Глава пятая Легенда продолжает жить

Глава пятая

Легенда продолжает жить

Последние баллады о Робин Гуде были сложены в XVII веке, незадолго до буржуазной революции, которая бесповоротно изменила облик Англии. К тому времени благородный разбойник прочно обосновался не только в народной, но и в официальной культуре. Если в средние века он представлял только простой народ, противостоящий знати и церковной верхушке, то теперь сделался выразителем чувств и идеалов всех англичан. Неслучайно в период острой идейно-религиозной борьбы, закончившейся революцией, ораторы и публицисты враждующих партий пытались зачислить Робина в ряды своих сторонников. Одним из проявлений этого была «Подлинная история» Мартина Паркера, где, как уже говорилось, разбойник пылал такой ненавистью к католической церкви, что лично кастрировал блудливых монахов. При этом Робина часто считали выразителем вольного «народного духа», противостоящего как католическому гнету, так и пуританской нетерпимости. Таким его вывел в своей пасторали «Печальный пастух» (1641), знаменитый поэт и драматург Бен Джонсон.

Пуритане и правда выступали против всего, что связывалось с именем Робина — майских игр, веселья, винопития и танцев. В то же время и они были не прочь воспользоваться популярностью разбойника в своих целях. Перед выборами в парламент в 1640 году они даже создали «Робинову партию», выдвинув кандидатом от нее «пуританского джентльмена Александера Попхэма, достойного, по мнению многих, зваться Робин Гудом, поскольку он был объявлен вне закона за долги». Попхэм выборы проиграл, но его однопартийцы (один из них имел прозвище Маленький Джон) попали в парламент и присоединились к противникам короля. В результате уже через полгода Карл I Стюарт бежал из взбаламученного Лондона на север. Его временной резиденцией, что интересно, стал Ноттингемский замок; тем самым король невольно отождествил себя с ненавистным шерифом легенды — и как знать, не предопределило ли это его поражение?

В январе 1649 года Карл I был обезглавлен, и в Англии воцарилась пуританская диктатура Кромвеля. Вместе с Пасхой и Рождеством новая власть запретила как «богомерзкое язычество» майские игры со всеми их атрибутами, включая Робин Гуда. Однако баллады о разбойнике продолжали печататься и даже умножили свою популярность — как враг феодалов и церковников Робин весьма импонировал сторонникам революции. В разных местах вопреки запрету в мае чествовали Робина и девицу Мэриан, причем в праздниках принимали участие и офицеры республиканской армии; такой праздник состоялся, например, в 1652 году в деревне Энстон в Оксфордшире. Робин не утратил популярности и после реставрации Стюартов в 1660 году. Теперь его считали символом «старой веселой Англии», вновь расцветшей после пуританских строгостей. Именно тогда в Ноттингеме, жители которого втайне оставались роялистами, была написана пьеса «Робин Гуд и его отряд солдат». Там к Робину, командиру батальона кромвелевской армии, являлся посол от шерифа Ноттингема с известием о возвращении короля. После недолгих колебаний бывший разбойник подчинялся законному монарху и обещал отныне жить честным трудом.

Рубеж XVII–XVIII столетий стал временем наибольшего распространения баллад о Робин Гуде. Чаще всего их выпускали в виде «листков» (broadside); когда на ярмарке или уличном перекрестке вокруг уличного певца собиралась толпа, его подручные-мальчишки бойко торговали текстами песен. Часто баллады сокращались, чтобы их можно было уместить на листе бумаги, куда иногда помещали и рисунки, как на русских лубках. Листки выпускались в огромных количествах — в 1660-е годы ежегодно продавалось до шестисот тысяч штук — и так же быстро выходили из оборота. Они дошли до нас благодаря тому, что их коллекционировали образованные люди, вроде графа Оксфорда и известного мемуариста Сэмюела Пипса, оставившие свои собрания потомкам. Тексты публично исполняемых баллад требовалось утверждать в Регистре зрелищ, основанном в 1557 году; уже через год там появилась «баллета о Грине из Уэйкфилда» — очевидно, версия баллады о Робине и веселом гуртовщике.

