майкл Оккрент. Роберт Линдсей уже согласился сыграть Билла, а роль Салли должна была исполнить Лесли Эш, бравшая ради этого уроки пения и чечетки. Главную характерную роль — сэра Джона — отдали Фрэнку Торнтону, более всего известному как капитан Пикок, дежурный администратор магазина «Грейс Бразерз» из «Вас уже обслужили?». Премьера мюзикла должна была состояться в Лестере — осенью, если я в течение месяца предоставлю необходимый для репетиций окончательный вариант либретто.

На премьеру «Сорока лет службы» приехали из Норфолка мои родители. Я гордо познакомил их с Аланом Беннеттом и Полом Эддингтоном. Алан же познакомил родителей со своими друзьями, Аланом Бейтсом и Расселом Хэрти. «Я люблю пьесы, в которых есть смех и рыдания, — сказал Алан Бейтс голоском куда более женоподобным, чем тот, какого я мог ожидать от Теда Берджесса из „Посредника“ или Гэбриэля Оука из „Вдали от обезумевшей толпы“, двух наимужественнейших мужчин всего британского кино. — Я хочу сказать, что зритель должен смеяться и ахать, иначе зачем нужен театр?»

Думаю, в роли Темписта я публику разочаровал. Я верил, что смогу сыграть ее, и сыграть с блеском, однако что-то мешало мне показать нечто большее, чем простой профессионализм. Я был в порядке. Вполне хорош. Мил. А это — худшее в театре слово. Когда твои друзья и знакомые приходят за кулисы и произносят слово «мило», говоря о постановке, пьесе или твоей игре, ты мгновенно понимаешь — они показались им никуда не годными. И очень часто люди предваряют это слово другим — непонятно откуда взявшимся, но выдающим их с головой «нет».

— Нет, очень мило!

— Нет, правда, по-моему, все прошло… ну, ты понимаешь…

Почему они начинают с «нет», если вопросов им никто и никаких не задает? Объяснение может быть только одно. Шагая по длинным коридорам к твоей гримерной, они мысленно говорили себе: «Господи, ну и дерьмо. Стивен был просто ужасен. Да и вся пьеса — жуть в чистом виде». А затем они входят в гримерную и, словно отвечая на эти слова, возражая самим себе, мгновенно произносят: «Нет, по-моему, было отлично… нет, правда, я… м-м-м… мне понравилось». Я знаю, что это так, поскольку нередко ловил себя точно на таком же вранье. «Нет… правда, очень мило».

Тем не менее постановку в целом сочли успешной. Полковник и миссис Чичестер были в восторге, и вскоре пошли разговоры о том, что нас ожидает «перенос».

— Прекрасная новость, — сказал мне как-то вечером Пол Эддингтон, пока мы стояли, ожидая нашего выхода. Я чуть было не написал «пока мы стояли за кулисами», однако сцена в Чичестере была выдвинута в зал, так что публика сидела с трех ее сторон, а значит, стоять мы могли только за декорациями.

— О! — отозвался я. — Какая?

— Об этом уже объявлено официально. Нас ожидает перенос.

— Ух ты! — Я изобразил танец на месте. О чем он говорит, я ни малейшего понятия не имел.

На то, чтобы проникнуть в тайну слова «перенос», у меня ушло два дня усердных трудов. Мальчики из нашей труппы, судя по всему, понимали его значение, официантки театрального кафетерия тоже, продавец стоявшей на углу табачной лавки и хозяйка моей квартиры — тоже. Все понимали, кроме меня.

— Перенос — это чудесно, — сказала Дорис Хэр. — Если не ошибаюсь, нас ожидает «Королева».

— Э-э?…

Королева — это как? Она приезжает, чтобы посмотреть на нас? Это и есть «перенос»? Я запутался еще пуще.

— Я играла по всей Авеню, но для «Королевы» никогда не работала.

Авеню? Я представил себе обсаженный деревьями бульвар, на котором мы даем для скучающей и смущенной монархини представление под открытым небом. Идея показалась мне нелепой.

Несколько позже Патрик спросил у меня:

— Вы уже слышали о переносе?

— Конечно. Ага. Здорово, правда?

— Для вас это станет вест-эндским дебютом, верно?

Так вот оно что! Спектакль будет перенесен из Чичестера в Вест-Энд. Перенос. Ну конечно. Идиот!

Чичестерский сезон я завершил как в бреду. За неделю до его закрытия приехал, чтобы забрать окончательный вариант либретто, Майк Оккрент.

Возвратившись в Лондон, я решил, что, поскольку Киму со Стивом так хорошо на Дрейкотт-плейс, пора мне покинуть Челси и обзавестись собственным жильем. И я нашел на Риджент-сквер, в Блумсбери, сдававшуюся за тысячу фунтов в неделю меблированную квартиру с одной спальней. Только для меня и моей новой любви.