Глава третья ПОД КРАСНО-ЧЕРНЫМ ЗНАМЕНЕМ
Глава третья
ПОД КРАСНО-ЧЕРНЫМ ЗНАМЕНЕМ
В центре западной части Никарагуа затерялся городишко Никиноомо — вернее, даже не город, а большая деревня: несколько домишек из необожженного кирпича и 300–400 лачуг из тростника и камыша. Длинные кривые улочки, не более тысячи жителей.
Утром город заволакивает густым туманом, а днем палит безжалостное солнце. Вокруг Никиноомо — стройные ряды красивых пальм. Этот старинный городок был заложен в далекие времена, более тысячи лет тому назад, индейцами племени толтеков, переселившимися в нынешнюю Никарагуа из Мексики.
18 мая 1895 года[По другим данным, Сандино родился в 1893 году. ]* в семье владельца маленькой кофейной плантации Грегорио Сандино родился сын Аугусто Сесар Сандино. Спокойный, рассудительный и немногословный дон Грегорио, тоже уроженец Никиноомо, радовался появлению первенца. В торжественные дни дон Грегорио появлялся в черном костюме, с золотой цепочкой на груди. Старомодный широкий галстук почти полностью закрывал рубашку.
В тихом Никиноомо жизнь шла размеренно и скучно. Дон Грегорио редко читал газеты; они приносили дурные вести. В народе все чаще говорили о «светловолосых чужеземцах», хозяйничавших в Никарагуа.
Вскоре Грегорио Сандияо оставил мать Аугусто, Маргариту Кальдерон, и женился на другой женщине, по имени Америка. От второго брака у Грегорио Сандино было трое детей: Сократес, Асунсьон и Зоила Америка. Аугусто остался жить в семье отца.
В положенный срок Аугусто пошел в школу, но уже с детских лет стал работником на маленькой ферме отца. Целыми днями он не отходил от сельскохозяйственных машин: ему нравилось разбирать их, управлять ими. Он часто возил продукты на базар в ближайшие города Гранаду и Масайю. Иногда с тем же поручением ездил в столицу Манагуа. Несколько лет Аугусто проучился в гимназии города Гранады, но ученье пришлось бросить: отец с трудом сводил концы с концами, и надо было помогать семье — ведь Аугусто был старшим.
Двенадцатилетним мальчишкой Сандино уже начал задумываться над судьбой своего народа. «Кто виноват в том, что вокруг царит нужда, что помещики нещадно эксплуатируют наших забитых крестьян?» — размышлял он.
Большое влияние на формирование мировоззрения Сандино оказало творчество выдающегося никарагуанского поэта Рубена Дарио.
Выходец из народа, писатель-демократ Рубен Дарио в течение многих лет (он скончался в 1916 году в 49-летнем возрасте) был властителем дум всей латиноамериканской молодежи. «Лебедем Никарагуа» называли его в народе. Рубен Дарио известен также как выдающийся реформатор испанского языка и как реформатор стиха. Это о нем сказал Пабло Неруда: «Без Дарио латиноамериканцы вообще не умели бы говорить».
В творчестве гениального никарагуанца неизменно звучал гневный протест против иноземных захватчиков. В знаменитом послании президенту США Теодору Рузвельту, оголтелому империалисту, стороннику политики «большой дубинки», Рубен Дарио писал:
Надо было бы, Рузвельт, по милости господа бога,
Звероловом быть лучшим тебе, да и лучшим стрелком,
Чтобы нас удержать в ваших лапах железных.
Правда, вам все подвластно, но все ж не подвластен вам бог!
Стихи Рубена Дарио вдохновляли никарагуанскую молодежь на борьбу против ненавистных гринго.
После того как в 1912 году в Никарагуа прочно обосновалась морская пехота США и американские банкиры установили над страной свой неограниченный контроль, положение в никарагуанской деревне стало еще более бедственным; началось поголовное разорение фермеров. Помещики и скупщики сельскохозяйственных продуктов выжимали из крестьян все соки. Одержимый желанием облегчить жизнь своих земляков, молодой Сандино организовал потребительско-сбытовой кооператив. Однако всполошившиеся торговцы Масайи и Гранады послали в Никиноомо генерала Монкаду, того самого Монкаду, о котором речь шла выше, дабы он «умерил пыл» Сандино. Таким образом, первая встреча Монкады с Сандино произошла в 1920 году.
