Глава 21 Форма важнее содержания

Глава 21

Форма важнее содержания

Январь 1994 года

В течение нескольких недель после инцидента на парковке стало понятно, что камеры наблюдения торгового центра не зафиксировали ясное изображение номерного знака автомобиля Дэнни. Но, по словам Тодда, полицейские предлагали ему сделку, если он расскажет им, кто был за рулем «роллс-ройса». В ответ Тодд, разумеется, разразился грубой бранью и послал их куда подальше. Впрочем, у меня появились смутные подозрения, что тут он сильно преувеличивал, рассчитывая вытянуть из меня как можно больше денег. Как бы то ни было, я заверил его, что о нем позаботятся. Взамен он согласился пощадить Дэнни.

В остальном 1993 год закончился без неприятных происшествий — мое реалити-шоу «Богатые и никчемные» продолжалось как ни в чем не бывало, и год щедро завершился открытым размещением акций компании «Стив Мэдден Шуз» по цене чуть больше восьми долларов за штуку. Вместе с доходами, полученными через моих подставных, с облигациями промежуточных займов и комиссионными от собственных сделок с ценными бумагами я сделал за год больше двадцати миллионов долларов.

На рождественские каникулы мы отправились в двухнедельный отпуск на Карибы на борту яхты «Надин». Мы с Герцогиней отрывались по полной программе и зажигали словно рок-звезды. От острова Сен-Мартен до острова Сен-Барт я не пропустил ни одного пятизвездочного ресторана и почти в каждом умудрился заснуть. Наглотавшись в очередной раз таблеток, я отправился нырять с аквалангом и умудрился наткнуться на собственный гарпун, но рана оказалась нестрашной — острие пронзило лишь мягкие ткани. Если не считать этого происшествия, я вернулся из круиза практически невредимым.

Отпуск, однако, закончился, и нужно было возвращаться к делам. Был вторник первой недели января. Я сидел в кабинете Айры Ли Соркина, главного внешнего аудитора моей «Стрэттон-Окмонт», почтенного юриста с копной седых волос на голове. Как все известные успешные адвокаты, он работал и на «плохих парней», и на «хороших», в зависимости от того, кого об этом спросить. Дело в том, что когда-то Айк был начальником отдела Нью-Йоркского регионального офиса независимого федерального агентства-регулятора — Комиссии по ценным бумагам и биржам.

Откинувшись на спинку великолепного черного кожаного трона, он воздел руки ладонями кверху и произнес:

— Ты должен прыгать от радости, Джордан! Два года назад Комиссия возбудила против тебя иск на двадцать два миллиона баксов и попыталась прикрыть твою лавочку. Теперь они готовы уладить дело, хотят всего три миллиона баксов и готовы лишь слегка пожурить твою фирму. Что это, если не полная победа?

Я учтиво улыбнулся моему хвастуну-адвокату, хотя в глубине души меня раздирали противоречивые чувства. Нелегко было осмыслить такую новость в первый рабочий день после рождественских каникул. Почему это я должен радоваться уступке Комиссии, если та не нашла против меня ни одной явной улики? Комиссия подала иск больше двух лет назад, обвиняя меня в манипуляциях на фондовой бирже и агрессивной тактике продаж под давлением. Но в поддержку выдвинутым обвинениям они нашли совсем мало доказательств, особенно в том, что касалось манипуляций, то есть более серьезного из двух предъявленных обвинений.

Комиссия вызывала в суд для дачи свидетельских показаний четырнадцать сотрудников моей фирмы, двенадцать из которых, положив правую руку на Библию, солгали. Только двое запаниковали и сказали правду, признавшись в применении агрессивной тактики давления на клиентов и все такое. И Комиссия, надо думать, в качестве благодарности за честность, выкинула их обоих из индустрии ценных бумаг (в конце концов, они же сами признались в совершении правонарушения под присягой). А какая же страшная участь постигла двенадцать лгунов? Ох уж эта идеальная справедливость! Они, все до единого, не понесли никакого наказания и продолжали работать в моей брокерской фирме, все так же улыбаясь, названивая клиентам и настырно добиваясь от них своего.

