ДИПЛОМАТЫ. 2

ДИПЛОМАТЫ. 2

В назначенный час турецкий посол прибыл во дворец.

Раньше, когда он ехал со своего подворья в Кремль, по обе стороны улицы стояла толпа и глазела на процессию, Сегодня улицы были пустынны. И свита Скиндера не отличалась пышностью. Всего-навсего два возка, в первом сам турецкий посол, во втором приставы и драгоманы.

Перед дворцом их никто не встретил. На крыльце стояли лишь три дьяка: Карпов, Шигона и Путятин. Но еще больше оскорбило Скиндера, что провели его не в Грановитую палату к великому князю Василию, а прямо в Набережную. И там, усадив его против себя, встал Иван Шигона и заговорил:

— Скиндер, великий князь повелел объявить тебе: второй раз Сулейман-султан, брат наш, послал в наше княжество тебя, Скиндер, и передал нам свое желание, чтобы жили два царства в мире и согласии. Мы послали к султану верного человека нашего, боярина Ивана Семенова. И от имени султана Ибрагим-паша сказал ему, что и султан собирается послать верного своего человека и вельможу с посольскими грамотами, а тебя, Скиндер, он отправляет сопровождать Ивана и закупить в княжестве нашем разные товары. Так ли это или получил ты у султана посольские грамоты, наказы и наставления, чтобы мы говорили о государевых делах, о том, какой должна быть наша дружба и братство?

Скиндер, тщедушный, раздражительный, с черными усиками и острым носом, разодетый в парадное турецкое платье, широкие шаровары, блестящий кафтан и ярко-красную феску с пышной черной кисточкой — в таком виде намеревался он предстать перед великим князем, — выслушал Шигону стоя.

— Говорил или не говорил этого многочтимый Ибрагим-паша, второй человек после султана, послу вашему Ивану, я того не слыхал, — оскорбленным тоном ответил Скиндер. — Я приехал сюда, боярин, не по своей воле и не роди удовольствия, а как посланец великого моего государя. И пришлет ли мой государь завтра другого посла, не ведаю, а пока что он прислал меня.

— Есть у тебя, как положено, посольские грамоты или какие-нибудь наказы твоего государя? — встав с места, спросил Карпов.

Дьяки говорили по-русски, княжеский толмач переводил на турецкий. Скиндер же говорил по-турецки, и его драгоман переводил на русский.

— Грамоты, что у меня были, я давно отдал, и больше нет у меня ни грамот, ни наказов, — ответил Скиндер.

Он сел, и опять встал Карпов.

— Скиндер, ежели хочет государь наш жить в мире и согласии с другим государем, обменивается он с ним посольскими грамотами. Ты приехал к нам второй раз, и великий князь наш принял тебя с почестями, пригласил к своему столу. Бояре спросили тебя вначале о посольских грамотах, и ты ответил: «Пусть пошлет государь ваш к моему государю своего человека, и там будут они разговаривать». И государь наш послал к султану великого посла Ивана Семенова, но не сказали ему, хотят ли жить с нами в дружбе и братстве. И Ибрагим-паша объявил, что султан пришлет сюда своего великого посла. Но не прислал. Так и наш государь посылает в Царьград не великого посла, а других своих людей, чтобы они тебя сопровождали и занялись торговыми делами, поглядели, что из товаров наших осталось не продано.

Скиндер приготовился заговорить, но с места поднялся Шигона.

— Скиндер, — громко начал он, — великий наш государь Василий Иоаннович, божьей милостью един правый государь всея Руси и иным многим землям восточным и северным государь и великий князь, повелел объявить тебе: «Брат наш Сулейман-султан прислал сюда тебя, Скиндер, и известил меня: как отец его Селим-султан, так теперь и брат наш Сулейман-султан хочет, чтобы два наших царства жили в мире и братстве. И мы, скажи ему, того же желаем. Когда мы были в дружбе и братстве с отцом его Селимом-султаном, наш брат Селим-султан писал в своих грамотах, как положено, а теперь Сулейман-султан написал их неподобающим образом».