Вынужденный ликвидировать кооператив, 25-летний Аугусто простился с отцом и отправился на поиски работы. Не покидая мечты вернуться домой и служить родному краю, Аугусто отправился в северную Никарагуа, работал на шахте, исколесил всю страну.
Постепенно имя Сандино стало популярным среди простых людей. Генерал Монкада, этот политикан, мечтавший стать диктатором и работавший тогда «под либерала», обратил на него внимание. В тот период генерал усиленно вербовал сторонников. Ход мыслей генерала Монкады был прост: идти против США бессмысленно, значит, американским боссам надо предложить больше, чем им предложили консерваторы. И вот Монкада решает сделать энергичного Сандино своим помощником. Однажды генерал устроил в честь Сандино вечеринку. Песни, шутки, анекдоты, звон гигар, ароматная касуса — никарагуанский ликер… Казалось, вечер удался на славу. Но вот в разгар веселья появилась прелестная 13-летняя девочка. Взяв ее за руку и обращаясь к Сандино, Монкада торжественно произнес:
— Эту красавицу, эту жемчужину, эту соперницу богинь я приготовил для собственных удовольствий. Но мы с тобой друзья навеки, ты будешь представлять мою политику в своем департаменте, и я с радостью отдаю ее тебе. Бери!
Перепуганная сеньорита заплакала. Сандино вскочил как ужаленный.
— Эта девочка — символ Никарагуа! — воскликнул он. — Она не будет принадлежать ни тебе, ни кому-либо другому! Никто не посмеет надругаться над нею!
И с этими словами Аугусто вывел девочку из дома, посадил ее на свою лошадь и отвез в женский монастырь, подальше от развратного старика.
Такова история первого столкновения Сандино с Монкадой.
Попытки заручиться поддержкой такого популярного среди трудовых людей человека, как Сандино, предпринимали и другие политиканы, но Сандино не прельстили ни деньги, ни место депутата конгресса. В отместку его хотели убить. Однажды в баре наемный убийца затеял с Аугусто ссору, пытался с ним расправиться, и Сандино спасся лишь благодаря счастливой случайности. С того дня он поклялся не брать в рот спиртного.
Переменив много профессий и исколесив всю страну, в 1923 году Сандино покинул родину и нанялся сторожем на оклад в один из северных портов Гондураса— Ла Сейбу. Здесь, в Ла Сейбе, Сандино познакомился со своим выдающимся соотечественником — писателем Густаво Алеманом Боланьосом, начинавшим тогда свою литературную деятельность. Долгие годы верной дружбы связали Сандино и Боланьоса.
В 1952 году Боланьос, автор 25 книг и сотен статей, опубликовал в Мексике книгу «Сандино-освободитель». Это подробная биография героя, основанная на личных впечатлениях автора, на обширной переписке с Сандино и на других документах, представляющих большой интерес.
В 1924 году Сандино переехал в Гватемалу и там в городе Киригуа устроился механиком в мастерские, принадлежавшие американской «Юнайтед фрут компани». В жизни стран Центральной Америки эта компания занимает особое место. Обосновавшись там лет восемьдесят назад, эта «банановая компания», которую в Центральной Америке называют «зеленым чудовищем», стала «государством в государстве»; она бесцеремонно вмешивается во внутренние дела стран, по своему усмотрению смещает и назначает президентов. Два американских ученых, Кепнер и Сутхилл, в книге «Банановая империя» так пишут о «Юнайтед фрут компани»: «Могущественная компания душит конкурентов, властвует над правительствами, прибирает к рукам железные дороги, разоряет плантаторов, душит кооперативы, угнетает рабочих, борется с организованным рабочим движением и эксплуатирует потребителей».
Переезжая из одной страны в другую, Сандино убеждался в том, что картина везде одна и та же: богачи купаются в роскоши, а народ живет в беспросветной нужде. Сандино много читал, часто бывал на музыкальных вечерах и концертах. Посещая собрания и лекции, он мало-помалу установил связь с рабочими центрами.
