ТРУДНАЯ ПОРА

ТРУДНАЯ ПОРА

Кто в 1956 году, во время контрреволюционного мятежа, был молодым человеком или взрослым, те хорошо запомнили все ужасы тех дней. Стоило тогда только показать на кого-нибудь пальцем и сказать, что этот человек сотрудник органов безопасности, как тут же, на месте, следовала расправа. На площади Кезтаршашаг в течение нескольких дней действовала страшная мясорубка; мятежники разыскивали какие-то подпольные камеры, якобы забитые арестованными.

В стране началась настоящая «охота на ведьм», с той лишь разницей, что корни этой «охоты» гнездились в почве маккартизма. За рубежом, в Западной Европе, настроения тоже были пропитаны ненавистью. Особенную антипатию вызвали эмигрантские военные организации и часть диссидентов, устремившихся на Запад.

К одному из парадоксов жизни человека относится и такой момент, когда после нагромождения отрицательных явлений вдруг следует нечто хорошее, что-то такое, что помогает ему пережить трудности или, во всяком случае, смягчает тяжелое положение, делая его сносным. На собственном опыте я не раз убеждался в том, что, когда все идет самым лучшим образом, когда человеку везет, на него вдруг совершенно неожиданно обрушивается холодный душ. Так случилось со мной и на сей раз.

Я знал о том, что сотрудники радиостанции «Свободная Европа» ознакомили военно-фашистскую организацию «Союз венгерских борцов» с секретными документами венгерских органов безопасности. Из-за отсутствия связи с Центром я не имел возможности перепроверить эти данные. После поездки в Будапешт я не исключал, что мне грозит серьезная опасность. Следовательно, мне нужно было быть готовым к тому, что однажды меня арестуют и заявят, что им-де хорошо известно, кто я такой, а затем последует физическая расправа.

Однажды в дверь моей квартиры кто-то позвонил.

Дверь открыл мои секретарь Янош Ракоци. Через минуту он вошел ко мне и доложил:

— Из Будапешта прибыл какой-то господин. Он назвался твоим старым знакомым и настаивает на встрече.

И тут в голову мне пришла мысль о том, что это может быть связной из Центра. А если нет? Но кто же это тогда?..

— Впусти его, — распорядился я.

Каково же было мое удивление, когда я увидел на пороге своего старого знакомого доктора Йене Биндера.

— Я все о тебе знаю! — заявил он прямо с порога.

Мне показалось, что дом обрушился и я падаю куда-то в пропасть.

«Вот и конец! — подумал я. — А что я, собственно, знаю об этом Биндере? — И тут же мысленно ответил на этот вопрос. — В годы второй мировой войны он жил в Коложваре и как один из руководителей бойскаутского движения поддерживал связь с генерал-полковником Ференцем Фаркашем Кишбарнаки, бывшим главой этой организации… Итак, Фаркаш Кишбарнаки! Организатор строительства линии Арпада и один из ее «защитников», доверенное лицо Салаши, которому была поручена эвакуация гражданского населения, руководитель военно-эмигрантской организации профашистского толка «Движение за свободу Венгрии», военный советник НАТО по делам Восточной Европы…

…Если этот Биндер действительно знает, кто я такой, тогда мне конец!»

Я решил, что в случае провала застрелю его. Свидетелей нет… А потом заявлю, что он на меня напал. Лучше защищать себя на суде, чем провалиться, не использовав такую возможность.

— Садись… и извини, я сейчас вернусь!

Пройдя в спальню, я взял пистолет и, загнав патрон в патронник, положил оружие в карман, вышел к нежданному гостю и остановился перед ним.

— Ну-с, рассказывай, что же ты обо мне знаешь? — Голос мой вряд ли прозвучал дружелюбно.

