Эпилог: Рык в ночи

Эпилог: Рык в ночи

Шестидесятисемилетний Энди Гроув сидит в своем кабинете, старый лев со шрамами в своем логове.[307]

Несмотря на то что его имя еще часто можно услышать в новостях – особенно с началом рекламной кампании по поводу выпуска документального фильма PSB, – его достаточно сложно найти. Человек, который когда-то руководил самой важной компанией в мире, променял свое легендарное рабочее место на такой же маленький офис с еще меньшим кабинетом для своего давнего секретаря, Терри Мерфи, на верхнем пролете атриума в маленьком двухэтажном здании с шестью офисами, расположенном посреди дорогих бутиков и антикварных магазинов в центре Лос-Альтоса.

Мало кто из прохожих узнает его, хотя он – один из самых знаменитых людей Кремниевой долины. Спишем на то, что Долина настолько сильно сосредоточена на будущем, что редко оглядывается назад и почти никогда не чтит своих основателей.

Боб Нойс, к примеру, человек, благодаря которому все это стало возможным, прообраз всех тех тысяч предпринимателей в Долине и миллионов по всему миру – уже почти забыт, всего лишь через двадцать лет после смерти. Его вдова, Энн Боуэрс, слишком долго не давала разрешения на написание его биографии. И даже несмотря на то что она нашла лучшего биографа в Стэнфорде, Лесли Берлин, целое поколение выросло со знанием лишь того, что Нойс был – всего лишь наставником их героя, Стива Джобса. Когда Джек Килби получил Нобелевскую премию в области физики в 2000 году за участие в создании интегральной микросхемы, он публично выразил сожаление по поводу того, что Боба Нойса не было рядом, чтобы он смог разделить эту награду. Тогда СМИ, включая San Jose Mercury-News, пришлось объяснять, кем являлся Боб Нойс и почему он был так важен.

Но Энди Гроув сейчас тоже менее узнаваем, даже среди старых работников Долины. Он больше не похож на прежнего Эндрю С. Гроува, повелителя вселенной полупроводников, уверенного мужчины с тяжелым взглядом в черной водолазке, который смотрит на читателя с обложки книги «Выживают только параноики». Болезнь Паркинсона последней стадии изменила лицо Энди, сдвинув его подбородок в одну сторону, перекосив его голову. По мере того как она разрушает его большие мускулы, она свела его жесты к внезапным, неуместным, театральным ужимкам.

Но его глаза остались прежними. Они все такие же яростные, даже внушающие страх – не жестокие, как у плюшевой кобры посреди всех безделушек времен Intel, которые выстроились вдоль стены его кабинета рядом с фотографиями его внуков, но человека, который жаждет увлечения хорошего интеллектуального поединка. Он никогда не выглядел угрожающе с его легкой весовой категорией, хотя предполагалось, что его крики, ругань и удары по столу заставят вас передумать.

Но в словесном поединке, который он любит как никто другой, он непобедим. Он скорее умрет, чем проиграет спор, и, покуда вы не испытываете такого же рвения, лучше не провоцировать его. Так что вы начинаете любой разговор с Энди Гроувом со знанием, что он перерастет в спор и что он непременно выиграет. Он победит, потому что он умнее вас. И если это не помогает, он победит, потому что знает больше, чем вы. Или (если и это не сработает) потому, что он образованнее вас. Или потому, что он будет работать усерднее вас. Или потому, что он готов принять решения, которые вы принять боитесь. Или он пересмотрит условия спора. Или, если все это не поможет, он перейдет на личности и начнет эмоционально давить на вас с криками и запугиванием, пока вы не сдадитесь. Он победит, чего бы это ни стоило, потому что это означает быть Энди Гроувом. Он прибегнет ко всем этим методам для победы, потому что он верит в свою правоту и потому, что думает: его правота – это естественный ход вещей.

Если позже вы докажете, что он ошибался, он начнет делать самые невообразимые вещи. Он примет ваши доводы и извинится. Но это не послужит вам преимуществом во время следующего спора. А пока что вы можете только парировать так много ударов, как это будет возможно, и надеяться, что встанете, когда прозвенит гонг.

Поначалу очень странно видеть физическую трансформацию Энди, особенно если вы запомнили его быстрым, решительным и точным человеком, всегда идущим с какой-либо целью по коридорам Intel, выкрикивая приказы, оглушительно смеясь, бросая насмешливые комментарии. Но это удивление быстро проходит, когда начинается разговор. Очевидно, что старость и болезнь не смягчили его. «Я предпочитаю смотреть в лицо действительности, – говорит он с венгерским акцентом, который так и не исчез спустя полвека. – Не думаю, что я чаще иду на компромисс по поводу своего мнения».