И вот теперь, несмотря на серию замечательных успехов в отражении нападок всяких засранцев и придурков, Айра Ли Соркин, сам бывший засранец и придурок, рекомендовал мне уладить этот иск и навсегда забыть о нем. Однако мне такая логика не нравилась, поскольку «навсегда забыть о нем» означало не просто заплатить три миллиона долларов штрафа и пообещать никогда впредь не нарушать биржевые правила; для меня это означало также пожизненный запрет на работу в индустрии ценных бумаг и отстранение от дел в собственной брокерской фирме, да еще наверняка с какой-нибудь оговоркой вроде того, что даже если я вдруг умру и каким-то чудесным образом воскресну, мне все равно будет запрещено заниматься ценными бумагами.

Я уже был готов высказать вслух свои соображения, когда Великий Соркин, не выдержав, заговорил первым:

— Одним словом, Джордан, мы с тобой отлично поработали и переиграли Комиссию в ее же собственной игре, — кивнул он, словно подчеркивая мудрость сказанных им слов. — Мы вытянули все жилы из этих ублюдков. Эти паршивые три миллиона ты вернешь себе через месяц, к тому же они даже не подлежат налогообложению. Пора менять жизнь. Пора уйти в тень и наслаждаться семейной жизнью с прелестной женой и дочкой.

С этими словами Великий Соркин одарил меня ослепительной улыбкой и еще раз кивнул.

— Адвокаты Дэнни или Кенни уже знают об этом? — поинтересовался я, также улыбаясь.

На его лице появилась заговорщическая улыбка.

— Это строго между нами, Джордан. Ни один из этих адвокатов ничего не знает. Разумеется, я легально представляю интересы фирмы «Стрэттон», поэтому лоялен ей. Но твоя фирма — это ты, поэтому моя лояльность принадлежит тебе. Как бы то ни было, я подумал, что в таких обстоятельствах тебе не помешают несколько дней на обдумывание предложения. Но это все, что мы можем себе позволить, дружище, всего несколько дней. Самое большее — неделю.

Когда против нас был выдвинут первый иск, каждый из нас нанял отдельного адвоката, чтобы избежать возможных противоречий. В то время я считал это пустой тратой денег, теперь же радовался этому. Пожав плечами, я сказал:

— Я уверен, что предложение Комиссии еще долго останется в силе, Айк. Ты верно подметил, мы взяли их измором. Собственно говоря, я даже думаю, что в Комиссии уже не осталось никого, кто знает это дело в подробностях.

Мне не терпелось объяснить ему, откуда у меня такая уверенность (жучок в зале заседаний), но все же я предпочел не делать этого.

Подобно ярому приверженцу какой-то секты, Айк снова воздел руки и закатил глаза.

— Ну зачем смотреть дареному коню в зубы, а? За последние полгода нью-йоркский офис Комиссии пережил серьезную реорганизацию, их моральный дух слаб и неустойчив, но это всего лишь совпадение. Такое положение вещей продлится недолго. Джордан, сейчас я говорю с тобой не как твой адвокат, а как твой друг. Ты должен раз и навсегда уладить это дело, прежде чем в бой вступит новый отряд следователей и снова попытается пробить брешь в твоей обороне. В конце концов кто-нибудь из них и впрямь найдет серьезную зацепку, и тогда последствия окажутся непредсказуемыми.

Медленно кивнув, я сказал:

— Ты молодец, что сохранил эту новость между нами. Если бы произошла утечка до того, как я успел бы поговорить со своими людьми, они могли бы запаниковать. Но должен тебе сказать, что у меня не вызывает восторга мысль о пожизненном запрете на профессию. Подумать только — никогда больше не входить в брокерский зал! Я даже не знаю, что на это сказать. Брокерский зал — это источник моих жизненных сил. Это мое здравомыслие и безумие одновременно. Это для меня все — и хорошее, и плохое, и всякое! Ну да ладно, главная проблема не во мне. Проблема в Кенни. Хотел бы я знать, как мне убедить его согласиться на пожизненный запрет заниматься ценными бумагами, если Дэнни останется при деле? Кенни прислушивается ко мне, но я не уверен, что он послушается, если я велю ему уйти, а Денни разрешу остаться. Кенни делает десять миллионов долларов в год. Может, он не самый шустрый в команде, но ему хватит мозгов, чтобы смекнуть, что ему уже никогда не удастся зашибать столько денег.

Пожав плечами, Айк сказал:

— Так пусть Кенни остается, а Дэнни возьмет удар на себя. Комиссии наплевать, кто из них останется, а кто уйдет. Для них главное, чтобы ты навсегда исчез из этого бизнеса. Все, что им нужно, это кинуть жирный кусок прессе, заявив, что они разделались, наконец, с Волком с Уолл-стрит. А потом они успокоятся. Может, будет проще уговорить Дэнни уйти?