Скиндер выслушал Шигону стоя, низко кланяясь каждый раз, как произносились имена турецких султанов и великого князя. Шигона закончил речь, и Скиндер опять собрался ответить, но слово взял Путятин:

— Скиндер, великий государь наш повелел объявить тебе: «Ты говорил с нами от имени султана и о Казани. Будто Саип-Гирей, который там ныне правит, султанов человек и посылал в Царьград своих людей, султан принял их и предписывает нам теперь заключить мир с Саип-Гиреем. Но султан знает, что Казань — наш юрт и мы искони назначаем туда правителей. Таков старый обычай, и желаем мы сохранить его. Саип-Гирей предал нас, его посадили на трон предатели и смутьяны».

Теперь наконец пришла очередь заговорить Скиндеру. Маленький, тщедушный, он, конечно, не мог соперничать с русскими дьяками, голоса которых в просторных палатах звучали, точно колокол, а когда они повышали их, казалось, слышал в Царьграде сам султан. Но Скиндер собрался с силами и напряг, как мог, свои слабые голосовые связки:

— Султан Сулейман-шах, Селим-шах, царев сын, милостью божьей великий царь, и великий государь, и великий эмир, султан Сулейман-хан, и всем землям приморским, и Румским, и Караманским, и Анатолийским, и Романейским, и Перским, и Мисюрским, и всей земле Арапской и иным многим землям государь, повелел объявить…

Боярин Шигона, один из главных советников великого князя, слушая Скиндера и видя, как он из кожи вон лезет, кипел возмущением. «Антихрист! — думал он. — Яд каплет с его уст. Змея из самых ядовитых. А ведь приехал он для того, пожалуй, чтобы нарушить союз и дружбу между царствами. Душа его из адского дегтя. Он целует ноги султану, пашам, подлому Авессалому и всем прочим греческим драгоманам и дьякам. Они прислали его сюда и подучили говорить сегодня одно, завтра — другое, чтобы сеять раздор между нашими царствами. И как гордится он султаном своим сарацинским! И будь он турок, пусть бы гордился могуществом своего государя. Но ведь грек он! И, говорят, зовут его Александром, и он из князей Мангупских. Вот до чего докатились захиревшие греческие князья: падают в ноги султану, целуют ему зад, отдают в его гарем своих дочерей. Верно служат ему. А от нас хотят, чтобы не замирялись мы с султаном, не заключали с ним союза. Хотят, чтобы мы затеяли войну, освободили Царьград, который снова к ним перейдет. Нечестивцы лукавые, безбожники! Сетуют на свою бедность, жалкую участь, делают вид, будто пекутся о патриархии и православии, а сами только и думают, что о прежней своей славе и величии. А если бы собрался теперь наш князь выступить против султана, не поддержали бы его греки. Разгорись война между двумя царствами, помогали бы они туркам и татарам, а не нам, православным, что ради них проливали бы кровь свою. Ах, племя увечное!»

Тут Скиндер срывающимся голосом закончил свою речь:

— А про Казань вы говорите, что это ваш юрт. Но мы этого не признаем. Нынешней весной Саип-Гирей прислал большое посольство, поклонился султану в ноги, прося покровительства надежного и защиты. И знайте, Казань — наш юрт! И пусть великий князь не шлет туда своих людей и рать.

Наступило молчание. Скиндер сел, встал Карпов.

— Скиндер, не с нынешней весны, как говоришь ты, — сказал он, — а уж много лет Казань — юрт нашего княжества. Так было и так будет.

Скиндер порывисто поднялся с места и, точно не слышал слов Карпова, заговорил:

— И сказали вы еще, будто грамоты свои государь мой, великий султан Сулейман, пишет не так, как подобает. А мы не знаем, как подобает.

