Мистические воззрения святителя
Мистические воззрения святителя
Живая, впечатлительная, чуткая натура митрополита Филарета не могла оставаться чуждой и равнодушной к мистическому движению, которое постепенно охваты вало русское общество с самого начала XIX века. В юности все таинственное пленяло его воображение, и глубокое созерцательно-аскетическое настроение с ранних лет являлось основной чертой его духовного облика.
Такая духовная организация митрополита Филарета, создавая удобную почву для мистического настроения, могла бы завести его далеко в увлечении мистицизмом, если бы не глубокий аналитический ум, всегда приводивший его к внутренней критической самооценке, к крайней осторожности и внимательности к себе.
Мистическая литература рано начала интересовать митрополита Филарета. Еще будучи семинаристом в Троице-Сергиевской Лавре, он переписывал для себя «Сионский Вестник», не имея средств для его приобретения. По рекомендации епископа Феофилакта (Русанова; † 1821) он занялся изучением французского языка, и первой книгой, на которой ему пришлось испытать свои познания во французской грамматике, были сочинения Сведенборга, «которые, несмотря на совершенное несогласие с его (владыки Феофилакта) направлением, всем навязывал читать Феофилакт». «Князь Голицын, Лабзин навели его внимание на труды восторженного Сведенборга, на гадания Эккартсгаузена, на мечтания поэтические Юнга-Штиллинга и г-жи Гюйон» (Н. В. Сушков). Для него были переведены с немецкого языка «Превотские видения» (мечтания ясновидящей), о которых в то время много говорили. Вообще, «встречи, знакомства, связи с так называемыми мистиками имели на него, хотя не безусловное и не продолжительное, влияние».
«После 1812 года, когда в русском обществе открылось быстро усилившееся религиозно-мистическое движение, Филарет с радостию приветствовал это движение, видя в нем, как он тогда же высказался митрополиту Амвросию, начало к водворению Царства Божия на земле. Престарелый митрополит почел тогда нужным несколько охладить его радость, заметив ему: “Подожди, что будет, – ты еще не опытен”» (Н. В. Сушков).
Наступившая для Дроздова пора увлечения мистическим настроением не так скоро окончилась, как уверял его искренний почитатель Сушков. Еще в 1818 году, когда голос вдохновенной проповеди митрополита Филарета, в то время архимандрита, уже умолк в Петербурге, он приводит в восторг посетивших его квакеров своею «истинною духовностию» и симпатиями к их учению. Он говорил квакерам, что «изучение древних языков может способствовать плотскому разумению Слова Божия; но что только один Дух Божий может даровать человеку уразумение предметов Божественных, ибо они могут быть усвоены только духовно». Архимандрит Филарет интересуется далее, почему «квакеры отменили у себя общее обыкновение христиан – совершать причащение или, – как он его называет, – Евхаристию». И после того как квакеры изложили ему свои взгляды на этот предмет в том смысле, что «жизнь во Христе и единение с Его Духом составляет единственный животный хлеб для души», он указывает им, как бы в подтверждение справедливости такого взгляда, на пример пустынников, которые «в своем уединении истинно и действительно питали себя внутренне и духовно Господом нашим Иисусом Христом через Духа Его и через живую веру в Него… и богопочтение их совершалось в духе и истине». Потом архимандрит высказывает взгляд на внешнее богопочтение, на обряды и правила церковные, говоря, что «в существе дела они суть то же, чем для евреев был закон, то есть пестун, приводящий ко Христу, Который Сам есть конец всех их и их сущность».
Во время прощального визита квакеров к архимандриту Филарету последний рассказывает им «про свои религиозные упражнения и подвиги; потом мы, – говорит квакер, – провели с ним несколько времени в безмолвной молитве. Мы чувствовали свое духовное родство с ним через крещение от Духа и истины; он осенил нас своим благословением, и, будучи очень тронут, когда нам нужно было расстаться, он принял нас в свои объятья и дал нам целование любви во Христе Иисусе».
