Глава шестнадцатая НАРКОМ ПРОСВЕЩЕНИЯ И ЛЕНИН
Глава шестнадцатая
НАРКОМ ПРОСВЕЩЕНИЯ И ЛЕНИН
Материалы «Литературного наследства» (том 80) документально раскрывают тему «Ленин и Луначарский» и показывают, что их связывали и работа по подготовке революции, и острые философские споры, и совместная работа в Совнаркоме, и поиски направлений, задач и форм культурной политики советской власти.
Владимир Ильич не раз давал высокую оценку как самому Луначарскому, так и его деятельности: «Этот человек не только знает всё и не только талантлив — этот человек любое пар-тайное поручение выполнит, и выполнит превосходно»; «На редкость богато одаренная натура… Я его, знаете ли, люблю, отличный товарищ!» При этом взаимоотношения их были принципиальными и деловыми. В начале 1920-х годов Ленин критикует работу Луначарского и руководимого им Нарком-проса. Критика была конструктивная, направленная на улучшение деятельности Наркомпроса и сосредоточение его на культурных факторах превращения России нэповской в Россию социалистическую. При этом Ленин подчеркивает, что Луначарский должен обратить особое внимание на разработку и решение стратегических проблем культурной политики и должен быть избавлен от рутинной административной работы.
Луначарский с неизменным уважением относился к Ленину, ценил и искренне любил его как человека и многому у него учился.
Луначарский считался главным большевистским специалистом и экспертом по вопросам культуры. Он боролся за сохранение культурного наследия прошлого, был главным проводником в жизнь ленинского плана монументальной пропаганды. Это, к сожалению, было связано со сносом многих памятников, поставленных до революции, чему часто сопротивляться более активно Анатолий Васильевич не мог, и без того некоторые старые большевики называли его за либерализм «Васильевич Блаженный». Он с воодушевлением способствовал созданию новых памятников, посвященных деятелям революции и их предшественникам. Нередко практиковалась переделка уже существующих монументов с учетом актуальных пропагандистских нужд. Новые истуканы почти всегда не отличались художественными достоинствами, однако Луначарский часто закрывал на это глаза, понимая важность их возведения и политическую актуальность людей, которым они посвящались.
Еще до Октября Луначарский отмечал, что среди социалистов есть люди, провозглашающие лозунг «Долой буржуазную культуру!». Сам он впоследствии одобрил меры Петроградского военно-революционного комитета и Совнаркома по охране Зимнего дворца, музеев, дворцов и других архитектурных и художественных ценностей. В приказах Наркомпроса были объявлены благодарности красноармейцам, охранявшим Зимний, и тем дворцовым служащим, которые в ночь на 26 октября остались на своих постах. Нарком обратился к ученым и художественной интеллигенции и уже в ноябре 1917 года организовал при Наркомпросе коллегию по делам музеев и охране памятников искусства и старины. Такая же организация была создана и в Москве. Анатолий Васильевич включил в дело охраны культуры А. Н. Бенуа, И. Э. Грабаря, И. А. Фомина, И. А. Орбели, Н. Я. Марра и других известных деятелей науки и искусства.
9 декабря 1917 года Совнарком по инициативе Луначарского принял постановление выделить Наркомпросу средства на охрану дворцов и музеев. Уже в 1918 году началась реставрация памятников Кремля. А 10 марта 1918 года Луначарский провел через Совнарком постановление об организации Комиссии по охране художественных и исторических ценностей.
Луначарский считал необходимым предоставить Пролеткульту автономию. Эту точку зрения осудил Ленин.
Луначарский участвовал в выработке резолюции ЦК ВКП(б) «О политике партии в области художественной литературы» (1925) и других партийных документов.
Луначарский писал: «Пролетариату в нынешнем его составе свойствен именно реализм. В философии — материализм, в искусстве — реализм. Это связано одно с другим. Пролетариат любит действительность… и в искусстве, как идеологии, ищет помощника познания действительности и преодоления ее». (Собрание сочинений. 1964. Т. 3. С. 300.)
«Если бы не было этого заботливого глаза, многое, несомненно, погибло бы в вихре социального переворота» — так в 1927 году писали коллеги о роли Луначарского в сохранении классического искусства и о его заботе о современных художниках в статье «Десять лет несменно на посту», опубликованной в журнале «Народное просвещение».