К одной из вещей, насчет которой он не передумает, относится его мнение по поводу настоящего положения дел в Intel. Он не скрывает, что его не устраивает то, что компания уже не является тем, чем была или могла бы стать. Можно только догадываться, что чувствовали Крейг Баррет или Пол Отеллини, выслушивая мнения Энди Гроува.

Одной из особенностей болезни Энди является то, как долго ему пришлось терпеть ее. В 1993 году уволился семейный доктор Гроувов, и с приходом нового всю семью заставили сделать физическое обследование. Именно тогда у Энди впервые обнаружили повышенный уровень ПСА. Последующие тесты определили рак простаты. Врач предложил Энди три варианта: лучевая терапия, операция или просто ничего не делать и позволить болезни медленно распространяться. Будучи ученым, Энди провел собственные исследования, став довольно нетерпеливым экспертом в этой области, и выбрал большую дозу радиации.

Стоит отметить, что все это – прогноз дальнейшего течения болезни, лечение, восстановление и последствия – пришлось на период с 1993 по 1997 год, один из самых напряженных в карьере Энди. Представление Pentium, начало бума доткомов, Intel Inside, поездки по всему миру, пребывание на одной сцене с Нельсоном Манделой и, самое невыносимое, кризис ошибки Pentium – все произошло в тот период, когда многие пациенты значительно сокращали уровень лечения и становились почти инвалидами. В Intel только помощник Энди по административным вопросам, Карен Торп, знала о диагнозе. Невероятно, но Энди пропустил всего три рабочих дня.

Фактически, хотя люди вокруг него начали замечать реальную цену болезни и лечения, объявление о том, что Энди болен раком, прошло быстро и незаметно. Эта тема обсуждалась всего несколько дней, но быстро забылась. Два года спустя, когда он объявил о своем уходе, только одна публикация упомянула о возможной связи болезни Энди с его увольнением. Но действительность, как он и сказал Торп, была такова, что он не мог одновременно руководить Intel и победить рак простаты.

Как только он ушел с поста главы компании в мае 1996 года, Энди принял новый вызов. Он опубликовал открывающуюся с обложки статью о своей болезни в журнале Fortune, что уже было актом саморазоблачения. Вот как она начиналась:

«Лицо моего секретаря появилось в окне комнаты для проведения конференций. По ее выражению я догадался, что это был звонок, которого я ждал. Я извинился и поспешил выйти из комнаты. Когда я вышел, она подтвердила, что звонил мой уролог. Я побежал в свой кабинет.

Тот сразу приступил к делу: «Энди, у вас опухоль. Она располагается преимущественно на правой стороне; и совсем немного на левой. Она умеренно агрессивна». Затем немного хороших новостей: «Вероятность ее распространения незначительна». Весь разговор велся непринужденным тоном, который был бы абсолютно таким же, если бы мы обсуждали результаты обследования, выявившего у меня ангину.

Но мы обсуждали не ангину. Мы говорили о раке простаты.

Позвольте мне начать с самого начала…»

Эта единственная статья, вероятно, имела больше влияния, чем все его статьи, реши он продолжить карьеру в журналистике. Как и все в Энди, эта статья была честная до жестокости, самоуверенная и, с его оценкой нынешнего состояния медицины, противоречивая. Специалист в Intel по связям с общественностью, опасаясь за акционерный капитал компании, был против, но Энди нырнул в омут с головой. Резонанс был поразительный. Вскоре его кабинет разрывался от звонков друзей, приносящих свои соболезнования, – и даже больше от мужчин, которые страдали от такой же болезни или опасались риска ее появления. Он давал всем один и тот же совет: сделать ПСА-тест или, если вы уже заболели, узнать все про болезнь и понять, какие у вас есть варианты. Так что, вполне возможно, публичное признание Энди спасло бесчисленное количество жизней.

К концу века уровень ПСА у Энди пришел в норму. Хотя рецидив возможен в любой момент, рак не вернулся спустя десять лет. Энди снова принял вызов и с помощью грамотной стратегии и неумолимой воли к победе – а также готовностью изменить текущий порядок вещей, несмотря на то что гордость могла быть повержена в прах, – победил. Он победил рак.

