РЕЙСНЕР Лариса Михайловна

РЕЙСНЕР Лариса Михайловна

псевд. Лео Ринус;

1(13).5.1895 – 9.2.1926

Поэтесса, критик, публицист, драматург. Вместе с отцом издавала журналы «Богема» и «Рудин» (1915–1916). Член «Кружка поэтов» (1916). Публикации в альманахе «Шиповник», в журналах «Рудин», «Летопись» и др. Пьеса «Атлантида» (1913). Книги «Фронт» (1924), «Афганистан» (1925), «Гамбург на баррикадах» (1925). Жена Ф. Раскольникова.

«В нее влюблено было, по крайней мере, с полсотни юношей и стариков. Влюблялись адвокаты, педагоги, моряки, актеры, умники, дураки. А она влюблена была, кажется, только в двух – поэта-денди З. и в восемнадцатилетнего златокудрого Леля – Есенина.

Оравы влюбленных рекламировали ее самоотверженно и бескорыстно – напропалую. Хотя и без того ей улыбалась слава. О книжке ее стихов писали в газетах. В модном альманахе „Шиповник“ появилась ее драма. Поэт в душе, она могла сражаться на диспутах с ученейшими из ученых, а в то же время могла играть своими звездистыми глазами с глупейшими, но красивейшими из юнцов. Голова ее, окольченная темно-золотыми жгутами кос, в величавом повороте – похожа была на голову Клеопатры, царицы египетской, воспетой всеми поэтами мира» (П. Карпов. Из глубины).

«О Ларисе Рейснер, умершей совсем молодою, лет тридцати двух, создалось много легенд, и я не знаю, что правда, что преувеличение, а чего, может быть, не было совсем. Но легенды окружили память о ней особым ореолом, и вне этих полудостоверных рассказов мне трудно ее себе представить. О ней рассказывали, что она была на „Авроре“ в памятную ночь 25 октября и по ее приказу был начат обстрел Зимнего дворца; передавали о том, как она, переодевшись простою бабой, проникла в расположение колчаковских войск и в тылу у белых подняла восстание; говорили о ее успехах и политических, и литературных, но и то и другое, по-видимому, преувеличено – во всяком случае проза ее настолько связана с эпохой двадцатых годов, что со временем потерялась ее острота и поражает только необычный тон отточенных фраз – высокомерный и иронически-гордый. В 1913 году она была молоденькой восемнадцатилетней девушкой, недавно окончившей гимназию, писавшей декадентские стихи, думавшей о революции, потому что в семействе Рейснеров не мечтать о ней было невозможно, но все же больше всего наслаждавшейся необычайной своей красотою. Ее темные волосы, закрученные раковинами на ушах, как у Лолы Монтес, серо-зеленые огромные глаза, белые, прозрачные руки, особенно руки, легкие, белыми бабочками взлетавшие к волосам, когда она поправляла свою тугую прическу, сияние молодости, окружавшее ее, – все это было действительно необычайным. Когда она проходила по улицам, казалось, что она несет свою красоту как факел и даже самые грубые предметы при ее приближении приобретают неожиданную нежность и мягкость. Я помню то ощущение гордости, которое охватывало меня, когда мы проходили с нею узкими переулками Петербургской стороны (в те годы Рейснеры жили на Большой Зелениной, 25 Б, в квартире, окнами выходившей на большой и мертвый двор), – не было ни одного мужчины, который прошел бы мимо, не заметив ее, и каждый третий – статистика, точно мною установленная, – врывался в землю столбом и смотрел вслед, пока мы не исчезали в толпе. Однако на улице никто не осмеливался подойти к ней: гордость, сквозившая в каждом ее движении, в каждом повороте головы, защищала ее каменной, нерушимой стеной.

…Все те, кто отчаянно влюблялись в Ларису – только немногие избегали общей участи, – в день первой же попытки заговорить об охватившем их чувстве отлучались от дома, как еретики от церкви. Но внутри, в самой семье, было много мягкости и ласки: радостно они следили за успехами друг друга, соединяемые взаимной, нерушимой любовью. Когда Лариса напечатала первое стихотворение, в доме начался праздник, продолжавшийся целую неделю. Издание альманахом „Шиповник“ пьесы „Атлантида“ – она написала эту пьесу в восемнадцать лет – превратилось в событие, под знаком которого прошла вся зима.