Начиная с середины XVII столетия новые баллады о Робин Гуде регистрировались каждые два-три года, да и вообще число листков постоянно множилось благодаря растущей грамотности населения. Появилась новая форма — garland, что буквально означает «гирлянда», небольшая книжечка-песенник с текстами нескольких баллад на одну или разные темы. Главной робингудовской «гирляндой» стала поэма Мартина Паркера, доступно пересказавшая всё, что было к тому времени известно о благородном разбойнике. Простой, но не вульгарный язык поэмы говорит, что ее читателями были не завсегдатаи питейных заведений, а более-менее образованные люди — студенты, клерки, торговцы. Вся эта публика никогда не была в северных лесах и считала их жителей неотесанными деревенскими увальнями. Сочинителям баллад приходилось приспосабливаться к вкусам клиентуры, делая Робина все менее суровым и все более забавным. В «гирляндах» не было, к примеру, кровавого «Робин Гуда и Гая Гисборна», зато присутствовал весь комплект потешных поединков атамана с гончарами, кожевниками и торговцами, которые, без сомнения, охотно слушали и покупали такие произведения.

Именно тогда окончательно оформились тексты большинства известных ныне баллад и сложился робингудовский «корпус», вошедший позднее в собрание Чайлда. Его основу составила впервые изданная в 1663 году «Гирлянда о Робин Гуде» (Robin Hoods Garland), в которую вошли 17 баллад. Она переиздавалась с разными дополнениями вплоть до конца XVIII века, когда ее заменило похожее издание под названием «Английский стрелок» (The English Archer). Однако новые фольклорные произведения появлялись все реже, а те, что появлялись, были напрочь лишены художественных достоинств. Последней стала баллада «Робин Гуд и герцог Ланкастер», сочиненная в 1727 году безвестным журналистом исключительно для высмеивания непопулярного премьер-министра Роберта Уолпола.

Вместе с британскими колонистами баллады о Робин Гуде пересекли океан, очутившись в Америке и Австралии, где фольклористы записывали их уже в XX веке — обычно в сильно измененном виде, мало напоминающем оригинал. Например, злобный принц Арагона в американском варианте стал «принцем Орегона» — согласно балладе, так звали вождя индейцев, с которым враждовал Робин Гуд, очень похожий здесь на куперовского Кожаного Чулка. Записанная в канадской провинции Новая Шотландия версия баллады «Путь Робин Гуда в Ноттингем» с особой кровожадностью изображала избиение героем лесников:

Но храбрый Робин пустил стрелу

И голову его рассек пополам,

Но Робин пустил другую стрелу

И ногу ему отстрелил, трам-пам-пам…

В колониях балладная традиция оставалась грубой, неуклюжей, но живой, в то время как в Англии она бесповоротно умирала. Устарели не только язык баллад, но и связанные с ними реалии — рыцарские замки, отряды лучников, йомены и монахи. Промышленный переворот извел вековые дубы Шервуда и Барнсдейла на топливо для фабрик, проложил дороги сквозь лесную глушь, превратил вольных охотников в рабочих, за гроши гнущих спину на хозяина. В XVIII веке легенды о Робин Гуде (как и о короле Артуре) подверглись почти полному забвению — простой народ помнил их только в виде сюжета майских игр, а новой Англии клерков и дельцов до них и вовсе не было дела. Правда, в 1757 году в Лондоне возникло «общество Робин Гуда», где сходились для дискуссий представители разных религий и политических партий, а позже именем разбойника была названа одна из масонских лож. В обоих случаях Робин Гуд был просто символом свободомыслия; в лондонском обществе о нем напоминали лишь зеленый плащ председателя и лук, висящий на стене комнаты, где проходили встречи.

Память о благородном разбойнике хранили только две категории населения. «Артисты», то есть поэты и художники, искали в его приключениях источник вдохновения, а ученые — историческую истину. Один из последних, епископ Дромора в Ирландии Томас Перси (1729–1811), случайно спас из горящего дома в шропширской деревне рукописный сборник XVII века, известный как «фолиант Перси». На его основе была создана книга «Памятники древней английской поэзии» (Reliques of Ancient English Poetry), вышедшая в свет в 1765 году. В числе прочих сочинений, написанных с IX по XVII век, в нее вошли семь баллад о Робин Гуде. Сохраненный Перси манускрипт до сих пор остается одним из главных — наряду с «манускриптом Лесников» — сборником ранних баллад о Робин Гуде, однако научные заслуги епископа потомки оценили невысоко. Особенно раздражало историков его стремление «улучшить» текст, убирая из него устаревшие или слишком грубые выражения. Кроме того, епископ Перси по своему разумению изменил названия некоторых баллад; например, балладу «Робин Гуд и отчаянный монах» он назвал «Робин Гуд и брат Тук», видимо, зная, что в майских играх два этих персонажа участвовали вместе.