— Это не выход из положения, Айк. Кенни дебил! Пойми меня правильно, я люблю этого парня и всякое такое, но это не отменяет того факта, что он неспособен управлять фирмой. Ладно, расскажи мне, что будет, если мы согласимся на условия Комиссии.

Он помолчал несколько секунд, словно собираясь с мыслями, потом заговорил:

— Предположим, тебе удастся уговорить Кенни отойти от дел, тогда вы оба продадите свои акции Дэнни и подпишете постановление суда о пожизненном запрете на брокерскую деятельность. Заплатить штраф может непосредственно фирма, так что вам обоим не придется выложить из собственного кармана ни цента. Потом на фирме появится независимый аудитор, проведет проверку и даст какие-то рекомендации. В этом нет ничего страшного, я сам могу заняться твоим контрольным отделом. Вот и все, дружище. Все очень просто.

И все же мне кажется, ты слишком хорошего мнения о Дэнни. Он, конечно, более смышленый, чем Кенни, но он же почти все время под кайфом. Я знаю, тебе тоже нравится поторчать, но в рабочее время ты этого себе не позволяешь. Кроме того, хорошо это или плохо, на свете есть только один Джордан Белфорт. Членам Комиссии это хорошо известно, особенно Марти Купербергу, который сейчас возглавляет нью-йоркский офис. Вот почему он так упорно хочет вытолкнуть именно тебя из бизнеса. Он может с презрением относиться ко всему тому, что ты собой символизируешь, и все же он воздает тебе должное. Я был на конференции Комиссии во Флориде, и там Ричард Уокер — теперь он второй человек в Вашингтоне — говорил, что нужен целый новый свод законов об операциях с ценными бумагами, чтобы справиться с такими, как Джордан Белфорт. По залу пробежал смешок, да и сказал он это вовсе не в уничижительном тоне, если ты меня правильно понимаешь.

— О да, Айк, — закатил я глаза, — я горжусь этим, по-настоящему горжусь, что уж там! Почему бы тебе не позвонить моей мамочке и не рассказать ей, что говорил обо мне сам Ричард Уокер? Уверен, она будет потрясена, узнав о том, какое трепетное уважение ее сын внушает высшим федеральным копам, контролирующим индустрию ценных бумаг. Веришь ли, Айк, было время, и не так уж давно, когда я был хорошим еврейским мальчиком из хорошей еврейской семьи. Я серьезно. Я был ребенком, который после снегопадов лопатой расчищал от снега подъездные дорожки, чтобы заработать немного денег. Трудно себе представить, но всего пять лет назад я мог войти в ресторан, не притягивая любопытных взглядов.

Я покачал головой, чувствуя себя совершенно растерянным:

— Бог ты мой! Как же, черт подери, я позволил всему этому выйти из-под контроля? Я совсем не этого хотел, когда основывал свою фирму «Стрэттон». Клянусь богом, Айк!

С этими словами я встал с кресла и уставился на Эмпайр-Стейт-билдинг за зеркальным стеклом окна. Не так уж много времени прошло с тех пор, как я впервые попал на Уолл-стрит в качестве ученика биржевого маклера. Я приехал на автобусе — на автобусе! — и в моем кармане оставалось всего-навсего семь долларов. Семь несчастных долларов! Я и теперь помнил то чувство, с которым смотрел на всех остальных пассажиров и думал о том, так ли им горько, как мне, от того, что приходится ехать на автобусе на Манхэттен, чтобы в поте лица зарабатывать на жизнь. Я с жалостью смотрел на старшее поколение, потому что им приходилось сидеть на жестких пластиковых сидениях и вдыхать дым дизельного мотора. Помню, я тогда мысленно поклялся, что никогда не закончу свою жизнь так, как они, что непременно разбогатею и буду жить так, как мне нравится.

Помню, я сошел с автобуса и, глядя на все эти небоскребы, ощутил некоторую робость перед мощью делового центра, хотя вырос всего в нескольких милях от Манхэттена.