Из этих кратких сведений из жизни митрополита Филарета можно судить о том, что мистическое движение своего времени он воспринял вначале с известным сочувствием, даже тяготением к нему, видя в нем признаки религиозного возрождения русского общества. В какой степени митрополит Филарет сочувствовал мистическому движению, можно видеть из петербургских проповедей, в которых ярко отразились его личные мистические склонности и настроения.
Первое в Петербурге слово митрополит Филарет, будучи иеромонахом, произнес в день Благовещения (1810) в Александро-Невской лавре, и оно произвело необыкновенно сильное впечатление, а проповеднику сразу же создало славу знаменитости. В нем иеромонах Филарет говорил о Царстве Христовом, что Царство это не от мира сего, но внутрь нас есть. Тема слова как нельзя более гармонировала с мистическим настроением слушателей, и все оно было проникнуто, особенно конец его – обращение к верующей душе – мистическим тоном.
«Отврати, верующая душа, очи твои, еже не видети суеты; обратися в покой твой, и в тайне ищи тихого безмятежного Царствия Божия в себе самой. Царствие Божие внутрь вас есть (Лк 17, 21). В живой вере и твердом уповании, в чистой совести и в ангельской любви – здесь Царство Божие. Здесь Христос второе зачинается, рождается, обитает, владычествует. В сем Божественном Царстве нет никаких бед, ни глада, ни жажды, ибо Царь наш питает рабов Своих манною сокровенною; ни скорбей, ни уныния – Он есть радость; ни болезней и смерти – Он есть жизнь; ни гонений и угнетения, – идеже Дух Господень, ту свобода (2 Кор 3, 17). Небесное дыхание сего Духа, освежая воздух души, разливает в ней сладкую воню мира. Сердце – сие море великое и пространное, которое так часто волнуют бури, наполняют гады бесчисленные, и коему змий бедности ругается, сокрушает волны свои о камень постоянства, и в кротком смирении своем изображает единое вожделение: Насыщуся, внегда явитимися славе Твоей (Пс 16, 15). Здесь всегда ясное небо: ни тучи сомнения не закрывают света Божия, ни гром гнева Его не сотрясает слуха внутреннего. Поле деятельности покрывается златыми класами, которые чем более теплота любви наполняет и возращает, тем более преклоняет долу смирение. Какое зрелище! Се новое небо и земля новая. Се малый мир, сокращающий в себе высочайшие красоты великого.
Да приидет, да приидет Царствие Твое, Царь славы, Жених бессмертия: сперва Царствие Твое в сердце наше, и потом сердце наше в Царствие Твое. О сем Дух Твой ходатайствует в нас воздыханиями неизглаголанными; о сем взывает Церковь, Невеста Твоя; они возбуждают и нас приближаться к Тебе, несмотря ни на какие препоны. И Дух и Невеста глаголют: прииди, и слышай да глаголет: прииди (Отр 22, 17)».
Это живое изображение внутреннего Царства Божия, эти мысли о зачатии, обитании и владычестве Христа в душе человека, – о небесном дыхании Духа Господня, освежающем воздух души и разливающем в ней сладкую воню мира, – о предначатии еще здесь, на земле, блаженного состояния, как предвестии вечного наслаждения на небе, частые ссылки на любимую мистиками книгу – Апокалипсис, – все это было как раз в духе того времени и представляло для увлеченных мистицизмом слушателей иеромонаха Филарета самый живой интерес. Но его слово не несло на себе следов приспособления к мистическим вкусам слушателей, не говорило и о согласии с ними, а лишь шло навстречу расположению их духа, выражая глубоко мистическое настроение самого проповедника.
В следующем, 1811 году архимандрит Филарет произнес уже семь проповедей, из которых особенно важны по раскрытию в них мистических элементов христианского учения: 1) слово в день Пятидесятницы, 2) слово на Рождество Христово, 3) слово по освящении в Казанской соборной церкви придельного храма во имя Рождества Пресвятой Богородицы.
