Глава пятнадцатая Первые девять месяцев войны

Глава пятнадцатая

Первые девять месяцев войны

3 сентября 1939 года, через два дня после германского вторжения в Польшу, Великобритания и Франция объявили войну Германии. В этот день Невилл Чемберлен после десятилетнего перерыва вернул Черчилля в правительство, назначив его первым лордом адмиралтействa, на тот самый пост, который он занимал с начала Первой мировой войны в 1914 году. 19 сентября Х. Вейцман обедал с ним в его официальной резиденции в адмиралтействе. Присутствовал также Брендан Бракен, один из консерваторов-бунтовщиков, голосовавших против «Белой книги» по Палестине за четыре месяца до этого. В находящихся в архивах Еврейского агентства материалах об этой встрече сохранилось упоминание о предложении Черчилля, чтобы Вейцман «подготовил список необходимых условий» в связи с возможным участием палестинских евреев в военных усилиях Великобритании и проконсультировался по этому поводу с Бренданом Бракеном. Черчилль сказал, что он «хотел бы увидеть, что из этого получится».

Во время их разговора Вейцман описал Черчиллю «дух палестинских евреев», указав, что 75000 молодых еврейских мужчин и женщин зарегистрировались для национальной военной службы, чтобы сражаться в составе британских вооруженных сил там, где это может понадобиться. Черчилль спросил, вооружены ли они, и, получив отрицательный ответ, сказал, что «он должен вооружить их». Если евреи будут вооружены, сказал Черчилль, то можно будет вывести британские войска из Палестины.

Когда Черчилль сказал, что «вероятно, им не понадобится самое лучшее вооружение», Вейцман ответил, что самое важное – это «подготовить кадры и создать военную организацию». Черчилль попросил, чтобы Бракен и Вейцман «подготовили что-нибудь определенное». Он добавил, что верит, что, если евреи будут вооружены, то «арабы придут к соглашению с ними». Это были ободряющие слова, сказанные с искренними намерениями, но Черчилль не смог убедить кабинет последовать этому плану.

К раздражению своих коллег по кабинету, Черчилль продолжал критиковать «Белую книгу» и выступать в правительстве против введения драконовских ограничений на покупку земли евреями. Эти ограничения, в отличие от ограничений на иммиграцию, еще подлежали окончательному утверждению. 15 декабря Черчилль писал Малькольму Макдональду: «Я был бы обязан вам, если бы вы проинформировали меня, будет ли обсуждаться в кабинете, и если да, то когда, новое установление по земельному вопросу в Палестине, а также будет ли оно обсуждаться в кабинете перед введением его в действие». Он отмечал: «Оно может стать причиной больших трений в отношениях с евреями и с доктором Вейцманом и вызвать политические споры в палате общин. В связи с тем, что прежде я был тесно связан с палестинской проблемой, я не могу позволить, чтобы это решение было принято без обсуждения».

Черчилль снова увиделся с Вейцманом 17 декабря. «Мистер Черчилль был очень доброжелательно настроен, – отмечалось в отчете Еврейского агентства, – и интересовался деталями предстоящей поездки Вейцмана в Америку. Вейцман поблагодарил Черчилля за его возрастающий интерес к проблемам сионистов, сказав ему: «Вы стояли у колыбели этого предприятия; я надеюсь, вы увидите его результат». Когда Черчилль спросил, что он понимает под «результатом», Вейцман ответил, что после войны сионисты хотели бы «получить государство в Палестине с тремя или четырьмя миллионами евреев». На что Черчилль ответил: «Да, я с этим совершенно согласен».