Биндер с нескрываемым удивлением снизу вверх посмотрел на меня:

— Ты чего такой сердитый? Я тебя ничем не обидел. Так просто пошутил, и все… — растерянно проговорил он. — А вообще-то я, конечно, все о тебе знаю. Еще на границе мне сказали, что я обязательно должен обратиться к тебе. — С этими словами он встал и обнял меня. — Ты же теперь большим человеком стал, дружище! Очень большим!..

Случись такое в другое время, мне сделалось бы нехорошо от подобной лести, а тут с меня словно камень сняли.

Я достал бутылку дорогого коньяка и начал угощать гостя.

Мною были предприняты необходимые меры для восстановления связи с Центром по заранее установленной схеме, но безрезультатно. Я понимал, что на родине нужно было сначала собрать воедино и сплотить силы внутри самой Венгрии, а уж только потом Центр мог заняться своими агентами, находящимися за рубежом.

Понимать-то я понимал, однако это нисколько не уменьшило моих терзаний. Я должен был жить в чужом мире, ежедневно подвергаясь опасностям.

Вскоре после того как Биндер уплел, ко мне на квартиру заявился какой-то пожилой человек, который тоже желал говорить только лично со мной.

— Полковник Деметер, — представился он и посмотрел на меня таким взглядом, будто я был обязан знать, что он за птица. — Неужели вы меня не знаете, молодой человек? И никогда не слышали обо мне?

Эти вопросы прозвучали не очень грубо, но в то же время и не слишком дружелюбно.

— Признаюсь, господин полковник, что…

— А вам бы следовало обо мне знать, молодой человек, — прервал он меня.

Здесь посетитель сделал паузу и просверлил меня взглядом. Мне сразу сделалось как-то не по себе.

— А ведь я читал в военной академии курс по ведению контрразведки. Бела Кирай был моим учеником.

Я чуть не поперхнулся, и это не ускользнуло от внимания наблюдательного полковника.

— Что с вами, молодой человек? Уж не напала ли на вас икота?

Он был недалек от истины.

Неожиданное появление этого человека не сулило мне ничего хорошего. Однако я решил все сразу же выяснить и потому спросил:

— Что вам от меня угодно, господин полковник? У меня мало времени.

— О, простите, пожалуйста, старого служаку, — заговорил он совершенно другим тоном. — Я навестил вас в связи с одним нашим общим другом.

— Говорите яснее, господин полковник.

— Речь пойдет о Ференце Наде. Мы с ним земляки, из одного селения.

— О, это совсем другое дело! — с облегчением воскликнул я. — В таком случае вы — мой желанный гость.

— А вы могли бы сейчас же связаться с Ференцем?

— Да, конечно.

— Прошу вас, передайте ему, что мне необходимо встретиться с ним. Пусть он прилетит в Вену.

— Вряд ли такое возможно…

— На родине я оставил хорошо организованные подразделения, во главе которых стоят мои сыновья. Все мои пятеро сыновей в свое время окончили академию Людовика. Кадровые офицеры. Им необходимы оружие и боеприпасы для ведения тайной войны.

Нелегко было мне найти слова для ответа.

— Господин полковник, дело это… действительно очень важное… Однако днем я не смогу связаться с Ференцем. Давайте договоримся так: я позвоню ему сегодня вечером…

— И сразу же перезвоните мне. Благодарю вас! От имени всей Венгрии!

Когда гость ушел, я попросил Яноша Ракоци не беспокоить меня до тех пор, пока я сам не скажу. Мне нужно было время, чтобы как следует осмыслить услышанное.

Как хорошо было бы сейчас связаться с Центром! Но связи не было. Я мучился, предоставленный сам себе, и не знал, как отнестись к словам старика о тайной войне. Что-то во всем этом настораживало меня. Внутренний голос шептал: «Будь особенно внимателен!»