Одним из первых критиков работы Перси стал известный историк Джозеф Ритсон (1753–1803). В 1795 году он выпустил собственное издание баллад под длинным, в духе времени, названием «Робин Гуд. Коллекция всех дошедших до нас старинных поэм, песен и баллад, повествующих о прославленном английском разбойнике». В отличие от Перси Ритсон собрал и опубликовал не старинные баллады вообще, а только те из них, что имели отношение к Робин Гуду, и к тому же попытался дать их научное обоснование. В 12-страничном предисловии к книге под названием «Жизнь Робин Гуда», а также в подробных примечаниях, занимавших 117 страниц, ученый методично и добросовестно изложил все, что было известно к тому времени о Робин Гуде и его эпохе. Интересно, что позже он выпустил аналогичное исследование о короле Артуре — два любимых народных героя по-прежнему соседствовали в сознании англичан.

Труд Ритсона на протяжении многих лет был последним словом науки в отношении прославленного разбойника; им, в частности, руководствовался Вальтер Скотт, когда писал «Айвенго». Его влияние отразилось и на отношении общества к Робин Гуду. Ученый был радикалом и сторонником Французской революции, поэтому его Робин из обычного разбойника превратился в убежденного революционера, «человека, который в варварский век гнетущей тирании имел гордый дух свободы и независимости, побудивший его посвятить себя народу и сделавший его имя бессмертным»[70]. Однако Скотт и другие авторы, писавшие о Робине в XIX веке, напротив, придерживались консервативных убеждений, поэтому их герой главным образом боролся не с феодальным гнетом, а с чужеземными захватчиками — нормандскими баронами. Это заставило писателей, поверив Джону Мейджору, отодвинуть время жизни Робина от XIII века, о котором говорил Ритсон, к XII, когда нормандское завоевание еще было незажившей раной.

В «Айвенго» Робин Гуд играет вспомогательную, но важную роль, помогая героям взять штурмом замок барона-разбойника Реджинальда Фрон де Бефа. Есть там и описанный в балладах эпизод победы Робина на состязании стрелков в Ноттингеме, только у Скотта судьей этого состязания выступает не шериф, а сам принц Джон. Ббльшую часть романа разбойник проходит под прозвищем Робина Локсли и только потом обретает свое настоящее имя. В примечаниях (опущенных в русском переводе) автор комментирует это так: «Из баллад о Робин Гуде мы знаем, что этот знаменитый разбойник, не желая быть узнанным, назывался иногда именем Локсли от селения, в котором был рожден». Надо сказать, что под этим именем Робин выступает только в поздней балладе «Робин Гуд и королева Кэтрин», а уроженцем Локсли его впервые назвал около 1600 года «манускрипт Слоуна».

Робин Гуд Скотта — патриот и монархист, покорно преклоняющий колени перед Ричардом Львиное Сердце. Но он же — революционер, всегда готовый мстить феодалам и восклицающий после взятия нормандского замка: «Радуйтесь, йомены: гнездо тиранов разрушено!» Читатели расстаются с ним у знаменитого старого дуба в Шервуде, где разбойники праздновали победу вместе с королем Англии. На радостях тот простил им все прегрешения и даже будто бы обещал отменить жестокий «лесной закон» — на самом деле, как признает Скотт, этот закон был смягчен как раз в правление Иоанна Безземельного, нарисованного в романе сплошь черной краской. Автор сообщает и о дальнейшей судьбе своего героя, хотя читателям она наверняка была известна: «Что до Робин Гуда, его дальнейшей судьбы и смерти от руки предателя, — рассказ обо всем этом можно найти в старинных песенках, отпечатанных готическими буквами, которые когда-то продавались по полупенни за штуку. Теперь они дороже золота».