Луначарский как критик уделял внимание национальным литературам народов СССР, писал о творчестве грузинских и эстонских писателей, о произведениях национальных драматургов народов России, о Т. Шевченко, Коцюбинском, Янке Купале, Акопе Акопяне.
Любителям обвинять Россию в голодоморе на Украине хотелось бы напомнить (вернее, сообщить, ведь напоминать можно людям, знающим историю), что одна из первых акций российского революционного ВЦИКа (24 ноября 1917 года) была предпринята по предложению Луначарского — передача Украине хранящихся в Петрограде украинских реликвий и трофеев. Кроме того, в 1919 году Петербургская академия наук помогла образованию Академии наук Украины.
Ленин пригласил Луначарского расположиться в мягком кожаном кресле перед столом и сам занял такое же. Нарком начал говорить так, будто продолжал только что прервавшийся разговор:
— Владимир Ильич, Большой театр стоит нам сравнительно дешево, а многие совнаркомовцы настаивают на сокращении ему ссуды. Они уже и вас на свою сторону перетянули…
— Неловко, Анатолий Васильевич, содержать за большие деньги такой роскошный театр, когда у нас не хватает средств на содержание школ в деревне.
— И все же, Владимир Ильич, вы неверно относитесь к Большому театру. И ваши нападки на него я хотел бы оспорить. Несомненно его культурное значение.
Владимир Ильич прищурил глаза:
— Я не только не враждебен культуре прошлого, но в высшей степени ценю ее. Марксизм вырос не в стороне от столбовой дороги истории. Искусство прошлого, в особенности русский реализм, а в живописи, например, передвижники, являют собой безусловную ценность. Однако что бы вы ни говорили, а опера и балет есть остаток чисто барской культуры. Против этого никто спорить не может.
Луначарский, отчасти впадая в вульгарный социологизм, стал защищать оперу и балет:
— Разумеется, в опере и балете отразились и буржуазные вкусы (Вагнер), и некоторые либеральные веяния (Верди), и даже кое-что от демократического народничества (Мусоргский), но в основе своей весь строй большой оперы, и в особенности балета, с его только в России сохранившейся формой, являются, конечно, придворно-церемониальными и барскими. И все же общекультурная их значимость весьма высока.
Сегодня многое может показаться странным в этом разговоре вождя революции и его первого министра культуры. Однако, как из песни слова, из истории факта не выкинешь. Да и как было не усомниться в том, нужен ли Большой театр России 1919 года, со всех сторон теснимой врагами, голодной и холодной, когда на деньги и топливо, расходуемые на содержание театра, можно было научить, накормить и обогреть несколько тысяч детей? Выбор был не из легких. И сколько мужества, сколько приверженности культуре и ее ценностям нужно было иметь руководителям, чтобы в этих жесточайших условиях принять решение о сохранении Большого театра. А они примут именно это решение.
Вошел секретарь и, нагнувшись к Ленину, сообщил что-то и передал какую-то телеграмму. Услышав лишь одно слово: «прорвали», Луначарский понял, что телеграмма с фронта. Ленин помрачнел и сказал:
— Анатолий Васильевич, извините, вынужден прервать нашу беседу.
— Владимир Ильич, мне при первой вашей возможности важно ее продолжить. Без решения этого вопроса никакое руководство культурой невозможно. Я хотел бы все обсудить и согласовать с вами.
— Постараюсь сегодня вечером пригласить вас.
Была уже глубокая ночь, когда Ленин вновь вызвал к себе Луначарского. Ленин, оторвавшись от бумаг, вышел из-за письменного стола:
— Прошу извинить, Анатолий Васильевич, что вынужден назначить встречу на столь поздний час.
Луначарский был взволнован, но говорил тихо:
— Не страшно. Я люблю работать ночью. Владимир Ильич, товарищи из Пролеткульта требуют от меня решительных действий против старых театров, таких как Александринский, Большой, Малый, подчеркивая их буржуазно-аристократический характер. Пролеткультовцы называют их «гнездами реакционного искусства». Вопрос сложный, он упирается в более широкую и принципиальную проблему: отношение к традициям классического искусства, к культуре прошлого, созданной буржуазно-помещичьим обществом. Конечно, за свое многолетнее развитие эта культура выработала немало важных навыков. Сложились устойчивые художественные традиции, накопился огромный художественный опыт. Однако что это за традиции? Не рутина ли это? Что такое опыт, создавшийся на потребу буржуазно-помещичье-чиновничьего зрительного зала? Могут ли старые формы, выработанные в целях совершенно чуждого нам социально-художественного функционирования, быть сколько-нибудь полезными для нового революционного театра и, скажем шире, для новой художественной культуры? Не является ли просто бессмыслицей стараться новое пролетарское вино влить в старые «императорские» мехи? Речь идет о самой стратегии нашей культурной политики, поэтому я и решил посоветоваться с вами…
Ленин, внимательно слушавший Луначарского, вдруг перебил его:
— Анатолий Васильевич, а сколько часов в сутки вы спите? Вид у вас довольно усталый. Только говорите правду…
— До пяти часов. Иногда даже шесть.