Но даже теперь, когда он победил одну смертельную опасность, ему нанесла удар другая. В 2000 году во время прогулки со старым другом, который оказался психиатром, доктор заметил слабую дрожь в правой руке Энди и предложил тому провериться.

Это была болезнь Паркинсона. Никакого шанса на выздоровление, только постепенное ухудшение – с возможностью замедления при помощи новых лекарств и других методик. Новость не могла прийти в худший момент. Болезнь Паркинсона с разрушительным угасанием физических сил часто протекает с глубокой депрессией. Казалось, что плохие новости и тяжелые изменения поджидали на каждом углу. Любящий отец двух дочерей, теперь он переживал их взросление и отдельное проживание. Затем умерла мать Евы, оставив ее в глубоком трауре. Наконец, в 2002 году умерла мать Энди, Мария, героическая и самоотверженная женщина, которая была его поддержкой и опорой в самые тяжелые годы двадцатого столетия. Утешением служило растущее число внуков. Но ему пришлось встретиться лицом к лицу с болезнью, в борьбе с которой у него было минимум поддержки. Он публично объявил о раке простаты, но о болезни Паркинсона теперь умолчал, отчасти из-за того, что это могло негативно отразиться на фондовом рынке.

Все же он не сдавался. Энди снова приготовился принять самый большой вызов, пусть даже ненадолго. Он был богатым человеком, хотя его доход в 300 млн долларов в год бледнел по сравнению с доходами Гордона (разница в оплате основателя и работника), и теперь он вместе с Евой пустил в ход эти деньги, чтобы найти лекарство от данной болезни. Они создали Фонд Гроува и использовали его средства для основания Kinetics Foundation (чтобы не предавать огласке их имена), который поддерживает исследования болезни Паркинсона по всему миру. Тем временем в своей собственной жизни он прибег к своему мощному интеллекту и воле, чтобы смириться с изменениями, происходящими в его организме. Он надел очки, которые не носил уже 25 лет, начал заниматься исправлениями недостатков речи, использовал программы распознавания речевых команд вместо печатания, перестроил свою жизнь и работу таким образом, чтобы они соответствовали его растущим ограничениям. Он также участвовал в тестировании экспериментальных медикаментов, таких как L-dopa, некоторые из них, пусть и временно, значительно улучшали его симптомы.

В конце концов, Энди приготовил прощальную речь по поводу своего ухода из компании в 2005 году. Все было тщательно отрепетировано, чтобы снизить узнаваемость его болезни. Старые и новые соратники были там, была и Ева. Это происходило в рамках проведения ежегодной конференции по продажам и маркетингу – внутреннее собрание компании, в котором участвовало более 4500 работников, большинство из которых представляло подразделения продаж на местах – самых больших фанатов Энди. Они хлопали почти без остановки. Крейг Баррет сделал запоминающееся страстное вступление, замявшись под конец. Затем встал Энди, чтобы произнести несколько замечаний. Он поблагодарил работников Intel за шанс учиться у них, перечислил и похвалил хорошие качества нового главы Intel Пола Отеллини – и на несколько минут это был старый Энди Гроув. Это была незабываемая речь… Но только Энди знал, что он никогда не сможет ее повторить.

Когда Энди Гроув сражался в своих битвах, Гордон Мур фактически отстранился от дел и занял должность почетного председателя, должность без реальных обязанностей, кроме как продолжать быть Гордоном Муром. И Мур тоже готовился к отставке. Здоровье Бетти ухудшилось, она почти все время проводила на Гавайях. Гордону, который почти никогда не разлучался с ней, нелегко давались постоянные переезды. Отставка позволила бы ему больше времени проводить с ней.

И хотя физически он все реже появлялся в Кремниевой долине, мысленное его присутствие было сильнее, чем когда-либо. Прежде всего существовал Закон. К началу двадцать первого века историки начали осознавать, что Закон Мура был не просто измерением инноваций в мире полупроводников или даже всей индустрии электроники, но своеобразным метрономом современного мира. Более того, с помощью такого поразительного измерительного критерия они могли даже заглянуть в будущее – например, теория неизбежной технологической сингулярности Рэя Курцвейла, слияния человеческих существ с машинами.