Небывалый успех «Айвенго» — всего за полгода после своего выхода в 1819 году роман был трижды переиздан и шесть раз поставлен на сцене — открыл новую эпоху популярности Робин Гуда, теперь уже не только британской, но и европейской: ведь произведения Скотта переводились во многих странах, включая Россию. В 1826 году в Петербурге вышел перевод «Айвенго» под названием «Ивангое, или Возвращение из крестовых походов». Три года спустя эта книга попала в библиотеку Пушкина, который оставил на ее страницах автограф и рисунок с изображением пяти казненных декабристов. Но пушкинисты считают, что поэт прочел «Айвенго» еще раньше, в 1820 году, когда появился французский перевод романа. Под его влиянием известный историк Огюстен Тьерри в своей книге «История завоевания Англии нормандцами» (1825) объявил Робин Гуда англосаксонским патриотом, боровшимся против захватчиков, перенеся при этом его деятельность из XII века во времена Вильгельма Завоевателя, — эта версия, несмотря на ее полную неисторичность, до сих пор имеет сторонников.

Вскоре после выхода «Айвенго», в 1822 году, известный писатель Томас Лав Пикок издал роман «Дева Мэриан», где, следуя версии Мандея, изобразил Робина и его возлюбленную борцами против тирании принца Джона. В романе Роберт Фиц-Уз, наследник графства Хантингдон, вступается за юную Матильду Фицуолтер, любви которой домогается распутный принц. Когда армия Джона берет штурмом замок Арлингфорд, где укрывались влюбленные, они скрываются в лесу, где Роберт становится Робин Гудом, Матильда — Мэриан, а ее исповедник Майкл — братом Туком. Назвавшись разбойниками, они, однако, никого не грабят, а борются за справедливость — спасают от смерти несправедливо осужденного Уилла Скарлета, отдают Алан-э-Дейлу отнятую у него невесту и т. д. В отличие от мрачного Мандея Пикок не убивает своих героев, а оставляет их жить в лесной идиллии Шервуда; ведь его роман — не историческая драма, а бурлескная сатира, где рыцари, монахи и вольные стрелки наперебой сыплют грубоватыми шутками, а главный отрицательный герой, принц Джон, весьма напоминает нелюбимого либералами герцога Веллингтона.

В те же годы шервудский атаман стал героем написанной в подражание балладам поэмы Ли Ханта «Как Робин и его разбойники жили в лесу» и стихотворения Джона Китса «Робин Гуд». Великий поэт-романтик сделал Робина символом милой ему патриархальной Англии, быстро исчезающей под натиском прогресса. Посетив в 1818 году Ноттингем, Китс увидел лишь жалкие остатки знаменитого леса, сведенного на топливо и корабельную древесину:

Если б добрый Робин Гуд

Появился снова тут

Вместе с девой Марианной,

Из могилы встав нежданно,

Он сломал бы в гневе лук.

Пни да пни торчат вокруг,

А стволы дубов зеленых —

Щепки в пасти волн соленых[71].

Викторианская эпоха, тщательно изгонявшая из литературы и самой жизни все грубое и неприличное, препарировала и баллады о Робин Гуде, превратив их в невинные детские сказки. Первый сборник таких сказок вышел отдельным изданием в 1840 году: это была книга Пирса Игена «Робин Гуд и Маленький Джон, или Удальцы из Шервудского леса», ставшая настоящим бестселлером. Правда, детям ее решились дать не сразу, поскольку творение Игена в полной мере отразило влияние готической прозы. Критик Кевин Карпентер описал его так: «Ужасные битвы, страшные увечья, насильственные смерти, внебрачные связи, ночные похищения, мрачные темницы и завывающие готические духи».

Успех Игена породил многочисленные подражания, среди которых были газетные романы с продолжением «Дева Мэриан, лесная королева» Дж. Стокелера и «Маленький Джон и Уилл Скарлет» У. Смита. Эти бесконечные повествования, известные под названием «ужастики за пенни» (penny dreadfuls), предназначались для не слишком разборчивых читателей из городских низов; должно быть, их охотно читали герои Диккенса. Образцом подобной «литературы» был и кровавейший сериал Т. Преста и Дж. Раймера «Варни-вампир», породивший позже «Дракулу» Брэма Стокера и опосредованно — всю современную «вампириану». Бульварные произведения о Робин Гуде не имели столь славного продолжения и заслуженно канули в Лету, хотя многие их детали перекочевали в позднейшие романы и особенно фильмы. Самые распространенные — красотки в охотничьих бриджах в обтяжку, древние лесные духи и псевдосредневековые диалоги: «О, будь ты проклят, холоп чернейшей масти!»[72]