Слово в день Пятидесятницы сказано на текст Исполнишася вси Духа Свята (Деян 2, 4) и посвящено теме «Что такое исполняться Духа Свята и колико дар сей необходим для всех и каждого». Проповедник расчленил эту тему на три части: «Дух, посылаемый Сыном от Отца в спасительных дарах, Дух, исполняющий человека, человек, исполненный Духа: – вот предметы, которые постигает человек, но и то человек, Духом же обитаемый». В этом слове архимандрит Филарет со свойственной ему глубиной мысли раскрыл способ действия Святого Духа и веяния Его в душе возрожденного. Особенно замечательна здесь ярко нарисованная картина постепенного облагодатствования, возрождения ветхого человека в нового, или «примечательнейшие перемены, которые могут означить путь Духа Божия в душе человеческой». Читая это место по учения, чувствуешь, что проповедник сам пережил тот процесс духовного возрождения, о котором он говорил.
В слове на Рождество Христово архимандрит Филарет сказал о рождении Христа в нас. «Снимем хотя некоторые черты с образа рождения Иисусова и положим их в сердцах наших». Но «доколе мы живем в мире с беспечностию граждан и наслаждаемся им с самовластием обладателей, дотоле Христос не может вообразиться в нас», потому что «мир непрестанно силится выпечатлевать в душе нашей свои преходящие образы». «Кто желает быть селением Сына Божия, тот должен иметь отечество в едином Боге».
Самоуничижение Христа «для желающего быть сообразным образу Иисуса» должно быть необходимым предметом подражания, как необходимое условие устройства внутри себя храма Божия. «Сила ума, великость духа, знаменитость дел, преимущества знаний! я вами не прельщаюсь, – говорил проповедник, – и не завидую тем, которые гордятся вами. Нет высшей мудрости, как отречься от мудрости для Иисуса; нет большей славы, как разделять бесчестие с Иисусом; нет избыточнейшего состояния, как нищета Иисусова; нет иной двери к совершенству и блаженству, как младенчество Иисуса; нет лучшего украшения для души, в которой Он должен обитать, как видеть себя чужду всех украшений, подобно яслям Его… Бог творит из ничего: доколе мы хотим и думаем быть чем-нибудь, дотоле Он в нас не начинает своего дела. Смирение и отвержение себя есть основание в нас храма Его: кто более углубляет оное, тот выше и безопаснее созиждет».
Другой чертой образа рождения Христова была чистота Его Матери. Поэтому проповедник приглашал «стремящуюся к соединению с Богом душу взирать на Ее пример и видеть в зерцале совершенства Ее» свою обязанность, так как только «девственная, к единому Богу обращенная душа начинает духовную жизнь и рождает блаженство чистого созерцания. Блажени чистии сердцем: яко тии Бога узрят (Мф 5, 8); и где? – в самом сердце своем». Не останавливаясь далее на других «чертах в образе рождения Иисусова, которые желающих начертать оный в душе своей могли бы устрашить трудностью подражания», архимандрит Филарет в заключение советовал христианам: «Поспешим проходить примрачный путь веры, дабы свет Судного дня не ослепил нас». В последних словах проповедник указывал на тот сумрак веры, который часто служил темой мистических сочинений.
В слове по освящении в Казанской соборной церкви придельного храма архимандрит Филарет говорил о «чертеже», по которому каждый должен «созидать свое внутреннее святилище», и о необходимости «воздвигнуть в себе как алтарь внешний, дабы пожертвовать Богу чувственностью, так и алтарь внутренний, дабы принести Ему дух сокрушен; совершить сие всесожжение ветхого человека так, чтобы в душе остался один небесный огонь чистой Божественной любви, и потом предоставить Самому Богу изрещи в нас новый Свой закон, соделать нас сообразными образу Сына Своего, жилищем Своего Духа, Своими церквами».