Вслух или нет, но признание силы Закона Мура подводило фундамент под такое разнообразие сфер применения, как планирование правительством разработки вооружения, образование, инвестиции в фондовые биржи. Закон Мура скрыто присутствовал на каждой конференции TED, форуме в Давосе и в каждом научно-фантастическом фильме. Он отзывался в каждом уголке культуры: американцы двадцать первого века испытывали постоянные, быстрые изменения, из-за которых их гаджеты и игрушки приходили в негодность каждые пару лет. Изменения, которые раньше можно было счесть за чудеса: картирование человеческих генов, 3D-телевидение, целые серии ручных планшетов, автомобилей с автопилотом, получение научной степени в режиме онлайн, сохранение на память каждой минуты жизни человека, – теперь принимались как сами собой разумеющиеся, даже с раздражением по поводу того, почему это не могло произойти раньше. Именно это, даже больше самого Intel, было величайшим наследием Гордона Мура, может быть, величайшее наследие кого-либо из его поколения, и он знал, что Закон переживет его.

Теперь, когда он уволился, осталась еще одна вещь, которую он и Бетти хотели оставить миру. Он был невероятно богат – в 2000 году Forbes оценил его состояние приблизительно в 12 млрд долларов, – только так, как мог быть богат основатель компании, входящий в список Fortune-50. Фактически после Ларри Эллисона из Oracle Мур был богатейшим человеком в Калифорнии и входил в число 50 богатейших людей в мире. Четыре года спустя журнал Business Week назовет Гордона и Бетти самыми щедрыми благотворителями целой нации, они даже обойдут Билла и Мелинду Гейтс, самую богатую пару в мире. Между тем Муры создали одноименный фонд, расположенный в Пало-Альто (чтобы Гордон мог ездить на Гавайи без затруднений), и внесли первоначальный вклад в размере 5,8 млрд долларов. Данная сумма вместе с другими взносами (такими, как 600 млн долларов для альма-матер Гордона, Caltech, частично для постройки самого большого оптического телескопа в мире) составила в итоге более 7 млрд долларов и представляла собой более 3/4 собственных средств пары. Попробуйте-ка вспомнить хотя бы отдаленно похожее соотношение сумм на благотворительность и собственных средств у каких-либо миллиардеров-меценатов в мире!

Business Week: «Чета Мур, как и растущее количество крупных меценатов, подходит к благотворительности как к бизнесу. Вместо вкладывания денежных средств в проблемы они пытаются обеспечить самое выгодное использование их долларов, спонсируя проекты, которые, как им кажется, принесут “значительные и ощутимые результаты”».[308]

Их усилия включали работу в области сохранения окружающей среды (как, например, Center for Ocean Solutions), науки (программы Caltech), ухода за больными (Школа медицинских сестер Бетти Ирен Мур в Калифорнийском университете в Дэвисе) и, что было близко сердцу парня из Пескадеро, качество жизни в заливе Сан-Франциско. Гордон, который тщательно отбирал кандидатов для грантов, использовал те же таланты, какими он пользовался всю свою жизнь: способность рассмотреть (как в случае с интегральными микросхемами) точные измерения, которые могут увеличиться и, возможно, изменить мир, – и, конечно, проекты с точно поддающимся измерению воздействием. По-своему он претворял свой закон в жизнь.

Годы летели, а Гордон, казалось, никак не старился. Его волосы поседели, но мягкий голос и спокойное поведение, вкупе с природной сдержанностью, всегда делали его немного похожим на старого мудреца. Даже когда он немного сгорбился и начал носить слуховые аппараты в обоих ушах, он все еще казался Гордоном Муром из Shockley, Fairchild и Intel. Но он достиг восьмидесяти лет, проведя всю свою жизнь так тихо и спокойно, что общество не знало об ухудшающемся состоянии его здоровья. У Нойса была биография, у Энди тоже (да еще на всякий случай собственные мемуары). Но Гордон отклонил все предложения, предпочтя, чтобы его последним документом была монография для Химического сообщества. Может быть, ему не надо было никому ничего доказывать. В конце концов, он был самым богатым человеком в мире без врагов.

Весной 2010 года вышедшая из-под контроля инфекция довела Гордона до больницы и чуть не убила его. Его семья попросила Intel не афишировать новость, но приготовиться; компания подготовила некролог. К концу лета здоровье Мура улучшилось, и к осени 2010 года он снова посещал заседания в фонде. Все же это послужило напоминанием о том, что, в отличие от своего закона, Гордон Мур был смертен и что Intel должен ценить оставшееся время с ним.