Во второй половине XIX века слава Робин Гуда пересекла Ла-Манш — прославленный Александр Дюма-отец сочинил два романа о разбойнике, изданные посмертно в 1872–1873 годах. Первый из них назывался «Робин Гуд, принц воров» (Robin Hood у prince des voleurs), второй — «Робин Гуд вне закона» (Robin Hood le proscrit). Фактически эти книги были переводом романа Игена, по которому Дюма просто прошелся рукой мастера и, как обычно, поставил на обложке свое имя. Творческий вклад автора «Трех мушкетеров» свелся к тому, что матерью героя он сделал француженку, а одному из персонажей (увы, злодею) дал имя Ритсон в честь историка, труд которого прочел для ознакомления с темой. Вдобавок он усилил в романах лирическую тему, сделав главной темой разрушающую все препятствия любовь Робина к Марианне, а ее брата Аллана — к благородной леди Кристабель Фиц-Олвин. Дюма вслед за Игеном объявил своего героя наследником графства Хантингдон по имени Роберт Фиц-Уз, соединив тем самым версии Мандея и Стакли, к удовольствию викторианской публики, обожавшей истории о молодых аристократах, лишенных наследства и обретающих его вновь после множества приключений.

Истории о Робин Гуде окончательно адаптировал для детского чтения американец Говард Пайл, выпустивший в 1883 году книгу «Веселые приключения прославленного Робин Гуда в Ноттингемшире». Пайл был превосходным иллюстратором, и англо-американский мир до сих пор видит персонажей баллад его глазами. Литературные достоинства книги слабее художественных: там многовато фей, цветов и сентиментальных сцен в викторианском вкусе. Однако в свое время сочинение Пайла имело шумный успех и вызвало множество подражаний. Его ученики Н. С. Уайет и Луис Рейд создали свои иллюстрированные версии приключений Робин Гуда, также ставшие классическими. С годами в разных странах, прежде всего в Англии и США, появлялись все новые переложения легенд о Робине для детей. Чтобы хоть как-то разнообразить их содержание, авторы соединяли сюжеты баллад с пьесами Мандея, романом Скотта и даже с драмами Шекспира, который тоже, как мы знаем, был не чужд робингудовской теме.

Почти одновременно с книгой Пайла, в 1882 году, другой американец по имени Фрэнсис Джеймс Чайлд впервые осуществил почти полное издание старинных английских баллад в десяти томах, которые потом объединились в пять. В пятом (позже третьем) томе коллекции были опубликованы баллады о Робин Гуде, включая несколько примыкающих к ним. Обычно считается, что Чайлд опубликовал 38 фольклорных произведений о Робин Гуде, но к ним можно добавить баллады «Вилли и дочь графа Ричарда» и «Алая Роза и Белая Лилия», в других вариантах связанные со знаменитым разбойником. За пределами собрания остались только поздние и явно вторичные баллады, наподобие «Робин Гуда и его отряда солдат».

В те же годы Робин неожиданно сделался звездой нового жанра — мюзикла. Еще в XVIII веке в Англии ставились комические пьесы о разбойнике с музыкой и танцами, выросшие из майских игр, но они были крайне незамысловатыми, рассчитанными на примитивные вкусы. В викторианскую эпоху появилась новая разновидность пьес, рассчитанная скорее на детей, — там Робин и его друзья переживали всевозможные приключения в волшебном лесу. Словно для большего сходства с «Алисой в стране чудес» главного героя часто играла девушка. С диалогами авторы обычно испытывали затруднения, поэтому нередко пьесы обходились вообще без речей. Место слов занимала музыка, особенно на американской сцене, где и возник мюзикл как особый жанр. Уже в 1890 году на Бродвее состоялась премьера комической оперы Реджинальда де Ковена на музыку Гарри Смита «Робин Гуд», имевшей большой успех и исполнявшейся вплоть до 1944 года. Стержнем сюжета де Ковен сделал соперничество Робин Гуда и Гая Гисборна — этот последний, изображенный, как обычно, злодеем, пытался отобрать у Робина не только поместья графа Хантингдона, но и прекрасную Мэриан.