В 1924 году Аугусто перебрался в Мексику и в порту Тампико устроился на работу в американскую нефтяную компанию «Уастека петролеум компани». В те годы Мексика была центром революционной борьбы против американских империалистов. Раскаты великого Октября докатились до народа Мексики. В 1917 году он совершил буржуазно-демократическую революцию и с оружием в руках отстаивал свои завоевания. В 1920–1921 годах в некоторых городах и штатах Мексики возникли советы. Правительство Мексики было первым латиноамериканским правительством, установившим дипломатические отношения с СССР; в 1922 году были установлены полуофициальные отношения, а летом 1924 года мексиканский представитель в Берлине сообщил советскому послу в Германии о решении правительства Мексики признать СССР де-юре и обменяться посланниками. Предложение правительства Мексики было принято, и 1 августа 1924 года между СССР и Мексикой были установлены дипломатические отношения.
В обстановке патриотического подъема и антиимпериалистической борьбы Сандино получил первую боевую закалку. Он принимает активное участие в профсоюзном движении Мексики, ни на минуту не забывая о своей родине, не оставляя мечты об ее освобождении от двойного рабства. Он жадно учится, впитывает революционный опыт своих мексиканских друзей и внимательно следит за политической борьбой, разворачивающейся в Никарагуа.
После очередной интервенции американских войск в Никарагуа в августе 1925 года, интервенции, организованной США по просьбе никарагуанской правящей клики, по всей Латинской Америке прокатилась волна возмущения. Сандино позднее писал так: «Эта интервенция привела к тому, что народы Центральной Америки и Мексики стали нас, никарагуанцев, ненавидеть. Я чувствовал себя глубоко оскорбленным, когда меня обзывали христопродавцем и бесстыжим предателем. Поначалу я возражал, говорил, что я не государственный деятель и не несу ответственности за позорное поведение никарагуанских правителей. Но я много думал и понял, что в этих упреках есть доля истины, ибо даже если у человека отнимают родину, у него не могут отнять право протестовать».
Со своими мексиканскими друзьями Сандино часами говорил о положении в Никарагуа. Во время одной из таких бесед взволнованный Сандино сказал, что если бы в Никарагуа нашлось сто человек, которые любили бы родину так же сильно, как он, то суверенитет Никарагуа, попранный захватчиками, можно было бы восстановить. Мексиканские друзья убедили Сандино, что такие люди безусловно есть в Никарагуа, их надо лишь разыскать и объединить.
«С тех пор, — писал Сандино 4 августа 1929 года, — я начал искать эти сто человек…»
Когда в мае 1926 года в Никарагуа либералы подняли восстание против американских оккупантов и их никарагуанских лакеев, у Сандино созрело окончательное решение. 15 мая того же года он покинул Мексику и 1 июня прибыл на родину.
Возвратившись в Никиноомо, Сандино увидел, что жизнь здесь стала еще тяжелее. Найти какое-нибудь занятие в родном городе оказалось невозможным. В поисках работы Сандино обошел немало деревень и городов, устанавливая личные контакты с трудовыми людьми. В городе Леоне вместе с группой рабочих Сандино подписал контракт — завербовался на золотые прииски Сан-Альбино. Эти прииски, принадлежавшие американской фирме, расположены неподалеку от границы с Гондурасом. В Сан-Альбино Аугусто удостоверился в том, что янки обращаются с никарагуанскими рабочими еще хуже, чем с мексиканскими.
Рабочие полюбили Сандино, и вскоре он стал их признанным вожаком. Готовя их к борьбе, он рассказывал им об истории родного края, о борьбе мексиканских рабочих. Наконец друзья Сандино готовы к выступлению против захватчиков, но с чего начать? Прежде всего необходимо подумать об оружии. Опытный механик, Сандино научил своих товарищей делать гранаты с помощью динамита, которым пользовались на прииске. А в октябре 1926 года Сандино послал одного из своих помощников, Антонио Марина, в Гондурас, и тот привез 15 винтовок и несколько сот патронов.
Девятнадцатого октября Сандино и 29 его товарищей подняли восстание. Они взорвали прииск и ушли в горы и леса Сеговии. К сожалению, история не сохранила имен этих первых соратников Сандино, ядра будущей армии, вставшей на защиту суверенитета Никарагуа.