…Иногда, по возвращении моем из гимназии, я заставал Ларису за писанием стихов. Она ходила по комнате большими, неровными шагами, взволнованная, на некоторое время потерявшая свою царственность. Растрепавшиеся полосы темными прядями падали на лицо, на шею, еще резче оттеняя прозрачность кожи. В разрезе легкой белой кофточки светилось нереальное тело – в эти минуты она казалась призрачной, бесплотной. Я вслушивался в ее бормотанье:

Руку на меч положив изощренный,

Юноша, в звонкие зори влюбленный,

Так говорил…

На мгновение она присаживалась к столу, записывала набежавшие строки маленьким огрызком карандаша, вставала и вновь принималась ходить, бормоча и колдуя, неясным привидением в белых зимних сумерках, когда сквозь заиндевевшие окна скупо просачивается отблеск снежных крыш и далекий, внезапно вспыхнувший внизу, во дворе, фонарь бросает летучие тени на серый потолок» (В. Андреев. Детство).

«Вечным и непримиримым противником всяких „отвлеченностей“ была русокосая надменная красавица Лариса Рейснер, противопоставлявшая мистическому облику петербургского эстетизма непобедимую логику язвительного, иронического спора. Уже в те дни чувствовался в ней недюжинный ум и бурная талантливость.

…„Аристократка“ в нашей демократической среде, она жаждала поклонения и умела его добиваться. Пристрастие к меценатству и неугасимую энергию она с помощью отца, человека состоятельного и независимого, обратила на создание студенческого журнала. В университетском коридоре и в ближайших уличных киосках скоро начали появляться тоненькие, со вкусом издаваемые тетради, сперва под названием „Богема“, а впоследствии с не менее претенциозным титулом „Рудин“.

…„Рудин“ был своеобразным журналом 1915–1916 годов – сатирически-оппозиционным, поскольку это было возможно при тогдашних цензурных условиях. Вероятно, и само название получил он в зависимости от этих обстоятельств. На обложке красовался силуэт героя тургеневского романа с пышной шевелюрой и разлетающимся галстуком, исполненный в нарочито старомодной манере. Это было в духе эстетских вкусов буржуазной литературы и внешне как бы свидетельствовало об общей „благонадежности“. Но внимательному читателю надлежало при этом иметь в виду, что красноречивый и свободолюбивый идеалист Рудин в конце концов завершил свою скитальческую жизнь на баррикадах 1848 года. Да и само содержание журнала, в котором немало помещалось и сатирических произведений, в том числе острых памфлетов, направленных против деятелей реакции и приспособленческого либерализма, свидетельствовало об оппозиционном лице этого журнала, распространявшегося главным образом в студенческой среде. Лариса Рейснер была не только редактором, но и идейным вдохновителем „Рудина“. Она и сама под разными псевдонимами писала едкие и остроумные фельетоны, обычно сопровождавшиеся портретными карикатурами. Немалая роль отведена была и поэзии, стоявшей в оппозиции недавно еще модному отвлеченному и мистическому символизму.

…Лариса Михайловна часто выступала с чтением своих стихов, но больше любила поднимать острые, принципиальные споры. В этих порою очень жарких словесных боях она не имела противников. Находчивая, остроумная, скорая на реплики, она даже в крайней степени возбуждения никогда не теряла самообладания. И втайне гордилась своим „мужским умом“, хотя сама была воплощением женственности, тонкого кокетства. Ей была свойственна романтичность, она любила все яркое, даже резкое и решительное, но умела сдерживать свои порывы инстинктом вкуса.

…У Ларисы была привычка задавать неразрешимые загадки и удивлять неожиданностями. Эта странность ее натуры не всем была понятна, а кое-кого и обижала – тем более, что некоторые ее выводы и заключения сопровождались тонкой иронической улыбкой. Но с друзьями всегда была она откровенной и прямой и вовсе не такой уж „сложной“, какой ей хотелось порою казаться. Она любила прогулки, любила танцы, мечтала научиться хорошо ездить верхом, перемежала серьезное чтение с самым легковесным, умела понимать шутку и вообще – как сама привыкла говорить – ничто человеческое не было ей чуждо. Она иронизировала над своей „романтичностью“, но чувствовалось при этом, что никогда бы не отказалась от этого присущего ей свойства» (Вс. Рождественский. Страницы жизни).

«Мне несколько раз приходилось расспрашивать о Ларисе Рейснер людей, знавших или видавших ее. Отзывы были всегда не по существу дела:

– Какая она была красивая!

– Лариса Рейснер! Она чудесно каталась на коньках.

– Лариса Михайловна прекрасно одевалась.

Борис [Бухштаб. – Сост.] рассказывал мне, что вскоре после ее смерти он подслушал на улице разговор: „Лариса Рейснер умерла… Красивая была баба…“

А в воспоминаниях о ней рассказывали о том, как она ходила в разведку плечом к плечу с солдатами.

И никто не утверждал: Лариса Рейснер хорошо писала очерки – хотя она писала их хорошо. По-видимому, она была настоящим человеком; настоящих людей не оценивают по основному признаку, потому что у них основной признак сам собой подразумевается» (Л. Гинзбург. Человек за письменным столом).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.