Эту коллизию американский автор заимствовал у самого автора «Королевских идиллий» Альфреда Теннисона, который за несколько месяцев до смерти, в 1892 году, закончил пьесу «Лесные жители» о Робин Гуде. Пьеса была поставлена и тепло принята в США, а вот в Англии особого успеха не имела, как и мюзикл де Ковена, получивший на британской сцене название «Дева Мэриан». К тому времени в Лондоне уже был поставлен свой «Робин Гуд» — оперетта мастера музыкальной комедии Артура Салливана.

С годами Робин Гуд набирал популярность, уверенно превращаясь из британской «звезды» в мировую. Почему так случилось? Как уже говорилось, он воплощал мечты среднего обывателя, скованного условностями и житейскими проблемами, о свободе, романтике и приключениях. То же делали и другие разбойники, популярные в массовой культуре, но Робин выгодно отличался от них. Во-первых, усилиями викторианских авторов он избавился от всех отрицательных качеств и стал идеалом, образцом для подражания. Во-вторых, был униженным аристократом, жертвой несправедливости и борцом с ней. В-третьих, обладал неотразимым обаянием, сочетая в себе красоту, силу, благородство и чувство юмора. В-четвертых, умел дружить и никогда не бросал в беде не только своих стрелков, но и всех, кто когда-то помог ему. К этому можно добавить обаяние места действия баллад — девственного леса, на который горожане нового времени смотрели уже не со страхом, а с умилением и ностальгией. Столь же обаятельной была родина Робина, «старая веселая Англия», страна Шекспира и Диккенса, через призму творчества которых читатели других стран воспринимали робингудовскую легенду.

В бурном XX столетии история шервудского разбойника не утратила популярности, но в ней заметно сместились акценты — на первое место вышли не «веселые приключения» в викторианском духе, а борьба за свободу и права угнетенных. Пионером здесь, что естественно, выступила советская Россия, где до революции упоминания о Робин Гуде исчерпывались пересказами английских детских книжек. После революции «Баллады о Робин Гуде» первым делом были включены в план созданной М. Горьким в Петрограде серии «Всемирная литература», призванной «познакомить трудящихся с величайшими памятниками литературы прошлого». К переводу баллад были привлечены такие первоклассные поэты, как Николай Гумилев (он стал и редактором сборника), Георгий Иванов, Георгий Адамович, Всеволод Рождественский, а также литературовед Адриан Пиотровский.

Книга вышла осенью 1919 года; ее предваряло предисловие самого Горького, который сообщал читателям, что «Робин Гуд жил в конце XII века, предположительно в 1180–1200 гг., в Англии, в огромном лесу Тир-Вуд, графства Норк»[73]. За этими невесть откуда взявшимися сведениями следовало вполне резонное замечание: «Для нас не важно — кем рожден Робин Гуд и каков он был в действительности, важно — чем наделила его от щедрот своей души народная масса, и по сей день воплощающая свое лучшее не в жизнь, а куда-то вне ее». Далее говорится о майских играх, в которых «вместе с саксами участвовали и потомки победителей-норманнов, не зная уже о том, как страшен был Робин Гуд для их предков». Пересказав историю о кончине Робина, Горький добавляет: «После его смерти шайка, душою и главою которой он был, рассеялась. Маленький Джон… побуждаемый желанием продолжать борьбу против норманн, переехал в Ирландию, чтобы принять там участие в восстаниях ирландцев». Предисловие завершалось довольно неожиданным финалом: «Русский народ, двести пятьдесят лет изнывавший под игом татар, не создал или не сохранил в памяти своего сердца героя, подобного веселому Робин Гуду».