Первое столкновение повстанцев с войсками правительства произошло 2 ноября 1926 года близ местечка Эль Хикаро. Соотношение сил: 30 против 200. Первое сражение закончилось отступлением повстанцев, но все 30 остались живы и ушли в горы департамента Северная Сеговия. С тех пор в течение почти семи лет Сеговия была неприступной крепостью партизан Сандино. Центром движения стал район Эль Чипоте, или, как его еще называют, Эль Чипотон.
Эль Чипоте — это небольшая возвышенность на одном из крутых отрогов хребта. Вокруг нее простирается небольшая, поросшая лесом долина. По левую и по правую руку протекают две речушки, вдоль изрезанных берегов которых много пещер. В Эль Чипоте и был расположен лагерь Сандино.
В первых числах декабря стало известно, что глава либералов Сакаса высадился в Пуэрто-Кабеса-се и провозгласил себя «конституционным президентом». Сандино отправляется в Пуэрто-Кабесас к Сакасе за оружием и инструкциями. В индейской каноэ, с шестью помощниками Сандино девять дней плыл по течению реки Коко. Президент Сакаса пообещал Сандино подкрепление и направил его в распоряжение военного министра генерала Монкады. Старый знакомый Монкада встретил Сандино недружелюбно, долго выяснял, зачем ему оружие, критически отозвался о военных способностях Сандино и в конце концов оружие дать отказался, порекомендовав направить колонну Сандино в распоряжение другого военачальника.
Пока Сандино находился в Пуэрто-Кабесасе, а этот период затянулся до 40 дней, произошло следующее. 24 декабря 1926 года американцы объявили Пуэрто-Кабесас нейтральной зоной и потребовали, чтобы президент Сакаса эвакуировался в 48 часов вместе с войсками и вооружением. Покидая в панике Пуэрто-Кабесас, Сакаса и его приближенные бросили много оружия. Сандино и его шесть помощников собрали 40 винтовок и 7 тысяч патронов. После многих перипетий они отправились обратно в Сеговию. Теперь плыть пришлось вверх по течению реки Коко. Месяц на веслах везли Сандино и его товарищи бесценный груз; они прибыли в Сеговию лишь 2 февраля 1927 года.
Поездка в Пузрто-Кабесас многому научила Сандино. Именно там он окончательно уяснил себе, что особой разницы между главарями консерваторов и либералов не существует. И те и другие добиваются лишь власти для себя. Вспоминая эту свою поездку, Сандино писал: «Консерваторы и либералы — одинаковые прохвосты, трусы и предатели, не способные руководить мужественным, патриотически настроенным народом… Именно тогда я понял, что у нашего народа нет руководителей и что нужны новые люди».
В Сеговии, ставшей для партизан родным домом, Сандино готовит свое войско. Теперь оно увеличилось в десять раз и насчитывало 300 человек. Колонна партизан переходила из деревни в деревню и росла с каждым днем.
В отряде Сандино было много молодежи. В ноябре 1926 года, когда Сандино со своей частью стоял в горах Килали, по тайной тропе пришел к нему оборванный 9-летний индейский мальчишка и потребовал, чтобы его провели «к генералу». Поздоровавшись с Сандино, он протянул ему свою котомку с едой. Сандино поблагодарил малыша и попросил передать привет родителям, но мальчик не трогался с места.
— Хочу быть одним из твоих солдат, — настаивал он. — Хочу, чтобы ты дал мне ружье и пули, чтобы драться с бандитами. Мы узнали, что ты в горах, и вот я пришел к тебе и принес еду.
Сандино так и не смог уговорить мальчугана вернуться домой. Он остался и стал партизаном. За два года он участвовал в 36 боях. В армии Сандино его обучили грамоте. «Чико-омбре» («мальчик-мужчина»), как называл его Сандино, стал всеобщим любимцем.
Во время боев на подступах к городу Окаталь к сандинистам присоединился мальчик Хосе Кастильо, который жил с родителями в одной из деревень близ Окаталя. Через несколько месяцев Хосе стал настоящим солдатом-патриотом: участвовал в атаках, ходил в разведку. В сражении у Телпанека он был ранен. Правая нога осталась изуродованной. Он не мог больше ходить в разведку и стал снайпером. Хосе умел так замаскироваться, что его не распознавали даже свои, и по меткости стрельбы не имел себе равных.