Обернувшись, я посмотрел на Айка и с ностальгией в голосе произнес:

— Знаешь, Айк, я никогда не хотел, чтобы все закончилось именно так. Это правда. Когда я открывал свой бизнес, у меня были самые благие намерения. Знаю, теперь это уже не имеет значения, и все же… именно так обстояло дело пять лет назад, — я еще раз покачал головой. — Похоже, правы те, кто говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Впрочем, хочу рассказать тебе забавную историю. Помнишь мою первую жену Дениз?

— Она была доброй и красивой женщиной, как и Надин, — кивнул Айк.

— Да, она и сейчас такая. В самом начале, когда я только открывал свою фирму, она вела себя как классическая жена. «Джордан, почему бы тебе не найти нормальную работу с годовым доходом в миллион долларов?» — говорила она. Тогда ее слова казались мне смешными, но теперь я понимаю, что она имела в виду. Понимаешь, Айк, «Стрэттон» — это что-то вроде капища, места поклонения и обожествления. В этом кроется вся его сила. Все эти мальчики смотрят мне в рот. Это и бесило Дениз. Мои ребята боготворили меня, пытаясь превратить меня в того, кем я не был.

Сейчас я это хорошо понимаю, но тогда все было не так ясно. Власть опьяняла меня, от нее невозможно было отказаться. Во всяком случае, я всегда говорил себе, что готов упасть на свой собственный меч и пожертвовать собой ради моих воинов, если до этого дойдет дело, — я пожал плечами и слабо улыбнулся.

— Разумеется, я всегда понимал некоторую излишнюю романтичность подобных мыслей, но именно так я всегда представлял себе, что произойдет, если дела пойдут не так. Если сейчас я выкину белый флаг, возьму деньги и уйду, это будет означать, что я, черт побери, спрятался за их спины, бросил их в беде. Я хочу сказать, что для меня проще всего было бы поступить именно так, как ты говоришь, — подписаться под пожизненным запретом на профессию и наслаждаться жизнью вместе с женой и дочерью. Бог свидетель, у меня хватит денег на десять жизней. Но тогда я, черт возьми, предам моих парней. А я ведь клятвенно обещал каждому из них драться до последнего. Как же я теперь соберу манатки и со свистом улечу из города? И все только потому, что Комиссия позволила мне улизнуть? Айк, я капитан этого корабля, а капитану положено последним покидать мостик, разве не так?

— Совершенно не так, — решительно возразил Айк, качая головой. — Нельзя даже сравнивать кораблекрушение и это твое дело с Комиссией. Посуди сам — подписывая запрет на профессию, ты спасаешь свою фирму. Как бы ловко мы ни мешали расследованию, это не может длиться вечно. Сколько веревочке ни виться… Меньше чем через полгода состоится суд, и жюри присяжных, твоих завистников, не станет с тобой церемониться. А ведь на карту поставлены тысячи рабочих мест и бесчисленное количество семей, финансовое благополучие которых зависит от «Стрэттон». Уйдя из бизнеса, ты спасешь всех, вовсе не только себя самого.

Некоторое время я раздумывал над мудрыми словами Айка, которые лишь отчасти были правдой. На самом деле предложение Комиссии не было для меня большим сюрпризом. В конце концов, Эл Абрахамс предвидел подобное. За одним из наших бесчисленных совместных завтраков в ресторанчике «Севилья» он как-то сказал мне: «Если ты будешь правильно вести свою игру, то сможешь тянуть волынку до тех пор, пока в Комиссии не останется ни одного человека, который в подробностях помнил бы твой случай. Кадровые перетасовки там постоянные, особенно когда в расследованиях что-то идет не так. Но всегда помни — если они предлагают сделку, это вовсе не значит, что этим все кончится. Ничто не мешает им начать против тебя новое расследование уже на следующий день после заключения сделки. Поэтому нужно потребовать от них письменный документ о том, что против тебя не имеется незаконченных или готовых к возбуждению новых дел. И даже тогда останется еще с кем бороться — Национальная ассоциация фондовых дилеров, ассоциации отдельных штатов… упаси боже, федеральная прокуратура, ФБР… Впрочем, если бы они хотели вмешаться в твое дело, то, скорее всего, давно бы уже это сделали».

Вспомнив эти мудрые слова Абрахамса, я спросил Айка:

— Откуда нам знать, не планирует ли Комиссия снова начать против нас другой судебный процесс сразу после заключения сделки?

— Я постарался вставить в соглашение кое-что на этот счет, — ответил Айк. — Условия сделки распространяются на все дела вплоть до настоящего момента. Но имей в виду, если Дэнни снова сорвется, ничто не удержит их от нового иска.