В сборник «Всемирной литературы» включены переводы семи песней «Малой жесты» и еще пяти баллад. Все они выполнены качественно и близко к оригиналу, хотя не исключено, что переводчиков больше занимали не красоты стиля, а паек, выделенный благодаря хлопотам Горького голодающим авторам «Всемирной литературы». Больше половины (семь из двенадцати) текстов, вошедших в книгу, перевел 24-летний Всеволод Рождественский, ученик Гумилева, две баллады — сам Гумилев, остальные участники проекта ограничились одной балладой каждый. Сборник так и не смог познакомить широкие массы советских читателей с приключениями «веселого Робин Гуда». Из-за нехватки бумаги он был издан небольшим тиражом, а через два года его и вовсе изъяли из продажи после расстрела Николая Гумилева. Вскоре два переводчика — Г. Иванов и Г. Адамович — эмигрировали за границу, а еще один, А. Пиотровский, стал жертвой репрессий, после чего о сборнике окончательно забыли. Только в 1988 году часть баллад из него была опубликована в сборнике «Английская и шотландская народная баллада».

Тем не менее «социальный заказ» на истории о Робин Гуде, воспевающие борьбу народа против феодалов, сохранялся. В 1940 году за перевод баллад взялась вернувшаяся в Советский Союз после долгих лет на чужбине Марина Цветаева. Печатать собственные стихи ей не разрешали, но она заключила с издательством «Интернациональная литература» договор на переводы поэзии с разных языков. В их числе была и книга о Робин Гуде, куда предполагалось включить около десятка баллад. К началу войны Цветаева успела перевести только две из них — «Робин Гуд и Маленький Джон» и «Робин Гуд спасает трех стрелков». После ее отъезда в эвакуацию и трагической гибели эти стихотворения сохранились в архиве поэтессы и были опубликованы только в 1964 году.

После окончания войны за перевод легенд о Робин Гуде взялся еще один замечательный переводчик — Самуил Маршак. Его переводы баллад «Рождение Робин Гуда», «Робин Гуд и мясники» и «Робин Гуд и шериф» (та же история о спасении стрелков) впервые появились на страницах детского журнала «Пионер» в 1946 году. В 1950-е годы ведущим переводчиком баллад стал Игнатий Ивановский, выпустивший в издательстве «Детская литература» пять книг, в которых содержались переводы двенадцати баллад и двух песней «Малой жесты». Будучи учеником Маршака, Ивановский блестяще передавал ритм и стилистику баллад, в то же время смягчая их грубоватую лексику и корректируя чересчур жестокие для детского чтения эпизоды. Например, из баллады «Робин Гуд и коварный монах» исчезло убийство Мачем юного слуги монаха.

К настоящему времени на русский язык переведено всего 18 баллад о Робин Гуде из сорока, включенных в собрание Чайлда. Однако новые переводы много лет не появлялись — мало кто решался конкурировать с именитыми предшественниками. Две баллады («Робин Гуд и Маленький Джон» и «Робин Гуд освобождает Вилла Статли») заново перевела Вера Потапова, но эти работы, несмотря на талант и опыт переводчицы, трудно назвать удачными. Сравнительно недавно книгу своих переводов английского фольклора, куда вошли и восемь баллад о Робин Гуде, издал переводчик из Тольятти Генрих Блонский. Эти переводы, разрекламированные автором как «самые точные из существующих», можно рассматривать только в качестве курьеза — в них не соблюдаются ни размер подлинника, ни «родные» имена и названия, ни даже правила русского языка. Вот как звучит у Блонского начало баллады «Рождение Робин Гуда»:

Наш Вилли, красавец и крепок в кости,

Довольно высокого рода,

У Ричарда-графа он службу нести

Нанялся с добычи похода.

Для сравнения приведем начало той же баллады в переводе Самуила Маршака:

Он был пригожим молодцом,

Когда служить пошел

Пажом усердным в графский дом

За деньги и за стол.

В чем-то новый перевод и впрямь точнее — у Маршака нет ни имен графа и его слуги, ни упоминания о «высоком роде» (high degree) последнего. Но это тот буквализм подстрочника, который при всей мнимой точности делает восприятие стихов почти невозможным. Кроме того, переводчику зачем-то понадобилось переименовать Барнсдейл в Банздель, Херефорд — в Херифед и т. д. Если учесть, что все баллады, включенные в его книгу, уже были переведены другими авторами, то усилия Г. Блонского оказались потрачены впустую. Адекватный перевод всего корпуса баллад о Робин Гуде на русский язык остается делом будущего.