Гондурасцу Хуану Альберто Родригесу, как и никарагуанцу Хосе Кастильо, тоже было всего 12 лет, когда в одиночку, через горы, озера, реки и непроходимые леса пробирался он из Гондураса к Сандино. Несколько дней продолжалось опасное путешествие. На ночь Хуан взбирался на самую высокую гору, чтобы не стать добычей диких зверей. Однажды ночью на него натолкнулись разведчики Сандино, и малыш упросил их доставить его в штаб-квартиру генерала. Сандино по-отечески пожурил мальчишку и спросил о его планах. Хуан, не задумываясь, ответил:
«Мой генерал, я пришел сюда, чтобы просить вас. Разрешите мне быть вашим солдатом, дайте мне ружье, и я буду сражаться против янки».
Сандино зачислил его солдатом — не устоял перед такой решимостью — и распорядился дать мальчику оружие. Вскоре Хуан продемонстрировал свое бесстрашие и находчивость. Во время сражения близ местечка Бана он вступил врукопашную с американским солдатом и изловчился выстрелить в него из его же винтовки. Затем Хуан Альберто снял с него форму, забрал оружие и возвратился к своим.
Таких бесстрашных ребят, как Хосе Кастильо, «чико-омбре» и Хуан Альберто Родригес, было много в армии Сандино и становилось все больше и больше. «Генерал» обладал удивительной притягательной силой, ибо то был истинно народный генерал. Кстати, поначалу «генералом» звали его лишь партизаны, но в конце концов правительство Сакасы и генерал Монкада были вынуждены молча признать это звание, завоеванное в боях. Вскоре Монкаде пришлось изменить свое мнение и о военных способностях Сандино. В апреле войска Монкады были окружены правительственными войсками. Монкада обратился за помощью к Сандино. Он писал: «Если вы срочно не поддержите армию, то будете нести ответственность за катастрофу». Тот самый генерал Монкада, который совсем недавно отказал Сандино в оружии, не верил в военный талант Сандино и издевался над его стратегическими планами, просил теперь о помощи так, словно Сандино был кадровым офицером.
Сандино перегруппировал свои силы и, использовав добровольцев, подчинявшихся ему, спас армию либералов от неминуемого поражения. В этой операции ярко проявился военный гений и мужество Сандино. 800 кавалеристов сражались под знаменем Сандино. Монкаде не оставалось ничего иного, как признать заслуги Сандино. Но миролюбивое настроение удержалось недолго — слишком стремительно росла популярность народного генерала Сандино и множилось число его соратников. Монкада издал приказ, согласно которому численность отдельных войсковых групп не могла превышать 300 человек. Одновременно запрещался переход солдат из одной группы в другую. Однако все солдаты армии Сандино, или, как они теперь называли себя сами, «сандинисты», отказались перейти под командование другого генерала. И Монкада вынужден был согласиться. Тогда он придумал для Сандино задание, которое не могло окончиться иначе как верной гибелью. Монкада приказал Сандино отправиться в город Боако, будто бы занятый его войсками, тогда как в действительности там прочно укрепились правительственные войска. Монкада надеялся, что Сандино попадет в западню и на сей раз живьем не уйдет. Более того, Монкада намеренно не информировал командиров своих частей, дислоцированных по дороге в Боако, о том, какое «задание» получил Сандино, надеясь, что его примут за изменника и расстреляют на месте. Но Сандино мастерски обошел обе ловушки, остался цел и невредим сам и вывел своих солдат.
Сандино ждал нового приказа верховного главнокомандующего, а «верховный» готовил в это время предательство. Как было сказано выше, 12 мая 1927 года Монкада и весь генералитет либералов сложил оружие и прекратил войну против консерваторов и стоявших за ними американских войск.
Капитулировать отказался лишь Сандино. Именно тогда между ним и Монкадой произошел знаменитый разговор.
Самодовольный Монкада иронически спросил Сандино:
— А вас кто сделал генералом?
На что Сандино ответил:
— Мои товарищи по борьбе, сеньор. Моим званием я не обязан ни предателям, ни захватчикам!