Я медленно кивнул, все еще не вполне убежденный.

— А как насчет Национальной ассоциации фондовых дилеров? А, упаси боже, ФБР?

Великий Соркин откинулся на спинку кожаного трона и, скрестив на груди руки, сказал:

— Не стану вводить тебя в заблуждение, тут нет никаких гарантий. Было бы, конечно, неплохо заручиться каким-то письменным документом, но это вряд ли получится. Однако, если хочешь знать мое мнение, вряд ли какой-нибудь другой член Комиссии захочет возобновить против тебя дело. Не забывай, никто из них не станет ввязываться в бесперспективный иск. Это же может поставить крест на карьере. Ты сам видел, что случилось с теми юристами, которых Комиссия назначила заниматься делом твоей фирмы. Они все с позором были уволены со своих должностей и, смею тебя заверить, не получили хороших предложений в частном секторе. Большинство юристов Комиссии работает в ней, чтобы получить практический опыт, который можно будет вписать в резюме. Сделав себе имя, они уходят в частный сектор, где можно заработать хорошие деньги.

Что касается Федеральной прокуратуры США, там ситуация совсем иная. Ей гораздо больше повезло в расследовании дела твоей фирмы, чем Комиссии. Странные вещи начинают происходить, когда на горизонте появляется уголовный суд. Все те маклеры, которых вызвали в Комиссию для дачи свидетельских показаний по гражданскому делу и которые так блестяще поддерживали твою версию событий… вполне вероятно, они бы не стали этого делать, если бы получили повестки от большого жюри.

Но несмотря на все мною сказанное, я все же не думаю, чтобы федеральный прокурор заинтересовался твоим делом. «Стрэттон» находится на Лонг-Айленде, а это Восточный район, где деятельность с ценными бумагами ведется не слишком активно — в отличие от Южного, в который входит Манхэттен. Вот все, что я могу тебе сказать, дружище. Если ты пойдешь на сделку с Комиссией и исчезнешь из бизнеса, будешь жить долго и счастливо.

Сделав глубокий вдох, я медленно выдохнул.

— Что ж, пусть будет так. Пора с честью уйти на покой. А что будет, если я все-таки подойду к брокерскому залу? У дверей вырастут агенты ФБР и арестуют меня за нарушение постановления суда?

— Нет-нет! — замахал рукой Айк. — Мне кажется, ты слишком серьезно к этому относишься. Теоретически ты мог бы разместить свой офис на том же этаже и в том же здании, где находится «Стрэттон». Раз уж на то пошло, ты мог бы даже целыми днями стоять в коридоре с Дэнни и консультировать его по вопросам управления фирмой. Нет, я вовсе не хочу подстрекать тебя к этому и вообще ни к чему не хочу подстрекать, но это не противоречило бы закону. Ты не сможешь заставить Дэнни прислушаться к твоим советам и не сможешь проводить полдня или больше в брокерском зале, вот и все. Но если тебе иногда захочется зайти туда на минутку, чтобы с кем-то повидаться, в этом не будет ничего противозаконного.

Я был ошеломлен его словами. Неужели все так просто? Если Комиссия отстранит меня от дел, неужели я смогу остаться в столь тесных отношениях со своей фирмой? Если это правда и я смогу как-то сообщить об этом моим ребятам, они не будут чувствовать себя брошенными в беде. Словно увидев свет в конце тоннеля, я спросил:

— А за сколько я мог бы продать Дэнни свои акции?

— За сколько хочешь, — ответил святая наивность Айк, даже не подозревая о моей дьявольской задумке. — Это касается только тебя и Дэнни. Комиссии на это наплевать.

Гмм! Это интересно. В моем мозгу возникла вполне справедливая цифра — двести миллионов долларов.

— Я думаю, мы с Дэнни найдем компромисс. Он всегда здраво мыслит, когда дело касается денег. Что касается офиса, вряд ли я стану располагать его на одном этаже со «Стрэттон». Скорее всего, я устрою его в одном из зданий по соседству. Как тебе такая идея, Айк?

— Звучит превосходно, — ответил тот.

Я улыбнулся своему замечательному юрисконсульту и пошел ва-банк:

— Но у меня есть еще один вопрос, хотя, мне кажется, я уже знаю ответ на него. Если мне будет запрещена профессиональная маклерская деятельность, тогда, по идее, я ничем не отличаюсь от любого инвестора. Значит, мне не запретят делать инвестиции из моих собственных средств и покупать паи в компаниях, ставших публичными. Я правильно понимаю?