Предлагаемые «Правила передачи земель» запрещали дальнейшее приобретение земли евреями на всей территории, известной теперь как Западный берег, так же как и в большей части нынешней Галилеи. Всего речь шла о запрете на приобретение более четырех миллионов акров территории подмандатной Палестины. Хотя евреям должно было быть позволено покупать землю вдоль большей части средиземноморского побережья и в пригородах Хайфы, покупки евреями земли были строго ограничены в непосредственной близости к Иерусалиму – городу с еврейским большинством – и в Изреельской долине, где уже было более двадцати еврейских сельскохозяйственных поселений. Евреям также запрещалось расширять свои земельные участки и приобретать новые в трех других районах существующего еврейского заселения: в Иерусалимском коридоре, землях вокруг Беэр-Шевы и в районе к северу от Акры.

В меморандуме, представленном им военному кабинету на Рождество 1939 года, Черчилль резко критиковал телеграмму британскому послу в Соединенных Штатах лорду Лотиану, предложенную Форин офис для утверждения в правительстве. В телеграмме подтверждалась «Белая книга» по Палестине 1939 года и ограничения на еврейскую иммиграцию. Черчилль, менее восьми месяцев назад являвшийся главным критиком этих ограничений в парламенте, сейчас был настроен еще более критически. «Тенденции в развитии американского общественного мнения с момента начала войны, – предупреждал он, – были разочаровывающими для нас, и мы видели, как движение за строгий нейтралитет США набирало неожиданную силу. Поскольку все внимание американцев обращено на предстоящие в будущем году президентские выборы, должны ли мы в этой ситуации фактически направить против нас то, что сам лорд Лотиан называет «сильнейшим фактором», – влияние американских евреев? Можем ли мы это себе позволить?»

Далее Черчилль напомнил коллегам по кабинету, что «отнюдь не из легковесных и не из сентиментальных соображений лорд Бальфур и британское правительство в 1917 году дали обещание поддержать формирование еврейского национального очага в Палестине, ставшее ныне предметом дискуссий. Влияние американского еврейства считалось тогда фактором высочайшей важности, и мы не считали, что наши позиции достаточно прочны, чтобы мы могли отнестись к нему с безразличием. Всего лишь за год до президентских выборов, в момент, когда будущее полно огромной неопределенности, я считал бы еще более необходимым, чем это было в ноябре 1917 года, расположить к себе американское еврейство и заручиться его помощью в борьбе против изоляционистов и антибританских тенденций в Соединенных Штатах».

«Мне бы очень не хотелось, – писал Черчилль, – возобновлять предвоенные диспуты, но меня шокировал бескомпромиссный тон телеграммы, предназначенной лорду Лотиану. Следует помнить, что «Белая книга» вызвала острейшие разногласия в палате общин. Лейбористская и либеральная оппозиция расценили ее как измену данному ранее слову. Мистер Ллойд-Джордж и я, обеспокоенные некорректной интерпретацией первоначальных обязательств, были вынуждены засвидетельствовать, что это действительно так. И либеральная и лейбористская партии голосовали против «Белой книги», и часть консерваторов, в том числе и я, присоединились к ним. Представитель лейбористской партии объявил, что, если они придут к власти, то они не будут связаны «Белой книгой» как основой политики. Впоследствии комиссия Лиги Наций по мандатам выступила против «Белой книги» в связи с тем, что она фактически противоречит условиями британского мандата. Едва ли можно найти какой-то другой вопрос, по которому мнения в Великобритании разделены в большей степени, чем этот, мешающий сплочению нашего общества в условиях начавшейся войны. Если мы станем проявлять излишнюю приверженность к тем взглядам, которые сформировались у нашего кабинета министров до начала войны, то подобная политика может сильно помешать нашим нынешним военным усилиям».

«Казалось бы, – указывал Черчилль, – в связи с тем, что угроза военного столкновения усугубляется, мы должны были бы еще в большей мере стараться заполучить поддержку либеральной и лейбористской партий, чтобы эффективно использовать все силы нашей нации». «В этой связи очевидно, что эти партии будут рассматривать данную «Белую книгу» как серьезное препятствие на пути к возможному сотрудничеству, – отмечал он. – Более того, мне кажется неправдоподобным, что какое-нибудь будущее британское правительство, которое придет к власти в следующие пять лет, поддержит содержащееся положение «Белой книги» о полном прекращении иммиграции евреев в Палестину по завершении этого периода, если только арабское большинство не согласится снова начать пускать их в Палестину. Было бы ошибкой отправлять лорду Лотиану телеграмму, в которой говорится о заключающихся в «Белой книге» положениях как об окончательных, не подлежащих никаким изменениям принципах национально-государственного устройства Палестины».