Опасаясь ареста, Сандино объявил Монкаде, что должен посоветоваться относительно дальнейших действий со своими солдатами, и попросил установить разумный срок для сдачи оружия.
12 мая 1927 года в воззвании, обращенном к местным властям всех департаментов Никарагуа, Сандино сообщил: «Мое решение таково: если даже все сложат оружие, я этого не сделаю. Пусть я лучше погибну с теми немногими людьми, которые остались со мной. Лучше умереть патриотом, чем жить рабом».
Так было поднято красно-черное знамя восстания. «Свобода или смерть!» — таков был смысл двух цветов этого знамени, в течение шести лет наводившего страх на оккупантов.
Генерал Монкада и его личный секретарь Анастасио Сомоса предприняли еще одну попытку избавиться от Сандино. Когда один из сподвижников Сандино был взят в плен, ему обещали свободу при условии, что он приведет армию Монкады в расположение партизан Сандино. Но командир армии Сандино не стал предателем. Он решил ценой собственной жизни уничтожить изменников родины, заманив их в ловушку, и дал знать о своем плане Сандино. Однако по дороге к лагерю партизан план отважного партизана был раскрыт. Враги заставили его вырыть себе могилу, подвергли нечеловеческим пыткам. Он умер как герой.
В день окончательной капитуляции Монкады, 12 мая 1927 года, был совершен еще один акт предательства: в Никарагуа была создана «национальная гвардия», то есть жандармерия для подавления малейшего проявления протеста. Показательно, что возглавили эту свору наемников американские офицеры; командующим «национальной гвардией» Никарагуа был назначен подполковник армии США Pea. (В июле его сменил полковник Бидл.) Вся страна была разделена на четыре «гвардейские» зоны, каждая — под началом американского офицера.
Двадцать второго декабря того же года было подписано американо-никарагуанское соглашение о структуре и характере «национальной гвардии»; ей были предоставлены все функции вооруженных сил, связанные с обороной страны и с охраной порядка.
Сандинисты укрылись в горах родной Сеговии, где Сандино установил фактический контроль над четырьмя департаментами северной части Никарагуа: Эстели, Новая Сеговия, Хинотега и Матагальпа. Территория этих департаментов равна 30 тысячам квадратных километров, что составляет одну пятую часть всей территории Никарагуа.
В эти напряженные дни мая 1927 года в личной жизни Сандино произошло важное событие: он встретил девушку, которая стала впоследствии его женой. Части Сандино вели бои за город Сан-Рафаэль дель Норте. В момент, когда партизаны окружили дом, в котором находился телеграф, 19-летняя телеграфистка Бланка Араус информировала правительство о ходе боя.
Бланка сообщала президенту Диасу: «Сейчас партизаны атакуют центральную площадь. Срочно пришлите подкрепления для охраны жителей». Но треск пулеметов прервал стрекот телеграфного аппарата. С силой рванув дверь, Сандино вошел в контору телеграфистки. Бланка решительно загородила ему путь и крикнула:
— Хочешь убить меня, убей!
— Зачем? Я умею хорошо относиться к женщине. А ты к тому же очень красива, девушка, — проговорил Сандино.
Так произошло знакомство Сандино с его будущей женой. Сандино и его штаб поселились в доме, где находился телеграф и где жили родители Бланки. (Все члены семьи Араус, в том числе и женщины, работали телеграфистами.) Вскоре они оценили благородство Сандино и стали всей душой сочувствовать делу, за которое он сражался. Много часов провел Аугусто у стола, за которым работала телеграфистка Бланка Араус. Вспоминая об этом периоде своей жизни, Сандино пишет: «По телеграфу я связывался со многими пунктами страны. Мне помогала Бланка. Я полюбил ее, и она стала моей невестой».