В 1812 году архимандрит Филарет произнес в домовой церкви князя Голицына три поучения, замечательных по раскрытию главнейших мистических положений. В слове на освящение храма проповедник, отправляясь от обрядов освящения внешнего храма, сказал об «освящении нашего храма невидимого». «Всю тайну храма внутреннего составляет освящение, украшение и благодатное посещение… Кто сделает решительное усилие войти в себя самого, тому представится первой потребностью и первым его желанием будет – очищение». Человек должен сначала сам отречься от своих нечистот и дальше с полной доверенностью совершить в себе дело очищения, и «кровавые пятна нечистот природы будут убелены кроткою водою благодати; язвы непослушания омоются и уврачуются слезами раскаяния; деяния плотские умертвятся духом; вожделения и помыслы душевные очистятся огнем искушения и страдания». «Если очищение внутреннего человека состоит в отложении всего, что свойственно растленному человеческому естеству, то тем менее обновление и украшение оного может быть располагаемо по чертежам человеческого мудрования». Украшением должен быть образ Божий, явленный в Новом Адаме и преподанный нам Его словом и делом: да вообразится в нас Христос. По украшении в духе человека уже готов престол Божий, а «престол Вездесущего не может быть празден. Господь не умедлит посетить дом, коего един Он есть и зиждитель и краеугольный камень, и украситель и украшение. Наш долг очищать и украшать храм свой, а не назначать Господу время и образ Его благодатного посещения». А когда наступит это последнее, тогда «человек не столько будет чувствовать жизнь и бытие свое, сколько присутствие и действование возлюбленного своего Спасителя».
Слово это произвело такое сильное впечатление на избранный кружок слушателей архимандрита Филарета, что его просили повторить при следующем служении, но он произнес беседу о молитве Господней и в ней коснулся истин, не менее интересных, чем вопрос об освящении внутреннего храма. Здесь архимандрит Филарет различил три вида молитвы: устную, сердечную и творительную. Первая должна сопутствовать второй и сопровождаться третьею. Гораздо позже, в слове на Преображение Господне, он сказал, что «в молитве – путь к свету Фаворскому, ключ таин духовных, сила откровений Божественных. Молитва все победит с тобою, и все в тебе приобрящет, возведет тебя на Фавор, или в тебе откроет Фавор; низведет небо в душу твою и душу твою вознесет на небо». Учение о молитве у мистиков было, как известно, одним из важнейших пунктов их катехизиса.
В третьем слове – на Рождество Христово – архимандрит Филарет развил мысль о том, «какое бы знамение могло нас удостоверять в нашем приближении ко Христу, в истине нашего возрождения?» – Два пути ведут к рождающемуся Христу: путь волхвов и путь пастырей. Первый есть путь света и видения, второй – путь сени и тайны, путь веры. Тот и продолжительнее, и труднее, и опаснее, этот – верно достигает цели. Нет иных восхождений к Богу, кроме степеней, по которым Сын Божий нисходит к человеку; во внешнем знамении родившегося Спасителя заключено внутреннее знамение спасительного возрождения. Этих степеней три: смирение, умерщвление и непостижимое истощание, знаменуемые младенчеством, пеленами и жизнью Богочеловека. Последняя степень есть высочайшая. «Пусть он (человек) теряет весь мир, теряет себя самого в беспредельной глубине своего ничтожества: сия беспредельность есть предел сообщения с беспредельным Божеством».
Из семи слов архимандрита Филарета 1814 года необходимо указать на два: поучение о гласе вопиющего в пустыне и беседа из псалма 83-го. В первом особенно интересно место о «гласе из глубины души». Здесь проповедник назвал блаженным того, кто «умеет собирать все свои силы в ту неведомую страну природы человеческой, которая сопредельна с высшими областями духовного и Божественного».
Самый голос из глубины души он описывал в тогдашнем мистическом вкусе. «Не испытали ль мы иногда, в минуту утренней тишины, когда утомленные суетою мысли возвращаются из своего рассеяния, когда пресыщенные желания отрешаются от своих предметов, и мы нечаянно начинаем внимать себе, – не испытали ль мы в такое время некоей пустоты в духе, некоей туги в сердце, в которых таится глубокое и непрестанное воздыхание? Наблюдайте постоянно за сим скрытым ощущением; заключайтесь чаще от мирского шума, оное заглушающего, во внутреннюю храмину души вашей, заграждайте тщательней все исходы к рассеянию: вы узнаете во внутреннем воздыхании вашем то самое, которому совоздыхает вся тварь; мало-помалу оно будет разрешаться то в терзающее рыкание, яко льва, то в умягчающее стенание, яко горлицы; и наконец вы услышите истинный глас вопиющего во внутренней вашей пустыне, возвещающий вам, что хождение в стропотных путях мира и плоти только уязвляет и утомляет душу вашу; что вы напрасно расширяете для нее стези ее изгнаннического странствования, по которым она только более удаляется от Отечества Небесного; что для нее должно искать пути возвращения к Отцу Небесному и спасительного посещения свыше, уготовлять путь Господень, и правы творить стези Его».