— Негусто. Может быть, мы отложим этот разговор на другой раз? Я хотел бы, чтобы вы выспались, отдохнули…
— Времени совершенно не хватает. А откладывать этот разговор нельзя… От него вся работа Наркомпроса зависит, вся наша культурная политика. Откладывать разговор — значит, откладывать всю работу…
— Ну, хорошо. Тогда согласимся на том, что мы сейчас выпьем чай, подкрепимся и поговорим. Тема действительно серьезная.
Ленин позвонил, и из приемной вышел секретарь лет девятнадцати. В нем Луначарский узнал паренька, которого когда-то, в октябре 1917-го, он привел на работу в Смольный.
— Товарищ Коротков, нельзя ли для нас с Анатолием Васильевичем чай организовать?
Появился чай, и собеседники ненадолго замолчали. Затем Ленин сказал:
— Я помню, Анатолий Васильевич, на чем мы остановились. Продолжайте.
— Я полагаю приложить все усилия к тому, чтобы сохранить все лучшие театры страны. Пока, конечно, репертуар их стар, но мы его обновим. Публика, и притом пролетарская, ходит туда охотно. Эта публика, да и само время, заставят даже самые консервативные театры постепенно измениться. Думаю, что это изменение произойдет относительно скоро. Вести здесь прямую ломку я считаю опасным: у нас ничего взамен еще нет. Да и новое, что будет расти, потеряет культурную нить. Нельзя рассчитывать на то, что на пустом месте, без традиций, музыка сделается социалистической. Нельзя выбросить из культуры Глинку и Чайковского, Моцарта и Бетховена. Нельзя закрыть консерватории и музыкальные училища и сжечь старые «феодально-буржуазные» инструменты и ноты, как того готовы потребовать некоторые сверхреволюционные леваки.
— Я согласен с вами, Анатолий Васильевич. Только не забывайте поддерживать и то новое, что родится под влиянием революции. Возможно, поначалу оно будет слабым. Тут нельзя применять одни эстетические суждения, иначе старое, более зрелое искусство затормозит развитие нового, а само хоть и будет изменяться, но тем медленнее, чем меньше его будет пришпоривать конкуренция молодых явлений.
— Только нельзя допустить, чтобы шарлатаны, которые сейчас в довольно большом количестве стараются примазаться к революции, стали бы играть неподобающую им и вредную для нас роль.
— Насчет шарлатанов вы, Анатолий Васильевич, глубоко правы. Победивший класс, да еще такой, у которого собственные интеллигентские силы пока количественно невелики, непременно делается жертвой таких элементов. Это в некоторой степени, — Ленин засмеялся собственной мысли, — неизбежный результат нашей силы и даже признак победы.
— Какой же все-таки принцип должен господствовать в нашем отношении к культуре прошлого? Сохранение? Отрицание со снятием положительного? Вытеснение новой культурой? У нас уже есть почти двухлетний опыт строительства нового государства и новой культуры. Этот опыт нуждается в обобщении.
— Это верно, Анатолий Васильевич. Без теории практика слепа. Хранить ли культурное наследие? Конечно же наследие нужно хранить, но это не значит ограничиваться наследием. Мы должны строить новую культуру, но не на пустом месте, не на пепелище старой. Новая культура должна вобрать в себя все ценное из культурного наследия прошлого. У нас трудная задача — соединить победоносную пролетарскую революцию с буржуазной культурой, бывшей до сих пор достоянием немногих. Важно освоить всю предшествующую культуру. Нужно взять всю культуру, оставшуюся от капитализма, и из нее построить социализм. Мы должны взять ценнейшие завоевания буржуазной эпохи, взять культуру, выработанную гнетом буржуазно-помещичьего общества. В этой культуре всегда есть зачатки демократических, социалистических элементов. На них и нужно ориентироваться.
