ГДЕ Я НАЙДУ НАШ РАЙ?
ГДЕ Я НАЙДУ НАШ РАЙ?
Мой мальчик. Когда я вспоминаю время твоего раннего детства, мне кажется – я вспоминаю жизнь в раю… Аллея цветущей жимолости, белой и розовой, по которой мы ездили с тобой на молочную кухню… Лопающиеся тополиные почки. Сияющий белыми звёздами жасмин… Вселенная запахов, пришедших, как мне казалось, из сказок Андерсена. Цветущая бузина… Всё цвело тогда на земле. Забыть это невозможно.
Твоё первое лето…
Вышла в булочную. Иду знакомой дорогой, по которой когда-то ходила, катя впереди себя голубую коляску с моим мальчиком, по которой столько раз ходила, держа его, подрастающего, за руку. Иду знакомыми двориками: здесь мы гуляли когда-то с тобой… В этих песочницах ты лепил свои куличи, а потом замки… На этих качелях, самозабвенно раскачиваясь, напевал свои песенки…
Мерзость запустения в нашем раю. Рай остался только в моей памяти. Скелет песочницы. Скрученные винтом железки качелей. И ничто не цветёт, не пахнет… На месте нашей любимой клумбы, где всегда порхало столько бабочек, – груда мусора. А полянка, где ты, бывало, бегал босиком, падая со смехом в траву, – плотный, ощетинившийся слой битого бутылочного стекла…
Куда я пойду с моей девочкой? Где я найду наш рай?…
* * *
И всё-таки эта весна – весна надежд, повторяю я, как заклинание.
* * *
“11 апреля 1990, Страстная среда, около полуночи…
Здравствуй, Володя!
Сегодня весь день мысленно писала тебе письмо. И вот приходит Гавр с работы – а в руках у него письмо от тебя!…
Я тысячу раз уже писала тебе письмо в мыслях своих, но вот руки до бумаги не доходят… Прости! И знай: неприход писем не означает их ненаписания. И уж тем более, что мы будто бы забыли тебя! Мы тебя любим. И держим близко-близко – в поле своей любви. Ведь ты это чувствуешь, правда?
А теперь – коротко про нашу жизнь (пока Ксюнчик спит, а то мне скоро её кормить).
Живём радостно, но очень напряжённо. Зима была тяжёлой: все без исключения переболели, включая Ксюшу – увы!… Анюта лежала месяц с пневмонией, мама Гавра в это же время с инфарктом, Гавр метался между двумя больницами на разных концах Москвы и домом, где тоже все были хворые.
Сейчас постепенно приходим в себя. Но – сильная усталость, от которой никак пока не удаётся освободиться.
И всё же РАДОСТЬ огромнее усталости! Наша Ксюша – такое солнышко, такое милое, улыбчивое, светящееся нам навстречу своими серыми глазками!… Умная и любопытная. Смешливая и часто плачущая. Очень тонкое, очень реагирующее на всё на свете существо. Ей в этом мире пока трудно. Гиперметеочувствительна. Головные боли и слёзы по поводу каждого атмосферного сдвига. А зима и весна нынче сам видишь, какие… Трудно. Но мы её ужасно любим, и она это чувствует. И отвечает нам тем же.
Очень общительна. Общаться с ней – наслаждение! Всё-таки младенцы – скорее ангелы, чем люди.
А ещё Ксюша похожа на воробушка! Уже чирикает вовсю – на своём птичьем языке. 14 апреля – нам 4 месяца!
Антон к сестрице относится с нежностью и любопытством, с интересом великим. Мои детки хоть и очень разнятся возрастом и ростом своим, но души их – одного, ангельского, возраста. С приходом Ксении я стала любить Антона ещё сильнее, хотя, казалось, что сильнее уже некуда…
Боюсь, что Ксюше в этом мире будет так же трудно, как её брату. Очень уж тонкокожи и ранимы… На все твои вопросы, Володя, по поводу Антона (как он вживается в нашу суровую действительность) постараюсь ответить своей следующей книгой. Которую не знаю, когда напишу… Но думаю, что напишу.
Публикация в “Семье и школе” не радует: слишком велики сокращения и утраты смысла. Хотя уже есть письма от читателей: благодарят и жаждут прочесть всю книгу целиком. Спрашивают, где можно её достать.
Ха-ха! В моём столе. Публикация пока не светит, кругом – глухие крепостные стены; да и нет сейчас возможности бегать по издательствам. “Агу-агу!” – Ксюнчик не отпускает от себя; и правильно делает!
Когда ты получишь письмо – будет уже Светлая Седьмица.
Христос Воскресе!"
Данный текст является ознакомительным фрагментом.