На последней ступени его служебной лестницы

На последней ступени его служебной лестницы

Участвуя в совещаниях Совета министров иностранных дел в Лондоне (1945 г.), Нью-Йорке (1946 г.) и Москве (1947 г.), Даллес оказывал сильное влияние на формирование позиции правительства США.

В 1948 году Даллес снова занял пост главного внешнеполитического советника республиканского кандидата в президенты Дьюи и, как отмечалось в печати, мог бы стать в случае его победы на выборах государственным секретарем. В начале пятидесятых годов Даллес попеременно занимал ряд постов. Все это делало его в основном каким-то перманентным советником. Пробиться выше ему тогда никак не удавалось. Он принял активное участие в избирательной кампании 1952 года. Являлся автором внешнеполитической платформы республиканской партии, всячески поддерживал кандидата в президенты от этой партии Эйзенхауэра.

На последнюю ступень своей служебной лестницы Даллес уверенно ступил в январе 1953 года, став государственным секретарем в администрации Эйзенхауэра. Президента подпирал в полном смысле слова свой человек.

С этой поры Даллес все время находился на крайнем фланге наиболее воинственного крыла республиканской партии и крупного бизнеса, связанного с военным производством. Его приход на пост государственного секретаря США наложил печать на всю американскую внешнеполитическую и дипломатическую деятельность. Прежде всего это сказалось на советско-американских отношениях. Даллес и «холодная война» считались нерасторжимыми.

Даллесу принадлежала формула: «Балансирование на грани войны». Он упорно доказывал, что такое балансирование — это то, без чего США никак обойтись не могут, и что основывающаяся на нем политика является показателем высокого искусства во внешних делах. С этой формулой в обнимку он прошел до конца пребывания на посту государственного секретаря, а фактически до конца своего жизненного пути.

Правда, за несколько недель до ухода со своего поста по болезни Даллес признал:

— Балансировать на грани войны нужно все же осмотрительно.

Многие даже задавали вопрос: «Что случилось с Даллесом?»

Но это частичное прозрение не наложило заметного отпечатка на его политический портрет.

Имя Даллеса и сегодня по праву ассоциируется с воинственным курсом американской политики, с враждебностью к Советскому Союзу. В этом его могут затмить немногие американские политики.

Что сказать о нем как о человеке? Задача эта нелегкая, так как его вне связи с политикой, которую он исповедовал, и представить трудно.

Во время встреч с Даллесом у меня иногда складывалось впечатление, что он, пока не «раскачается», испытывал известное смущение. Возможно, в этом было что-то деланное. Посмотрит по сторонам, пожмет непроизвольно плечами, потом постепенно разговорится, все еще как бы настраиваясь на определенную волну.

Когда с Даллесом кто-либо беседовал один на один — я это знал и по собственному опыту, — то он постоянно вертелся, как будто у него под рубашкой бегала ящерица. Непрерывно переставлял ноги, если беседа проходила стоя. Редко смотрел собеседнику в лицо, взгляд его часто стрелял мимо. Если речь шла не о внешней политике, не о международных делах, то он мог рассуждать более спокойно. Иногда предпочитал приходить на наши встречи вместе с женой, если предстоял какой-либо прием, обед.

Являлся ли Даллес человеком образованным? Безусловно, да, если судить об этом по стандартам, сложившимся в странах Запада, где система гуманитарного образования строго приспособлена к удовлетворению узких потребностей правящего класса. Деятели Запада, закончившие такие учебные заведения, и сами иногда чувствуют ограниченность своих знаний.

Даллес имел весьма туманное представление о марксизме-ленинизме, хотя банальные критические замечания по его адресу иногда употреблял. Во время одного из моих визитов в Вашингтон Даллес пригласил к себе в гости меня и нашего посла в США М. А. Меньшикова.

В небольшом особняке хозяин принял нас в комнате, которая одновременно являлась и гостиной, и библиотекой. Он с гордостью показывал разные книги, в том числе старинные, которые он читал. Книг было немало.