В день рождения Аугусто (ему исполнилось 32 года), 18 мая 1927 года, они поженились. Судья и молодой священник оформили брак быстро, без излишних формальностей. Узнав, что священник собирается отметить радостное событие колокольным звоном, Сандино возразил: «Не надо колокольного звона, отец, я предпочитаю музыку моих пулеметов». Впоследствии, вспоминая о перипетиях этого дня, Сандино писал: «Свадьба была совсем простой». В течение нескольких часов в Сан-Рафаэле дель Норте действительно раздавались залпы. На улицах было полно народу: веселые парни в широкополых шляпах, с обязательным платком на шее; девушки и женщины в красочных национальных костюмах. Но почти все были босиком. Две трети жителей Никарагуа и по сей день ходят без обуви. В тот памятный день во многих домах Сан-Рафаэля дель Норте вместо пресных лепешек «тортильяс», бобов и бананов — основной пищи простых никарагуанцев — на стол подавали праздничное кушанье «накатамаль» — вкусный пирог из кукурузной муки, начиненный мясом, цыплятами и овощами; его запивали ананасовым соком, хорошо сдобренным корицей, и неизменным горьким кофе, без которого в Никарагуа не обходится ни одна даже самая скромная трапеза.
Не дожидаясь конца гулянья, молодые сели верхом на лошадь и отправились в свое недолгое «свадебное путешествие». Их ждала жизнь, полная испытаний и тревог.
Сандино горячо любил Бланку. Он написал ей сотни писем, проникнутых нежностью и заботой.
«Я люблю тебя… Я выиграл еще одно сражение для тебя и для родины…» — с гордостью писал он ей.
Бланка всегда старалась быть рядом с мужем и помогать ему словом и делом.
19 мая 1927 года Сандиио обратился к никарагуанскому народу с воззванием, в котором он разоблачал предательство либералов, клеймил агрессоров из Соединенных Штатов и призывал патриотов присоединиться к его отряду в городе Сан-Рафаэле дель Норте и совместными усилиями изгнать янки с никарагуанской земли.
А 20 мая Сандино уже снова в лесах Сеговии. 21 мая Монкада при поддержке американских войск занял город Хинотегу, оставленный Сандино, и по телеграфу предложил ему сдаться. В Хинотегу Монкада прибыл в сопровождении своего секретаря Анастасио Сомосы, нескольких американских офицеров и отца Аугусто — Грегорио Сандино. Не обнаружив Сандино в Хинотеге, он отправил к нему его отца с письмом, в котором требовал немедленно разоружиться. 25 мая дон Грегорио нашел своего сына в городке Яли; старик был глубоко обеспокоен судьбой Аугусто, но все попытки убедить его выполнить приказ Монкады оказались тщетными. Уговаривая Сандино капитулировать, Монкада предлагал ему пост политического начальника в Хинотеге, денежную компенсацию за службу в армии и место в палате депутатов Национального конгресса.
Вот какой ответ дал Сандино Монкаде:
«Не могу понять, почему теперь вы хотите мне приказывать. Помнится, когда вы были главнокомандующим, вы всегда плохо ко мне относились… Пожалуйста, попробуйте меня разоружить. Я на своем посту, и я жду вас. Я не продаюсь и не сдаюсь: попытайтесь меня победить. Я хочу выполнить свой долг и хочу, чтобы мой протест, написанный кровью, послужил на пользу потомству».
Три месяца — май, июнь и июль — Сандино посвятил объединению сил своих сторонников. А в это время американское командование в Никарагуа уведомляло свое вашингтонское начальство о полной ликвидации сандинистов. В связи с такой «оптимистической» информацией часть оккупантов покинула страну. Однако и после этого в Никарагуа оставалось 3500 американских солдат — цифра весьма внушительная, особенно если учесть, что «армия» Сандино насчитывала в это время 30 человек.
И все-таки Сандино твердо верил, что дело его правое и что он победит. 14 июня 1927 года, обосновавшись на северо-западе департамента Новая Сеговия, он, обращаясь к политическому начальнику города Эль Окоталь, писал: «Если янки захотят нас разоружить, мы сумеем их уничтожить».
Свой приказ от 18 июня о назначении подполковника Эстрады политическим начальником города Эль Хикаро в Новой Сеговии (вскоре переименованного в «город Сандино») Сандино закончил словами: «Родина и свобода!» С тех пор, что бы он ни писал, он всегда кончал этим боевым кличем. Этот страстный призыв — «Родина и свобода!», подхваченный патриотами всех латиноамериканских стран, грозно звучит сегодня на всем континенте.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.