Черчилль рассказал своим коллегам по военному кабинету, ранее единогласно поддержавшим решение об ограничении еврейской иммиграции в Палестину, о своей встрече с Х. Вейцманом, который беседовал с ним перед своим отъездом в Нью-Йорк. «Я уверен, – заявил Черчилль, – что все его желание состоит в том, чтобы привлечь общественное мнение Соединенных Штатов, насколько это только возможно, на нашу сторону. Но выбранный нашим правительством путь, обозначенный в телеграмме нашему послу в Вашингтоне, может сделать эту задачу невыполнимой, и тогда Вейцман столкнется с негодованием американского еврейства. Гнев американских евреев может стать открытым и публичным, и тогда он с готовностью будет эксплуатироваться недружественными к нам элементами в Соединенных Штатах. Это может нанести нам большой ущерб в США, а когда влияние этого протеста достигнет нашей страны, то британское правительство столкнется с дебатами в палате общин, которые будут не только неприятными, но и опасными и разрушительными для наших общих интересов».

По мнению Черчилля, следовало указать лорду Лотиану, что «Белая книга» отражала искреннее желание предвоенного кабинета удерживать в равновесии баланс между евреями и арабами в Палестине и выполнить благодаря этому все ранее данные обещания и обязательства. Поскольку же по этому поводу в палате общин существовали общеизвестные большие разногласия, то намерение правительства состояло в том, чтобы во время войны как можно сильнее уменьшить все внутренние противоречия. «Полагаю, что правительство Его Величества пока еще не готово по-новому взглянуть на политику, провозглашенную предыдущим кабинетом, – заявил Черчилль. – Но, учитывая позицию Комиссии по мандатам Лиги Наций, следует сказать, что будущее Палестины – это один из вопросов, который должен найти свое решение в рамках общего мирного урегулирования по окончании войны. Пока же британскому правительству не следует делать ничего, что предопределило бы окончательную форму такого решения».

Это стало постоянной темой выступлений Черчилля в течение всего периода Второй мировой войны – он призывал отказаться от каких-либо ограничений еврейской иммиграции и исходить из того, что будущее Палестины должно быть определено в ходе международной мирной конференции, которую следует провести после окончания войны. «Не следует лишь утверждать, что в нашем постоянно меняющемся мире, когда жизнь каждой европейской нации и Британской империи висит на волоске, – обращался Черчилль к своим коллегам, – единственный незыблемый факт заключается в том, что через пять лет еврейская иммиграция в Палестину должна прекратиться в соответствии с нашей “Белой книгой”».

Выражая «крайнее удивление» продолжающимся интенсивным противодействием еврейской иммиграции со стороны своих коллег по военному кабинету и чиновников Форин офис, Черчилль закончил свой меморандум так: «В эти дни многих людей призывают жертвовать, и жертвовать не только своим мнением, дабы спасти страну, и я осмелюсь потребовать – потребовать ради наших моряков и солдат и ради всех наших надежд на победу, чтобы мы не создавали ни малейших препятствий, усложняющих нашу задачу». Однако членов кабинета не тронул подобный эмоциональный призыв Черчилля.

Не желая доводить до Черчилля информацию о том, что определенному числу евреев удавалось нелегально просачиваться в Палестину морским путем, занимавшиеся этим вопросом чиновники решили не информировать его и о том, что корабли ВМФ Великобритании, за которые он отвечал как первый лорд адмиралтействa, использовались для пресечения нелегальной транспортировки еврейских беженцев в Палестину. Узнав об этом в начале 1940 года, он был разгневан. 4 января 1940 года он писал Макдональду: «Я был несколько удивлен, узнав, что телеграмма по поводу пресечения нелегальной транспортировки еврейских беженцев в Палестину была отправлена без того, чтобы ее показали мне. Отданные подобным образом приказы не должны исполняться».