Желая, видимо, продемонстрировать, что он изучает и марксистско-ленинскую литературу, Даллес подвел нас к одному из книжных шкафов. Там на полках стояли сочинения Ленина и Сталина, изданные в США.

Взяв в руки один из томов, он заявил:

— Вот это Ленин. А вот Сталин. Избранные сочинения. Я занимаюсь сейчас изучением вопроса о диктатуре пролетариата, вникаю в то, что о ней написано. Хочу понять, что под этим подразумевается и вообще, что это такое.

Даллес показал несколько страниц с его многочисленными пометками, с подчеркнутыми строчками, восклицательными знаками. Все свидетельствовало о том, что человек, читавший эту книгу, со вниманием относился к написанному.

Мне удалось посмотреть несколько страниц, перемежавшихся закладками и усеянных замечаниями на полях. Осталось впечатление, что автор записей — активный противник всего того, что он прочитал на данном листе книги. Мы с послом поблагодарили хозяина за гостеприимство и пожелали ему успеха в изучении марксистско-ленинских трудов. Даллес громко рассмеялся. Мы — тоже. Это был показатель того, что обе стороны правильно поняли друг друга.

Впрочем, в последующем Даллес ни разу не попытался блеснуть знанием марксизма-ленинизма или хотя бы некоторых его положений. Он во всех отношениях оставался тем, кто отстаивал интересы своего класса — в государственной деятельности, во внутренней и внешней политике, в теории и на практике.

…Лето 1959 года. Четыре министра иностранных дел СССР, США, Англии и Франции собрались в Женеве на очередное совещание для обсуждения германских дел.

Неожиданно объявили перерыв — умер Джон Фостер Даллес. Он всего за несколько месяцев до этого в связи с болезнью был переведен администрацией с поста государственного секретаря США на должность специального консультанта при президенте США. Теперь, после его смерти, министры по указанию своих столиц должны были лететь в США на похороны.

Шаг был понятный для всех и оправданный.

Вылетели из Женевы мы все вместе. Во время посадки в самолет я вошел и сел поближе к окну. Чуть впереди от меня разместился новый государственный секретарь США Кристиан Гертер. Он имел физический недостаток, ходил на костылях: мы всегда его пропускали вперед.

Где-то в середине пути над Атлантикой ко мне подошел министр обороны США Нэйл Макэлрой.

— Можно присесть рядом с вами, господин Громыко? — спросил министр. — Я хотел бы кое о чем переговорить.

— Пожалуйста. Я готов.

А сам прекрасно понимал, что у министра обороны простых разговоров быть не может. Да и вряд ли он по своей инициативе стал бы напрашиваться на беседу с министром иностранных дел Советского Союза, тем более что в самолете находился и государственный секретарь США.

Мой сосед начал разговор, как он выразился, о «желтой опасности», иначе говоря, о Китае. Он развивал этот тезис энергично, пытаясь убедить меня в правильности его доводов и мыслей.

— «Желтая опасность», — уверял Макэлрой, — сейчас настолько велика, что от нее отмахиваться просто так нельзя. Более того, ее не только надо учитывать, но с нею надо бороться.

«Куда он гнет?» — подумалось мне. Но вслух я ничего не высказал, слушая собеседника, а тот продолжал:

— Нам стоило бы объединиться против Китая.

Он приостановился, чтобы посмотреть, какой эффект произведут его слова.

Отношения в те годы между СССР и КНР были сложными. Практически по многим линиям они подошли к нулевой отметке.

Выслушав Макэлроя, я сказал:

— У нас с вами, иначе говоря, у СССР и США, важная задача — найти решение острых проблем Европы и добиться улучшения советско-американских отношений.

— Но все же, — заявил Макэлрой, — вопрос здесь есть, и большой. В этом направлении необходимо думать и вам, и нам.

На этом, собственно, разговор на данную тему и закончился.

Конечно, обращало на себя внимание то, что об этом заговорил министр обороны, а не государственный секретарь. Видимо, так было запланировано.

В Москве я информировал Хрущева об увертюре Макэлроя. Он заявил, что ответ, данный американскому министру обороны, был правильный. Видимо, возвращаться к этому вопросу не стоит.