Три сосны[35]

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Три сосны[35]

На границе

Владений дедовских, на месте том,

Где в гору подымается дорога,

Изрытая дождями, три сосны

Стоят – одна поодаль, две другие

Друг к дружке близко…

Такими видел их Пушкин в 1824 году, когда приехал из южной ссылки в михайловскую, где ему суждено было еще провести «изгнанником два года незаметных».

Сидя на холме лесистом, глядя в озеро, он с грустью вспоминал «иные берега, иные волны» – только что покинутую Одессу, Воронцову…

Через год, в лицейскую годовщину 1825 года, в те дни, когда «роняет лес багряный свой убор», Пушкин писал лицейским товарищам:

Пылай, камин, в моей пустынной келье;

А ты, вино, осенней стужи друг,

Пролей мне в грудь отрадное похмелье,

Минутное забвенье горьких мук.

И вспоминал друзей, которые «на берегах Невы»» его «сегодня именуют». Вспоминал всех, с кем впервые встретился четырнадцать лет тому назад, в первый «день лицея», и спрашивал:

Кто не пришел? Кого меж вами нет?

Прошло одиннадцать лет… В 1835 году Пушкин приехал в Михайловское в предпоследний раз. Все было до боли знакомо, но как все изменилось! Вспомнилось, как встретили его михайловские рощи, когда веселым юношей он впервые оказался под их сенью и «беспечно, жадно приступал лишь только к жизни». И как после четырехлетней южной ссылки он приехал под их сень продолжать свою новую, северную ссылку:

…годы

Промчалися, и вы во мне прияли

Усталого пришельца; я еще

Был молод, но уже судьба и страсти

Меня борьбой неравной истомили.

Я зрел врага в бесстрастном судии,

Изменника – в товарище, пожавшем

Мне руку на пиру, – всяк предо мной

Казался мне изменник или враг.

Утрачена в бесплодных испытаньях

Была моя неопытная младость.

И бурные кипели в сердце чувства,

И ненависть, и грезы мести бледной.

Но здесь меня таинственным щитом

Святое провиденье осенило,

Поэзия, как ангел утешитель,

Спасла меня, и я воскрес душой.

Этими сохранившимися в черновиках стихами Пушкин хотел закончить свое написанное тогда стихотворение «Вновь я посетил…», но отбросил и закончил широко известным обращением – «Здравствуй; племя младое, незнакомое…».

Глубоких размышлений полно было написанное им тогда стихотворение «Вновь я посетил…»:

Уж десять лет ушло с тех пор – и много

Переменилось в жизни для меня,

И сам, покорный общему закону,

Переменился я…

И жене Пушкин писал: «…делать нечего: все кругом меня говорит, что я старею, иногда даже чистым русским языком. Например, вчера мне встретилась знакомая баба, которой не мог я не сказать, что она переменилась. А она мне: да и ты, мой кормилец, состарился да и подурнел…».

Эти лирически выраженные размышления о жизни, о вечной и непрерывной смене бытия, о могучем росте новой жизни Пушкин отразил и в письме к своему близкому другу П. В. Нащокину.

«Мое семейство, – писал он, – умножается, растет, шумит около меня. Теперь, кажется, и на жизнь нечего роптать, и старости нечего бояться. Холостяку в свете скучно: ему досадно видеть новые, молодые поколения; один отец семейства смотрит без зависти на молодость, его окружающую…».

* * *

Весною 1836 года Пушкин снова приехал в Михайловское. В последний раз. Приехал хоронить мать. В том тревожном и сумрачном настроении, в каком он находился после похорон матери, вдохновение не приходило. В те дни разрешен был к печати первый том «Современника», и Пушкин приглашал своих друзей принять участие в журнале.

Поэту Н. М. Языкову он писал:

«Будьте моим сотрудником непременно. Ваши стихи: вода живая; наши – вода мертвая; мы ею окатили «Современника». Опрысните его Вашими кипучими каплями».