— Разумеется! — широко улыбнулся Айк. — Ты можешь покупать и продавать акции как физическое лицо, можешь владеть паями в публичных компаниях, можешь делать все, что захочешь. Ты не можешь только одного — владеть брокерской фирмой.

— Значит, я могу даже купить акции «Стрэттон» новых эмиссий, так? Раз я не являюсь зарегистрированным биржевым маклером, то ограничение на приобретение акций на меня уже не распространяется, верно?

В этот момент я мысленно возносил благодарственные молитвы Всевышнему.

— Хочешь верь, хочешь не верь, — ответил Айк, — но ты абсолютно прав. Ты сможешь купить столько акций новых эмиссий твоей бывшей фирмы, сколько предложит тебе Дэнни, вот и все.

Гмм… возможно, все получится как нельзя лучше. В сущности, я мог бы стать собственным подставным, и не только в «Стрэттон», но и в компаниях «Билтмор» и «Монро Паркер» тоже!

— Ладно, Айк. Думаю, мне удастся убедить Кенни подписать постановление о пожизненном запрете на профессию. Последнее время он все уговаривал меня помочь его другу Виктору войти в брокерский бизнес. Если я соглашусь, он, возможно, подпишет сделку. Но мне нужно, чтобы ты несколько дней подержал в тайне наш разговор. Если кто-то пронюхает об этом, пиши пропало. Все сорвется.

Великий Соркин еще раз пожал мощными плечами и, снова вскинув руки ладонями кверху, подмигнул. Слова были не нужны.

Я вырос в Куинсе, и мне доставляло откровенное удовольствие ехать по скоростной федеральной автостраде, проходившей по Лонг-Айленду, хотя я проделывал это добрых пару десятков тысяч раз. По какой-то необъяснимой причине эта богом забытая автострада, казалось, вечно находилась в состоянии ремонта и строительства. В частности, тот отрезок, по которому сейчас двигался мой лимузин и который соединяет восточную часть района Куинс с западной частью острова, бесконечно строился и перестраивался с тех пор, как мне исполнилось пять лет, но конца работ, кажется, так и не было видно. Компания, которая получила подряд на ремонт автострады, была либо самой некомпетентной в истории человечества, либо самой находчивой в смысле извлечения прибыли.

Как бы там ни было, тот факт, что я находился почти в трех морских милях от фирмы «Стрэттон-Окмонт», не имел ни малейшего значения, раз я мог приехать туда в любую минуту. Поэтому я устроился на сиденье поглубже и, как обычно, сосредоточил взгляд на замечательной лысине Джорджа — это меня успокаивало. Интересно, что стал бы Джордж делать, потеряй он работу в качестве моего личного водителя? Фактически, если у меня ничего не получится, это затронет не только Джорджа, но и весь мой зверинец. Если Дэнни не сумеет как следует вести бизнес, то я буду вынужден сократить свои расходы, а это повлияет на многих людей.

Что станет с сотрудниками фирмы «Стрэттон»? Бог ты мой, каждому придется либо существенно сократить расходы на жизнь, либо вообще оказаться на грани финансового краха. Им придется привыкать жить так, как все остальные в этом мире, считая деньги. Теперь уже им не удастся зайти в магазин и купить все, что понравится и захочется, не глядя на ценник. Эта мысль была совершенно невыносима!

С точки зрения моего собственного будущего, было бы самым умным уйти от всего этого. Да, благоразумный человек не стал бы продавать свою фирму Дэнни за непомерные деньги… и устраивать собственный офис на другой стороне улицы… и всем управлять из-за кулис. А так получился еще один Волк с Уолл-стрит, но с повадками Винни-Пуха, слишком часто сующего голову в горшок с медом. Стоит только вспомнить, что случилось с Дениз и Надин. Я обманывал Дениз десятки раз, пока… К черту! Зачем мучить себя одной и той же мыслью?

Так или иначе, у меня не было сомнений в том, что я ничем не рискую, если уйду из бизнеса. Я бы не чувствовал себя обязанным давать советы, подсказки и даже заходить в брокерский зал, чтобы морально поддержать своих бойцов. Я бы не стал устраивать тайные встречи с Дэнни или, раз уж на то пошло, с владельцами «Билтмор» и «Монро Паркер». Я бы просто исчез вместе с Надин и Чэндлер, как мне советовал Айк.