12 февраля 1940 года проблема Палестины была заслушана на заседании британского военного кабинета. Перед началом окончательного обсуждения «Правил передачи земель в Палестине» Черчилль сказал своим коллегам, что он «весьма сожалеет, что политический курс в отношении Палестины вырабатывается, исходя из интересов лишь одной из двух сторон, в то время как согласно условиям полученного нами мандата мы обязаны уделять равное внимание благополучию обеих сторон». Он напомнил, что предлагаемые ограничения на передачу земель, установленные британской «Белой книгой», были отвергнуты большинством Комиссии по мандатам Лиги Наций в Женеве. По его мнению, «это близорукая политика, результатом которой будет остановка сельскохозяйственного прогресса в Палестине».

Снова подчеркнув, как он это уже делал несколько раз в палате общин, что еврейские поселенцы добились «колоссального прогресса за последние годы», в то время как не предвидится, что «арабы когда-либо изменят свои примитивные способы обработки земли», Черчилль сообщил своим коллегам по кабинету о «поразительном факте – наибольший рост арабского населения отмечен в тех районах, где земля была приобретена евреями. Политика ограничения продажи земли почти несомненно приведет к падению ценности земли, от которого в равной степени пострадают и арабы и евреи». Кроме того, спрашивал он, «в чем причина срочности принятия таких шагов? Ведь наши действия неизбежно вызовут шумный протест среди американского еврейства».

Министр обороны Оливер Стэнли смотрел на эту проблему с другого угла. «Анализируя проблему с экономической точки зрения, – сказал он, – приходишь к выводу, что, может быть, будет хорошо для жителей Палестины, причем как для евреев, так и для арабов, если будут предприняты шаги по снижению темпа интенсивности обработки земли. Ведь имеется значительная опасность перепроизводства там цитрусовых». Макдональд, министр по делам колоний, сказал, что он и его советники «склонны поддержать предложение о введении ограничений на передачу земель евреям», хотя, с другой стороны, «нельзя удержаться от восхищения работой, проделанной евреями для оживления мертвого пейзажа Палестины». Одновременно он напомнил, что в течение уже достаточно длительного времени британская государственная политика заключалась в том, чтобы научить палестинских арабов модернизировать свои методы ведения сельского хозяйства, и эта политика может быть продолжена с одновременным оказанием им финансовой помощи.

Черчилль парировал это утверждение, заявив, что «лично он относит на счет государственной поддержки лишь очень малую долю заслуг в огромном прогрессе в деле сельского хозяйства, произошедшем в Палестине. В широком смысле все это результат частных усилий евреев. Если действия правительства Палестины и сыграли какую-то роль в развитии сельского хозяйства, то это было сделано на еврейские деньги, вытянутые из поселенцев через налоги». Не произвели на Черчилля впечатления и попытки «оправдать прекращение великого сельскохозяйственного эксперимента в Палестине. Политическое обоснование этого заключалось на самом деле в предположении, что мы не сможем выиграть войну без поддержки арабов». Черчилль сказал, что сам он ни в малейшей мере «не признает справедливость этого тезиса».

Затем Черчилль сказал своим коллегам, что, поскольку «в его позиции нет двусмысленности и его взгляды записаны в протоколах заседания военного кабинета, он не будет далее настаивать на своих возражениях предложениям министра по делам колоний по земельному вопросу».