Состояние здоровья Энди Гроува, хотя и не такое шаткое, было более очевидно. В конце весны 2012 года, во время подготовки к интервью для документального фильма PBS, он знал, что его появление шокирует не только зрителей по всей стране, но даже его старых коллег по работе, которые редко его видели за последние десять лет. Но он не дал общественному мнению остановить его. Болезнь Паркинсона была всего лишь сбоем, как и все остальные, которые необходимо было встретить с высоко поднятой головой и без страха. «Надо смотреть реальности в глаза», – скажет он позже.

Съемки обещали быть утомительными. Съемочная команда заняла комнату для конференций в здании Роберта Нойса в Intel, буквально за углом от холла и фотографии Боба. Тускло освещенная комната с крошечным набором для лимбо в углу была одной огромной полосой препятствий, состоящей из кабелей и оборудования, так что были даже опасения, что у Гордона (и еще больше у Энди, съемки с которым проходили сразу после Мура) проход по комнате вызовет затруднения.

Каждое интервью длилось около трех часов, изнуряющая работа для обоих пожилых мужчин, и не раз воспоминания вызывали сильные и давно забытые эмоции. В перерывах между съемками эти двое – начальник и работник, учитель и ученик, партнеры и друзья на протяжении более пятидесяти лет – тепло встретили друг друга. Позже Энди скажет, что эта встреча – они не виделись несколько месяцев – была особенно дорога из-за его страха (скорее всего, как и у Гордона), что она может оказаться последней.

К счастью, этого не случилось. Теперь, шесть месяцев спустя, Энди сидит в своем маленьком кабинете и ждет встречи с Гордоном на будущей премьере. Пока что самое главное – это спорить с автором, побеждать в разговоре. В какой-то момент он пристально посмотрел и сказал: «Я думал, раньше ты был настоящим засранцем, когда писал об Intel». Теперь главное – пытаться определить ключевые главы в книге. Он уже подготовил собственный список этих глав.

Для Энди важно, чтобы мир понял, что его репутация крутого парня сильно преувеличена и что, например, Крейг Баррет, которого он называет «самым недооцененным главой компании», был намного страшнее. «Я не устрашал людей настолько, я просто был шумным».

Он также много думал о культуре Intel, о том, что он сделал правильно, а что нет в ее совершенствовании во время своего правления. «Были определенные «слабые места», которые я просто не мог принять, – говорит он, – и я наказывал всех, кого мог поймать за политиканство, небрежный и медлительный образ мыслей. Тут Гордон был еще жестче меня. Наказывал за ложь или утаивание правды, чтобы казаться умнее, за отказ от достижения цели или за разговоры с людьми не так, как вам бы хотелось, чтобы с вами обращались». После почти полувека управления компанией сущность заключалась в этом.

По мере продолжения разговора Энди становится мягче. Теперь вести продолжительные беседы стало затруднительно для него. Он хочет поговорить о прошлом. Он вспоминает о совместном выступлении с Нельсоном Манделой в 1995 году, явно одном из важнейших событий в его жизни. И он говорит об ошибке Pentium, и как в итоге за его кухонной стойкой Дэннис Картер («Я обожал его за умение всегда говорить то, что у него на уме») наконец убедил его принять неизбежное. «Я кричал, ругался, выпрашивал… и в итоге извинился».

За всей этой напускной храбростью и уверенностью – боялся ли он чего-нибудь? «Да, – говорит он, – но я научился использовать этот страх в свою пользу».

Наконец, его мысли возвращаются назад. К моменту основания Fairchild, рождению Intel, его долгим отношениям с Гордоном и битвам с Бобом Нойсом.

«Гордон впечатлил меня с самого начала, – говорит Энди, – но более того, он всегда был на моей стороне. Боб тоже меня впечатлил, но мне так много в нем не нравилось. Его харизма отталкивала меня. Его стиль управления отталкивал меня. Его неспособность принять решение отталкивала меня. Как и нежелание действительно вникнуть в суть дела. Мне не нравились все эти вещи в нем, за которые его любил целый мир».

«Но я помню, как в 1971 году мы были с четой Нойсов на лыжной прогулке на курорте Stanford Chalet. Пора было возвращаться домой… и тут пошел снег. Мы не знали, что делать. И Боб просто залез под мою машину и начал устанавливать цепь на шины, в то время как я, моя жена и дочери просто стояли там и беспомощно смотрели на него. Это было лучшее в нем. Как и способность идти на риск, его внушающая физическая смелость, его ясность ума. Это я любил в нем, вовсе не знаменитый бред».

Его жесткое лицо уже не может скрывать эмоции. Но в его глазах начинают собираться слезы. «После всех этих лет больше всего я скучаю по Бобу».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.