Полковник оставил мне номер телефона. И я уцепился за эту тонкую ниточку. Без особого труда мне удалось установить, что телефон зарегистрирован по следующему адресу: Вена, II район, Энсгассе, дом номер 3, на фамилию старшего лейтенанта королевской венгерской армии Элека Такача. Выяснив это, я по-новому оцепил полковника Деметера, поскольку лично я хотя и не встречался с Такачем, однако знал, что это австрийский резидент «Союза венгерских борцов», причинивший мне много беспокойства. Между прочим, именно этот человек подбил диссидента Имре Мольнара, младшего лейтенанта пограничной службы, на то, чтобы тот после начала контрреволюционного мятежа нелегально выехал в Венгрию и установил там связь со своим бывшим командиром с задачей открыть «брешь» в границе для пропуска через нее артиллерии и боеприпасов, которые Запад направлял для помощи мятежникам.

Правда, этого задания Мольнар не выполнил. Однако фамилия подстрекателя послужила для меня предупреждением, так как я понял, что к идее одержимого полковника Деметера следует отнестись серьезно.

После долгого раздумья я решил не извещать Ференца Надя о просьбе Деметера. Чтобы полностью обезопасить себя, я все-таки заказал разговор с Америкой, так как опытные Деметер и Такач легко могли проверить это, а когда меня соединили, я на полуслове прервал разговор, сказав телефонистке, что меня почему-то прервали.

Однако я прекрасно понимал, что банда Деметера не успокоится на этом. Вполне возможно, что она успела совершить много пакостей, но что я мог поделать, не имея связи с Центром?! Правда, тем, что я не помог бандитам получить поддержку из-за рубежа, я вызвал кое у кого подозрение, но сам я об этом узнал значительно позже.

Тем временем продолжалась моя организационная работа по созданию новой эмигрантской организации — «Венгерского революционного совета». Самым важным на том этапе было для меня привлечение на свою сторону социал-демократов.

Вот когда пригодилась мне дружеская связь с дядюшкой Герцогом! Если бы с предложением о создание новой организации выступил кто-нибудь другой, он неминуемо потерпел бы поражение. С одной стороны, социал-демократы не позабыли о том, как много недоверия выказывали им граждане, а с другой — их независимость обеспечивалась поддержкой со стороны Социнтерна.

— А зачем нам нужна новая организация? — скорее из вежливости, чем из любопытства, поинтересовался однажды Имре Селиг.

— Для демонстрации революционного единства.

— Вы шутите? — ехидно усмехнулся Селиг. — Вы же не хуже меня знаете, что стабилизация положения в стране в два счета сметет ваше единство. Вспомните о периоде коалиции! Как только чуть-чуть станет потише, они сами себя съедят!

Селиг был прав. Мне следовало бы привести другие доводы.

— Во всяком случае Бела Варга и его сторонники войдут в этот совет. Для них это вопрос жизни. Вливание свежей крови на многие годы обеспечит им верховодство в эмиграции.

— Что вы хотите этим сказать? — Имре вздернул голову, как строевой конь при звуке трубы.

— Только то, что в революционизированном совете наряду с реакционерами займут места и социал-демократы Кароя Пейера.

— Пейер — социал-предатель! — презрительно бросил Имре.

Я терпеливо ждал. Так раскинувший свою паутину паук обычно ждет, когда в нее попадется очередная жертва. Я знал, что, упомянув о Пейере, задел самое больное место Селига. Помолчав еще немного, я добавил:

— Если же мы не создадим новую организацию, то большую часть уже прибывших и еще прибывающих эмигрантов у нас рано или поздно просто купят. Нищета — это сильный повелитель. Даже самого честного человека нетрудно принудить к проституции. А в данном случае сильнее станет только союз Варги и Пейера!

— Черт бы их побрал! — вырвалось у Селига, но ему тут же пришлось смириться. — Вы, конечно, правы. Извините меня, пожалуйста!

— Так как же?

— В принципе мы «за». Правда, мне нужно будет посоветоваться с Анной Кетли.