Обратившись к вопросу о вооружении евреев, Черчилль сказал, что «следует рассмотреть вопрос о том, чтобы евреи в Палестине могли обладать оружием и быть способными защитить себя. Они остаются для нас единственными достойными доверия друзьями в этой стране и их можно в большей степени держать под контролем, нежели рассеянное арабское население». Черчилль полагал, что «логичной политикой Великобритании в связи с началом войны могла бы стать организация сильных еврейских вооруженных сил в Палестине. Благодаря этому мы могли бы использовать в каких-то других местах большие и обходящиеся нам довольно дорого подразделения британской кавалерии, которые сейчас предполагается направить в Палестину на замену одиннадцати пехотных батальонов, до сих пор расквартированных там».

«Совершенно экстраординарным является то обстоятельство, – заявил Черчилль, – что теперь, когда война, возможно, вступает в самую опасную фазу, мы вынуждены содержать в Палестине гарнизон численностью в одну четверть нашего гарнизона в Индии – и все это с целью насильственного проведения политики, не пользующейся популярностью ни в Палестине, ни в Великобритании».

Черчилль снова повторил в ходе заседания военного кабинета Великобритании слова о необходимости использовать еврейские и арабские военные подразделения для того, «чтобы получить возможность использовать в других местах большую часть регулярных армейских батальонов, ныне размещенных там из соображений внутренней безопасности». Уравновешивая арабов евреями и наоборот в рамках формируемых в Палестине местных воинских частей, сказал Черчилль, «мы не только сможем дать выход склонности к риску, свойственной характеру обоих народов, но и добьемся еще и того, что каждая община сможет следить за другой». Несмотря на эти аргументы, военный кабинет не согласился ни вооружить евреев в Палестине, ни создать объединенные еврейско-арабские отряды. Попытки Черчилля противодействовать ограничениям на покупку евреями земли в Палестине также оказались безуспешными. Не повлияла на ситуацию и передача им 24 февраля на рассмотрение военного кабинета адресованной Черчиллю телеграммы Вейцмана, описывавшей «прискорбные» результаты вводимых ограничений, которые отражались не только на евреях, но и на арабском населении.

«Правила передачи земель» были введены в действие 28 февраля. «Влияние этих ограничений, – сказал Давид Бен-Гурион, председатель Исполнительного комитета Еврейского агентства, – таково, что ни один еврей не может приобрести в Палестине ни клочка земли, ни здания, ни дерева, кроме как в городах или на очень небольшой части территории». По словам Бен-Гуриона, эти правила «не только нарушали условия британского мандата, но и полностью свели на нет его главную задачу».

В течение первой недели мая 1940 года в британском парламенте непрерывно усиливалась острая критика поведения и действий премьер-министра Чемберлена во время войны. В политических дискуссиях стал доминировать вопрос о том, кто станет его преемником. С учетом этого 8 мая сэр Самуэль Хор, министр авиации и один из ведущих деятелей консервативной партии, распространил список «ошибок Уинстона» – список политических промахов, делавших Черчилля неподходящим кандидатом на пост преемника Чемберлена. В качестве одного из этих просчетов фигурировало следующее: «гвалт по земельному вопросу в Палестине, поднятый и в интересах сионистов».

К счастью для Великобритании и для евреев в Палестине, отношение к сионизму не определяло пригодность или непригодность кандидата на пост премьер-министра британского правительства. Когда 10 мая 1940 года германские войска нанесли одновременный удар по Голландии, Бельгии, Люксембургу и Франции, Чемберлен согласился подать в отставку. Находившийся в Тель-Авиве молодой палестинский еврей Бен Гейл вспоминал, как «проводившаяся в тот вечер лекция была прервана для того, чтобы преподаватель мог прочитать записку, переданную с посыльным. Записка гласила: «Чемберлен отступил. Теперь Уинстон Черчилль стал премьер-министром». В большом зале все встали и горячо приветствовали сообщение. С Черчиллем у руля появлялась надежда и для евреев Палестины».

В представительстве Еврейского агентства в Лондоне профессор истории Льюис Намьер, с которым Черчилль восемь лет назад консультировался по поводу биографии герцога Мальборо, собирал разнообразные отклики евреев, воодушевленных новым возвышением Черчилля.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.