Ему ответил Шигона, голос которого загремел, как боевая труба:

— Скиндер, пока жив был отец Сулеймана, великий султан Селим-шах, он писал государю нашему, как подобало, а ныне султанские грамоты составлены непригоже.

Скиндера не удовлетворил такой ответ. На туманные объяснения и он ответил туманно:

— Государь наш великий султан Сулейман-шах хочет и теперь быть в дружбе и братстве с вашим княжеством и в грамотах, что посылал, пишет об этом.

Он остался доволен своими словами и тем, как их произнес. И немного успокоился. Бояре услышали то, что должны были услышать. Они смертельно оскорбили его еще по приезде, не сочтя султановым послом, и сегодня даже не допустили к своему государю. Сейчас глаза Скиндера сверкали, и, хотя он был ниже всех ростом, он смотрел на дьяков свысока.

— А теперь, Скиндер, — поднялся Шигона, — наш великий государь отсылает тебя обратно к Сулейману-султану. И ты скажешь ему, что государь наш желает, чтобы два царства жили в мире и братстве; так и написано в грамотах, которые ты получишь. Но и ваш государь пусть впредь пишет нашему государю, как подобает. И когда Сулейман-султан решит отправить нашему государю большого посла, мы потолкуем с ним о государевых делах и о том, как поддерживать дружбу и мир между нашими царствами.

Все три боярина встали, и теперь Скиндеру оставалось только поклониться и уйти. Но последние слова Шигоны его возмутили. Он молча смотрел то на одного, то на другого дьяка, и помрачневший его взгляд остановился наконец на Шигоне.

— Я уже говорил тебе, боярин, о лекаре Марке, — сказал он. — Каков ответ насчет Марка вашего государя нашему государю? Где сейчас Марк? Я должен отвезти его в Константинополь.

— Насчет Марка, Скиндер, — отвечал Карпов, — человек нашего государя, который будет тебя сопровождать, получил наставления и даст ответ Сулейману-султану.

Взбешенный Скиндер стал проявлять еще большую настойчивость:

— У вас здесь живут греческие монахи. А греки — подданные Сулеймана-султана, он оказывает им покровительство и помощь.

— О Марке ты получишь грамоту нашего государя, — ответил Путятин. — Но монахов, христиан православных, присылает сюда не султан; единый у них с нами бог, не басурманы они, и присылают их сюда патриархия и Афон. Кто тебе сказал о греческих монахах? И о них есть у тебя грамота?

Посол не ответил Путятину. Он вспомнил вдруг о другом.

— Вы меня уже спрашивали, какой дорогой хочу я вернуться в свои края: по суше или по реке Дону. Так вот, я поплыву по Дону.

— Как прикажет, Скиндер, наш государь, так и будет, — сказал Путятин.

— Но я не получил у вас ответа! — вскричал Скиндер. — Вы говорите, будто государь мой писал вашему великому князю не так, как подобает. Но не сказали, как же подобает? Как, по разумению вашего государя, должен писать ему великий султан?

— Скиндер, поезжай теперь на свое подворье, — сказал Шигона, — а мы обо всем, что ты говорил, спросим мнение государя нашего, и как он порешит, так и будет.

Посол постоял минуту в раздумье. Что-то еще хотел сказать, но его опередил Путятин:

— А отчего, Скиндер, янычары жаловались нашим людям, что их морят голодом? Государь наш приказал отдельно для тебя и отдельно для твоей свиты давать еду обильную, одежду и обувь, чтобы никто не голодал и не мерз. И все, что он приказал, приставы наши передали тебе самому, о чем есть у нас грамота. Так почему же теперь янычары жалуются?

Скиндер позеленел. Дьяки еще раньше слышали от приставов, что даже половины полученного Скиндер не дает своим людям. Выделяет им ничтожную долю, а остальное два верных ему янычара продают на базаре; за мясо, одежду и кожи получают золотые монеты. И теперь, выслушав Путятина, Скиндер смутился.

