Лондонская сессия

Лондонская сессия

Сейчас дымка времени заслоняет многое из той политической борьбы, которая велась тогда по колониальному вопросу. Иллюстрацией напряженного характера этой борьбы может служить, в частности, состоявшаяся в сентябре — октябре 1945 года в Лондоне сессия Совета министров иностранных дел СССР, США и Англии, на которой советскую делегацию возглавлял В. М. Молотов, американскую — Дж. Бирнс, а английскую — Э. Бевин. К участию в работе сессии подключились также делегации Франции и гоминьдановского Китая во главе с министрами иностранных дел — соответственно Ж. Бидо и Ван Шицзе. Советские послы в США и Англии входили в состав нашей делегации.

В соответствии с решениями Потсдамской конференции Совет министров иностранных дел занимался на лондонской и последующих сессиях рассмотрением конкретных вопросов послевоенного урегулирования. Среди них значился и вопрос о колониальных владениях Италии в Африке.

Советский Союз твердо отстаивал предложение о предоставлении независимости этим колониям. Западные союзные державы выступали против. В сложившейся обстановке советская делегация высказалась конкретно за то, чтобы СССР передали ответственность за опеку от имени Объединенных Наций над одной из этих территорий — Триполитанией, исторически являвшейся областью Ливии.

Цель предложения состояла в том, чтобы по возможности скорее обеспечить предоставление ей независимости. Последовательные усилия Советского Союза в достижении этой цели во многом способствовали тому, что Ливия смогла затем обрести суверенитет.

Указанное предложение встретило яростное сопротивление со стороны как Лондона, так и Вашингтона. Особенно усердствовал английский министр Бевин. Он защищал откровенно колониалистские притязания в отношении бывших итальянских колоний. Упорству лейбористского лидера мог бы позавидовать любой из консерваторов, занимавших до него это министерское кресло.

Ввиду серьезных расхождений по данному и ряду других крупных вопросов на заседаниях Совета не раз возникали критические ситуации. Один из таких моментов возник, когда в ходе дискуссии Бевин допустил непозволительно грубое выражение по адресу Молотова, который сразу же потребовал:

— Господин министр, извольте взять свои слова обратно. Когда этот призыв не дал нужного результата, советский министр встал и направился к выходу, бросив на ходу фразу:

— В таком случае я не могу участвовать в работе Совета.

За столом переговоров поднялся шум, в общем неблагоприятный для Бевина. Он, в считанные секунды оценив ситуацию, заявил, повысив голос:

— Хорошо, я беру свои слова обратно.

Но Молотов не расслышал, а скорее, не уловил смысла в выкрике Бевина и продолжал энергично идти по направлению к двери. Закройся она за его спиной — совещанию, возможно, пришел бы конец.

Не раздумывая, я громко сказал вслед удалявшемуся Молотову:

— Бевин взял свои слова обратно.

Эту фразу глава советской делегации услышал у самой двери. Он вернулся и сел за стол. Несколько минут ушло на естественную в подобной ситуации «разрядку», или, можно сказать, «раскачку». Но заседание возобновилось, хотя лица всех участников не скрывали озабоченности. А Молотов и Бевин почти не смотрели один на другого.

Да, нервы, бывает, сдают, не считаясь с положением человека.

Позже мне стало известно, что Сталин одобрительно отнесся к проявленному советским министром на Совете намерению прервать свое участие в заседании, хотя это могло привести к его полному срыву. Сталин находил такого рода ситуации даже занятными. Я это не раз замечал. Понял это и тогда, когда сам покинул заседание Совета Безопасности при обсуждении необоснованно поднятого вопроса о советских войсках в северной части Ирана в 1946 году. По адресу тех, на кого ложилась вина за создание подобных ситуаций, Сталин не скупился — конечно, в своей среде — на резкие слова, хотя и расходовал их экономно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.