— Значит, можно подытожить так: все добротное в старом искусстве — охранять. Искусство должно быть не музейным, а действенным. На театр, литературу, музыку — оказывать осторожное влияние, подталкивая их эволюцию навстречу новым потребностям. К новым явлениям — относиться с разбором. Захватничеством заниматься им — не позволять. Давать им возможность завоевывать себе все более видное место реальными художественными заслугами. В этом отношении — помогать им. Правильно ли я понял, Владимир Ильич?
— Я думаю, что это довольно точные формулы. Постарайтесь их втолковать нашим художникам и критикам, да и вообще публике, в ваших выступлениях и статьях.
— Могу я при этом сослаться на вас?
— Зачем же? Я себя специалистом в вопросах искусства не считаю. Раз вы — нарком, у вас у самого должен быть достаточный авторитет. (Ленин был последним советским руководителем, который не считал себя специалистом в области искусства. — Ю. Б.) Я хочу, Анатолий Васильевич, обратить ваше внимание еще на одну важную сторону вашей работы. На школу. Необходимо внимательно, с учетом задач борьбы за социализм пересмотреть все школьные программы. Особенно важна работа с учительством. Учительская армия должна поставить перед собою гигантские просветительские задачи и, прежде всего, должна стать главной армией социалистического просвещения. Надо освободить жизнь, знание от подчинения буржуазии. Нельзя ограничить деятельность учителей рамками узкой школьной деятельности. Задача новой педагогики — связать учительскую деятельность с задачей социалистической организации общества. Главная масса интеллигенции старой России оказывается прямым противником советской власти. Процесс брожения в широкой учительской массе только начинается, и истинно народным учителям не следует замыкаться в узких рамках, необходимо уверенно идти в массы с пропагандой научных знаний и социализма.
— Владимир Ильич, эти задачи мне совершенно ясны, и в их осуществлении у меня есть два замечательных помощника: Надежда Константиновна и товарищ Покровский.
На следующий день на заседании Совнаркома доклад делал представитель Малого Совнаркома Галкин. Он говорил, что Большой и Малый театры не нужны рабоче-крестьянской публике, так как в их репертуаре все те же старые «буржуазные» пьесы и оперы вроде «Евгения Онегина», что не следует бросать драгоценное топливо в прожорливые печи московских театров.
Луначарский заволновался и передал Ленину записку: «Владимир Ильич! Я возмущен Галкиным. Прошу слова в прениях. А. В.». Ленин улыбнулся и тут же, щурясь, бросил реплику докладчику:
— Мне кажется, что Галкин имеет наивное представление о роли и назначении театра. Как нам сейчас ни трудно, но театры, составляющие гордость нашей культуры, должны работать!
За кулисами жанра: факты, слухи, ассоциации
Елизавета Гердт танцевала классические танцы. В 1919 году к ней за кулисы как-то пришел Ленин:
— Многие артисты эмигрировали. Спасибо за то, что вы с нами.
— Я не с вами. Я здесь потому, что не смогла уехать.
Ленин опешил:
— Чем я могу вам помочь?
— В моей гримерной холодно — разбито окно…
— К сожалению, сейчас в России трудно найти оконное стекло.
— Я знала, что вы не поможете.
* * *
Когда Ленину жаловались на первую жену Горького актрису Андрееву, комиссара театра и зрелищ Петрограда, он говорил: «Не трогайте ее — у нее такие связи!»
* * *
Летом 1922 года, когда Ленин давал указание выслать из России многих знаменитых ученых, он уже не мог производить элементарных арифметических действий.
* * *
В 1960-е годы я встречался с врачом, который в 1922 году по поручению Ленина ездил в Китай изучать тибетскую медицину.
* * *
Конец 1923 года. Студент химфака Харьковского технологического института загадывал загадку: «Что за страна: царь-колокол не звонит, царь-пушка не гремит, премьер не говорит?»
* * *
Эстетик профессор Авнер Яковлевич Зись в молодости работал с Крупской. Однажды он высказал какое-то суждение, и Крупская оценила его как неправильное.
— Но так написано у товарища Сталина!
— А Ленин считал по-другому. Вот и решайте, с кем вы согласны: с Лениным или со Сталиным.
— С Лениным, — сказал Зись и невольно боязливо оглянулся.
* * *
Луначарский написал статью «Ленин и литературоведение» для «Литературной энциклопедии» (1932. Т. 6), в которой дает первое системное описание взглядов Владимира Ильича по вопросам литературы.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.