В беседе из псалма 83-го проповедник сказал о том, что такое дом Божий и чего могут достигнуть пребывающие в нем. Слово было направлено против излишней привязанности к обрядовому благочестию, с которой тогда вели борьбу и представители мистицизма. «Некоторые, – говорил проповедник, – поставив свое тело в храме, уверяют себя, что уже пребывают с Богом, но… они… не более, как истуканы, украшающие только наружность его…» Указав далее преимущества или блага жительства в доме Божием, Филарет сказал: «Дом Божий есть присутствование Божие. Кто живо и деятельно начинает ощущать в себе сие святое и освящающее присутствие и молитвенно к нему обращаться, тот входит в дом Божий. Кто пребывает в сем ощущении постоянно и неуклонно или, по древнему слову Писания, ходит пред Богом, тот живет в доме Божием. Чем действительнее и плодотворнее ощущение присутствия Божия, тем внутреннее и совершеннее пребывание в доме Божием. Естественно, что подвизающийся в сем Божественном жительстве, дабы не уклоняться от него через рассеяние в мире, колико можно, часто входит и в видимый дом Божий».
Из представленного здесь обзора проповедей архимандрита Филарета мы видим, что содержание их посвящено разработке тех же мистических элементов христианского учения, о которых так много трактовала на свой лад обширная тогдашняя мистическая литература и которыми сильно интересовалось мистически настроенное образованное русское общество. Вопросы о Царстве Божием внутри нас, о духовном возрождении и его степенях, об освящении внутреннего нашего храма, о рождении и пребывании в нас Христа, о действиях Святого Духа в сердцах верующих, о соединении с Богом, о которых идет речь у архимандрита Филарета, вызывали в то же время самый живой интерес и для увлеченных представителей мистицизма. Но при всей своей симпатии к мистике проповедник никогда не терял своего православного самообладания, которое гарантировало ему сознательное и критическое отношение к крайностям мистицизма. Нельзя, например, не видеть предостережения мистикам в следующих словах архимандрита Филарета: «Яркие озарения ума можно принимать за непреложные знамения приближения ко Христу и за верные указания истинного пути возрождения». Только в «простоте верования» пастырей мы можем найти и встретить Христа в возрожденном сердце нашем, а не в мудрости мистицизма или, как выражался архимандрит Филарет, «своемудрии». «Приближайся к Нему (Спасителю) преимущественно в сем доме молитвы и Таинств», – говорил архимандрит Филарет, имея, очевидно, в виду крайних мистиков, отрицавших всякую внешность в религии.
В другом месте он, по-видимому, предостерегал слушателей от ложных духовных видений, которым тогдашние мистики так часто предавались. «Есть многие и благолепные гласы, поражающие внутренний слух; но не все есть глас Господа Бога, ходяща в рай, – дано было в раи глаголати и змию. Есть многие и светлые виды, встречающиеся духовному оку, но не все есть истинный свет Христов; и сатана преобразуется в ангела светла. Познай же, куда обращаться должно, чтобы не быть увлечену призраками».
Видя, однако, такое разумно критическое отношение архимандрита Филарета к крайностям мистицизма, мы не можем сказать, чтобы современное ему модное религиозно-мистическое учение представляло для него только материал, над которым оперировал бы его глубокий ум и, искушая все, удерживал бы только доброе. Этого мало. Проповедник сам живо переживал дух своего времени и, несомненно, испытывал на себе его влияние. Но это влияние усиливало его стремление постичь глубины и высоты православной мистики, что позволило ему создать несколько образцовых ораторских опытов, с содержанием которых мы выше познакомились.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.