Спустя несколько дней Селиг повез меня в один небольшой отель, располагавшийся неподалеку от Мариахильферштрассе, где я познакомился с бывшим заместителем начальника будапештской полиции Оливером Беньямином. Еще по дороге в отель Селиг сказал мне, что Оливер — любимец Анны Кетли и ее доверенное лицо, а постаревшие социал-демократические лидеры считают его чуть ли не своим преемником.

Оказалось, что Беньямин уже слышал обо мне. Видимо, это сделали дядюшка Герцог и сам Селиг. Принят я был вполне благосклонно. Спустя четверть часа мы разговаривали как добрые старые друзья. Беньямин принял мое приглашение побывать у меня на квартире.

Сторонники Шандора Киша, которые по заведенному обычаю принимали новичков у меня на квартире, где они обговаривали все, что им необходимо делать, увидев меня вместе с Оливером, были очень удивлены. Они рассказали мне, что давно знали Оливера, но считали его крепким орешком, которого трудно в чем-нибудь убедить, таким упрямым он был. Позже я и сам убедился в том, что они, по сути дела, не ошибались. Во всяком случае, начиная с этого дня члены партии мелких сельских хозяев и буржуазные социал-демократы стали считать меня специалистом и всегда обращались ко мне, если в чем-то хотели убедить Кетли. В этом был какой-то резон, так как социал-демократы, начиная от самой Анны Кетли и кончая Оливером Беньямином, не говоря уже о мелких партийных чиновниках, никому из руководителей политической эмиграции не верили, кроме меня.

Всему этому я обязан исключительно сотрудничеством и дружбой с дядюшкой Герцогом. Из наших отношений я извлек много пользы и тогда, и позже, в трудные времена.

Таким образом, новая организация «Венгерский революционный совет» была создана. Она как бы вклинилась в ряды противника, заняв в них твердую позицию. Узнав о создании «Революционного совета», ко мне из Парижа приехал член христианско-демократического союза Арпад Ракшани, доверенное лицо западногерманского канцлера Аденауэра и итальянского премьер-министра Гасперри. От вступления Ракшани в совет я много выиграл. Очень быстро я получил всестороннюю помощь, включая и финансовую, от Европейского совета — предшественника нынешнего Европейского парламента.

«Национальный комитет» только тогда и спохватился, но было уже поздно. С присоединением к моему совету социал-демократов и вступлением в него Ракшани он превратился в широкомасштабную серьезную политическую организацию. Ференц Надь и его сторонники, Имре Ковач и с ним вместе члены крестьянской партии, более того, даже фракция христианских демократов во главе с Кези-Хорватом заявили о своем выходе из «Национального комитета». Все это буквально потрясло ЦРУ, планы которого потерпели фиаско.

Разумеется, располагая опытной гвардией и безграничными средствами, сторонники Ференца Надя не собирались так легко сдаваться. Мне казалось, что многое зависит от того, удастся ли убедить всех в том, что создание «Революционного совета» есть историческая необходимость и, следовательно, естественное продолжение венгерского «восстания», что совет будет продолжать свою деятельность в западном духе, выгодном для так называемого свободного мира.

События подтвердили, что мне удалось достичь этого. Во всяком случае, когда Ференц Надь добился для меня приглашения сената на поездку в Соединенные Штаты Америки, я без колебаний отказался.

На этот шаг меня толкнуло множество веских обстоятельств, и среди них то, что я не мог получить одобрения со стороны венгерских органов разведки; что моя европейская позиция, как мне казалось, была крепкой и очень важной; что решение необходимых административных мер было поручено (по телеграфу) военному атташе США в Вене майору Конгерту и офицеру контрразведки Хорняку.

Четко и ясно я представлял себе, что они выяснили обо мне все, хотя я еще не ступил на американскую землю в качестве гостя сената. Но и тогда я все еще не был уверен в том, что секретные документы органов безопасности, которые помогли бы раскрыть меня, не попали в чужие руки.