С Пушкиным Языков был в «поэтическом союзе». Дерптский студент, однокашник и товарищ А. Н. Вульфа, сына владелицы Тригорского П. А. Осиповой, Языков часто приезжал в Тригорское и посещал Пушкина. Он был его почитателем и посвятил ему не одно стихотворение.

Получив как-то от Осиповой цветы, Языков писал ей:

И часто вижу я во сне:

И три горы, и дом красивый,

И светлой Сороти извивы…

………………………………

И те отлогости, те нивы,

Из-за которых вдалеке,

На вороном аргамаке,

Заморской шляпою покрытый,

Спеша в Тригорское, один —

Вольтер и Гёте и Расин —

Являлся Пушкин знаменитый…

Семь стихотворений посвятил Языков своему пребыванию в Тригорском и Михайловском, и в одном из них – «Тригорское», обращенном к Осиповой, писал, вспоминая грозовую ночь на берегу Сороти:

Уже не мирно и темно

Реки течение ночное;

Широко зыблются на нем

Теней раскидистые чащи.

Как парус, в воздухе дрожащий,

Почти упущенный пловцом,

Когда внезапно буря встанет,

Покатит шумные струи,

Рванет крыло его ладьи

И над пучиною растянет.

Тьма потопила небеса;

Пустился дождь; гроза волнует,

Взрывает воды и леса,

Гремит, и блещет, и бушует.

Мгновенья дивные!..

Вот в такую сверкавшую зубчатыми молниеносными извивами грозовую летнюю ночь налетевшая буря сразила 5 июля 1895 года последнюю из трех воспетых Пушкиным сосен.

Поверженную сосну обнаружили на другой день. Ранним утром ее бережно подняли и перенесли в Михайловское. Здесь жил тогда младший сын Пушкина, шестидесятилетний Григорий Александрович. Он распилил ее на куски и раздал эти драгоценнейшие реликвии родным, друзьям и знакомым… В Михайловском и Тригорском царило в тот вечер грустное настроение: ушел еще один живой свидетель вдохновения и поэтического творчества Пушкина.

В 1899 году Михайловское было передано Академии наук, Григорий Александрович переехал в небольшое имение своей жены, Маркучей, на окраине Вильнюса. Сюда он привез с собой и бережно хранившийся им кусок ствола последней поверженной пушкинской сосны.

Здесь, в большом доме, где жили Пушкины, сегодня музей имени поэта. Вблизи дома, рядом с могилою жены, могила Г. А. Пушкина, скончавшегося 15 августа 1905 года.

Кусок от сосны, переданный Григорием Александровичем старшему брату, Александру Александровичу, хранится сегодня в семье проживающего в Брюсселе правнука поэта, Александра Николаевича Пушкина, директора издательства спортивной газеты. Он родился в Туле, был увезен в годы империалистической войны из занятого белогвардейцами Крыма в Турцию, оттуда попал в Югославию и с 1923 года проживает в Бельгии.

Хранящийся у него кусок сосны вправлен в две серебряные пластинки. На одной из них выгравированы строки пушкинского стихотворения:

На границе

Владений дедовских, на месте том,

Где в гору подымается дорога,

Изрытая дождями, три сосны

Стоят – одна поодаль, две другие

Друг к дружке близко…

На другой пластинке – надпись:

«Часть последней сосны, сломанной бурей 5 июля 1895 года. Село Михайловское…».

На месте трех погибших сосен выросли три новые сосны – их посадили потомки тригорских крестьян.

Уже не одно поколение нового века встречают они своим приветным шумом. И всякий раз чудится нам поэт, проезжающий мимо них верхом, при свете лунном, и его обращение к нам, «племени младому, незнакомому»:

…Но пусть мой внук

Услышит ваш приветный шум, когда

С приятельской беседы

Возвращаясь,

Веселых и приятных мыслей полон,

Пройдет он мимо вас

во мраке ночи

И обо мне вспомянет.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.