ПЛАТОНОВ Сергей Федорович

ПЛАТОНОВ Сергей Федорович

16(28).6.1860 – 10.1.1933

Историк, академик АН (1925; академик РАН с 1920). С 1899 – профессор Петербургского университета. До 1896 состоял помощником редактора «Журнала Министерства народного просвещения». Член Ученого комитета Министерства народного просвещения, управляющий Отделением археологии славянской и русской Императорского Русского археологического общества и руководитель учебной части историко-филологического отделения Петербургских высших женских курсов (с 1895). Председатель Археографической комиссии (1918–1929). Труды «Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI–XVII вв.» (СПб., 1899), «Статьи по русской истории (1883–1912)» (2-е изд. СПб., 1912), «Лекции по русской истории» (Пг., 1917), «Борис Годунов» (Пг., 1921), «Иван Грозный» (Пг.,1923). Погиб в ГУЛАГе.

«С. Ф. Платонов был, как все знают, одним из самых выдающихся русских историков конца старого и начала нового века, – не только историков России, но и наших историков вообще. Он создал в Петербургском университете целую школу, крупнейшими представителями которой считались в те дооктябрьские годы из более молодых Приселков, из тех, кто постарше, Пресняков. Книги его, кроме того, и очень хорошо написаны, но говорил он еще лучше, чем писал. Его печатный „Курс русской истории“, по которому мы в университете сдавали экзамены, не так ярко и своевольно написан, как знаменитый „Курс“ Ключевского, хотя и его можно читать просто так, „для удовольствия“. И все же о лекциях Платонова он никакого представления не дает. О них может представление иметь лишь тот, кто их слушал. Я их слушал с наслаждением два года подряд. Лучшего чтения лекций я вообще себе не представляю. Такого совершенства в этом искусстве никто не достигал из тех, кого довелось мне слушать в университетах и позже на русском, как и на других языках. Именно об искусстве и о совершенстве приходится тут говорить, потому что прелесть этих лекций вовсе не была прелестью импровизации. Сергей Федорович тщательно их готовил; всегда приносил листки с записями, клал их на кафедру, хоть и заглядывал в них редко. Мне говорили, что, повторяя уже прочитанный однажды курс, он отделывал его заново со стороны изложения еще более, чем со стороны того, что в нем излагалось. Если его записи на листках сохранились, следовало бы их издать. Я уверен, что образовали бы они текст, очень мало похожий на текст печатного курса и который должны были бы принять во внимание историки русской прозы. (Их, впрочем, нет; но это другой вопрос.)

Сергей Федорович говорил очень ровно, спокойно. Ни к каким ораторским эффектам не прибегал. Впечатление было, что он именно читает, но как нельзя более хорошо читает некий развертываемый перед его умственным взором, доработанный до конца, всеми нужными оттенками снабженный текст. Очень искусно окрашивал он свою речь языком того времени, о котором говорил; позабавил нас, например, назвав „припадочными людьми“ фаворитов Екатерины. Но забавами такого рода, как и анекдотами, не злоупотреблял. Аудитория у него была обширная: студенты всех отделений нашего факультета его слушали; приходили и юристы. Читал он, как сказали бы нынче, доходчиво – для всех, но массовым вкусам не льстил и предмета своего не унижал, хотя вовсе не был склонен его и приподнимать каким-нибудь готовым и дешевым пафосом. Ум его, скорей, чем к эмфазе, был склонен к скепсису, а порой и к сарказму.

…Учеников у него, как я уже говорил, было много, и относился он к ним очень хорошо. Да и к студентам, попросту сдававшим у него экзамены, особого свирепства не проявлял. Мой двоюродный брат, в результате каких-то житейских помех очень наскоро подготовившись, пошел к нему экзаменоваться. Платонов сказал: „Правые страницы моего «Курса» вы с грехом пополам прочли, а левых, я полагаю, вовсе не читали. Так бывает, когда наспех перелистывают книгу. «Удовлетворительно» я бы вам поставил, но лучше приходите экзаменоваться в следующую сессию, перечитав правые страницы, прочитав левые“. Брат мой пришел. Сергей Федорович узнал его, спрашивал недолго, нестрого и поставил желанное „весьма“» (В. Вейдле. Воспоминания).

«Профессора С. Ф. Платонова отличала твердость убеждений и поведения. Всегда безупречно одетый, он не допускал в отношениях со студентами и капли фамильярности. В чем-то он как историк, на мой взгляд, превосходил В. О. Ключевского, поскольку Ключевский свои описания исторических событий и деятелей всегда приукрашивал казавшимися мне излишними саркастическими комментариями. Платонов же, наоборот, всегда излагал суть дела четко и ясно. Он был очень популярен среди студентов, но никогда не был объектом такого поклонения, как Ключевский в Москве. Платонов не раз возил нас на экскурсии – сначала в Псков, потом в Новгород, где знакомил нас с устройством некогда процветавшей там древнерусской демократии» (А. Керенский. Россия на историческом повороте).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.