Но как бы я ходил по Лонг-Айленду, зная, что бросил свой корабль и всю команду в трудный час? И это не считая того, что мой план насчет Кенни базировался на согласии финансировать Виктора Вонга и помочь ему открыть фирму «Дьюк Секьюритиз». Если бы Виктор узнал, что я больше не имею никакого отношения к фирме «Стрэттон», он бы мигом набросился на Дэнни.

Честно говоря, был единственный способ избежать этого — дать им всем понять, что я все еще заинтересован в «Стрэттон» и поэтому любой наезд на Дэнни будет расценен как наезд на меня самого. Тогда все сохранят лояльность за исключением Виктора, конечно же, но с ним я разберусь отдельно и тогда, когда сочту нужным, но в любом случае задолго до того, как он соберется с достаточными силами, чтобы развязать войну. Испорченного Китайца можно было держать под контролем до тех пор, пока «Билтмор» и «Монро Паркер» хранят лояльность, а Дэнни не пытается расправить собственные крылья.

Разумеется, рано или поздно Дэнни захочет их расправить. Такой вариант развития событий нельзя было не брать в расчет. В конце концов ему, несомненно, захочется управлять фирмой, руководствуясь собственными желаниями и соображениями. Для него будет оскорблением, если я стану держаться за власть дольше, чем нужно. Возможно, мы устно договоримся о некоем переходном периоде на шесть или девять месяцев, в течение которого он будет беспрекословно выполнять мои указания. А потом я постепенно передам ему всю полноту власти над компанией.

Точно так же следовало поступить и с фирмами «Билтмор» и «Монро Паркер». Они тоже будут следовать моим указаниям, но недолго. Потом они будут существовать совершенно самостоятельно. Их лояльность была настолько велика, что они, вероятно, могли бы приносить мне прежний доход, даже если бы я и пальцем не шевельнул. Несомненно, то же самое будет и с Аланом. Его верность, основанная на долгой дружбе, не подвергалась никаким сомнениям. Его партнер Брайан владел лишь сорока девятью процентами акций фирмы «Монро Паркер». Это было моим предварительным условием, когда они обратились ко мне за помощью в создании уставного капитала. Так что в той фирме всем заправлял Алан. А в «Билтморе» большей долей капитала владел Эллиот. Хоть он и не был столь же лоялен, как Алан, все же этого было достаточно для меня.

В любом случае мои авуары были столь велики, что «Стрэттон» представлял собой лишь один аспект моей финансовой деятельности. Кроме того, компании «Стив Мэдден Шуз», «Роланд Фрэнкс и Сорель» и еще с десяток других бизнесов, в которых я имел долю, собирались стать публичными. Конечно, «Доллар Тайм» пока что числилась в убыточных, но худшее все же было позади.

Прервав свои размышления, я сказал Джорджу:

— Давай-ка разворачивайся и поедем назад. Мне нужно вернуться в офис.

Мой гипермолчаливый шофер дважды кивнул, явно ненавидя меня.

Игнорируя его оскорбительное высокомерие, я добавил:

— Когда высадишь меня, далеко не уезжай. Я сегодня обедаю в ресторане «Тенджин». Договорились?

Великий немой снова кивнул, так и не сказав ни слова.

Вот и поди разберись! Этот проклятый малый даже не хочет разговаривать со мной, а я еще волнуюсь за него и думаю, что с ним будет, если «Стрэттон» не станет. Возможно, я сильно ошибался. Возможно, я ничего не был должен тем тысячам людей, чьи средства к существованию зависели от «Стрэттон-Окмонт». Возможно, все они мгновенно отвернутся от меня и пошлют ко всем чертям, когда поймут, что я им уже ничем не помогу. Возможно… возможно… возможно…

Вот ведь ирония судьбы! За всеми этими внутренними размышлениями я упустил одну очень важную вещь — если мне уже не нужно будет думать о том, чтобы не появляться в клиентском зале под кайфом, ничто не помешает мне накачиваться таблетками весь день. Сам того не понимая, я готовил почву для грядущих мрачных времен. Ведь теперь меня могло остановить только одно — мое здравомыслие, которое, впрочем, странным образом внезапно покидало меня, особенно когда дело касалось блондинок и наркотиков.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.