— Неправду говорят янычары, — сказал он. — Я от них этого не слыхал и сейчас поеду к себе на подворье и все расследую. Да как нам жаловаться на великого князя? Прослышали, верно, что-то ваши люди, да неправильно поняли.

Он поспешно поклонился и пошел к двери. Дьяки проводили его до крыльца. Скиндер торопливо спустился по лестнице и сел в возок. Прибыв на свое подворье, он сказал приставам:

— Ваш князь не желает, чтобы я приезжал сюда как султанов посол; добивается, чтобы приехал другой. Но приеду только я и никто больше. И если великий князь не почтит меня по заслугам, пускай не рассчитывает на дружбу с султаном.

…Великий князь Василий слушал переговоры с султанским послом, сидя в соседних покоях. Он остался доволен своими дьяками. Но поведение Скиндера его возмутило.

— Предатель он и подлый вероотступник, — сказал Василий. — Отчего хочет он, чтобы отправили его по Дону и Азовскому морю?

— Государь, мы узнали от наших людей, что замышляет Скиндер, — сказал Шигона. — Он хочет спуститься по Дону и осмотреть тамошние места, чтобы посоветовать султану, где лучше построить крепость и отрезать нам путь к Азовскому морю.

— И я думаю то же, — кивнул великий князь. — Поэтому пусть он не плывет по Дону, отправьте его прямо в Кафу… — После некоторого раздумья он продолжал: — Скиндер — лиходей и поганец. Видел я, как потемнели от гнева его глаза. Такая же темная у него душа. И как прежде предал он свою веру и народ свой, так и теперь готов выдать нам султана и нас — султану. Ах, проклятый! Пусть Сулейман-султан больше не присылает его сюда. — Он внимательно посмотрел на своих дьяков. — Но сейчас я думаю, почему заговорил он о греческих монахах. Максиме и Савве? Кто его подучил? Сами они просили покровительства у султана или как-то иначе о них проведали?

Дьяки молчали. Они понимали, что Василий не случайно спросил о греческих монахах. И знали, что он желает услышать вполне определенный, угодный ему ответ. Набравшись наконец смелости, Карпов сказал:

— Думаю, государь, подлый Марк подучил его. Сами монахи тут ни при чем. Хитрец Скиндер прослышал о них от Марка и пользуется этим, чтобы сеять раздор.

Василий молча и равнодушно выслушал Карпова. Потом взгляд его остановился на Шигоне.

— Но нет у нас доверия и к самим монахам. Как знать?.. — сказал Шигона. — Мне говорили, что в келье у Саввы нашли посольские грамоты. Как они попали туда?

— Сударь, — обратился к Шигоне Карпов, — разве тебе неизвестно, зачем держим мы здесь архимандрита Савву? Мы даем ему грамоты, а он переводит их с нашего языка на греческий, сербский и турецкий. А иной раз с этих языков, кои знает он превосходно, делает перевод на наш язык. — И он посмотрел на Путятина.

— Да, именно так, — подтвердил тот.

Опять наступило молчание.

— Хорошо, коль монахи не вмешиваются во что не следует, — чуть погодя в задумчивости проговорил великий князь. — Но надобно узнать, те ли это грамоты, что Савва получает из Посольского приказа, или держит он у себя в келье иные. — И, подумав немного, спросил: — И у Максима нашли грамоты?

— Нет, государь, — ответили дьяки, а Иван Шигона прибавил:

— Впрочем, мы, государь, не искали.

— Пусть Скиндер сегодня же уезжает, — покачав головой, сказал под конец великий князь. — И пусть едет через Кафу. А на его вопрос, как подобает Сулейману-султану писать грамоты, вот мой ответ…

Сев на скамью, Карпов записал наказ великого князя:

«Государь твой Сулейман-султан писал нашему государю не так, как подобает, и не так, как писал нашему государю отец его султан Селим-шах. Прежде султан Селим-шах писал нашему государю и называл его «братом», а теперь Сулейман-султан в грамотах своих не называет его «братом». И это находит государь наш непригожим».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.