В нашей стране Робин Гуд стал популярным героем прежде всего благодаря прозаическим пересказам баллад. Самый популярный из них принадлежит перу детского писателя Михаила Гершензона — его повесть «Робин Гуд» вышла в 1936 году в Детгизе. Автор вслед за другими отнес деятельность своего героя к временам короля Ричарда, но конечно же сделал Робина не аристократом, а крепостным, восставшим против угнетения: «И для каждого пахаря, для виллана и для раба имя Робин Гуда, как тетива боевого лука, звенит надеждой на лучшие дни, звенит призывом к бою». То озорная, то печальная повесть Гершензона с талантливо переданным средневековым колоритом подружила с Робином не одно поколение советских детей. В книгу вошли и стихотворные отрывки, включая весьма качественный перевод баллады «Смерть Робин Гуда».

Михаил Абрамович Гершензон сочинил также повесть о французском композиторе Госсеке, перевел «Сказки дядюшки Римуса» Джоэла Харриса и рассказы Вашингтона Ирвинга, писал популярные книги о математике… В годы войны этот многогранный автор ушел на фронт, где служил военным переводчиком. В августе 1942 года он был смертельно ранен в бою у деревни Петушки, поднимая батальон в атаку после гибели командира. Известный историк Наталья Басовская сказала о нем: «Он погиб как герой, успев написать своей жене слова о том, что он счастлив, что принял достойную смерть. Совершенно робингудовская романтическая ситуация!»

В послевоенные годы к книге Гершензона добавились пересказы преданий о Робин Гуде, выполненные Верой Марковой (в сборнике «В стране легенд»), Ириной Токмаковой и уже в недавние годы — Еленой Чудиновой. Из оригинальных произведений можно назвать только изданный посмертно (в 1995 году) роман «Тысячелетняя ночь» известной детской писательницы Софьи Радзиевской. В этом незаурядном произведении ярко выписаны герои — сам Робин, его соратники-крестьяне Гиг и Улл, его невеста Мериам, злой и уродливый дядя Робина Эгберт, отнявший у него наследственные владения. Следуя версии П. Игена и А. Дюма, автор дает Робину имя «Роберт Фицус, граф Гентингдонский», завершая роман его гибелью от руки тетки Беатрисы, не простившей племяннику дружбы с чернью.

Фигуру благородного разбойника не могли обойти вниманием и авторы популярного сейчас жанра фэнтези. В 1993 году изданием романа о Робин Гуде «Меч и радуга» под псевдонимом «Мэделайн Симмонс» начала свою литературную карьеру известная представительница этого жанра Елена Хаецкая. В романе Анны Овчинниковой «Друг и лейтенант Робин Гуда» история Робина совмещена с модной темой путешествия из нашего времени в прошлое. Его герой, студент Иван Меньшов, попадает в Шервудский лес и становится помощником Робин Гуда по имени (естественно) Маленький Джон. Фантаст Юрий Никитин взглянул на сюжет легенды с другой стороны. В его романе «О доблестном рыцаре Гае Гисборне» настоящий герой — сэр Гай, отважно борющийся с организованной преступностью в лице Робина и его шайки. Что касается поэзии, то робингудовские мотивы часто встречаются в песнях групп и отдельных исполнителей, работающих в жанре фольклорного арт-рока — «Мельница», «Тол Мириам», «Шервуд». В альбом последней группы «Лукавая Джоанна» (2010) включена песня «Робин Гуд и скорняк» — вольный перевод баллады «Робин Гуд и кожевник», сделанный вокалистом Юрием Ивановым.

Конечно же в Англии и США художественных (и антихудожественных) произведений на робиновскую тему гораздо больше. В 1930-годы всплеск левых, антифашистских настроений породил романы, в которых Робин Гуд выступал в роли революционера, а его враги были воплощением реакции и мракобесия. Классический пример — роман для детей «Луки против баронов», написанный Джеффри Тризом (известным у нас по историческому роману «Фиалковый венец»). Автор, член компартии Великобритании, рассказал историю крестьянского мальчика Дикона, который бежал в лес от угнетателя-барона и вступил в отряд Робин Гуда. В финале Робин умирает, а его друзья клянутся продолжить борьбу и сделать англичан свободными. Правда, большинство произведений о разбойнике привычно избегали идейности, ограничиваясь пересказом традиционных легенд. Таковы вышедшие в 1956 году «Приключения Робин Гуда» Роджера Ланселина Грина — писателя, который позже пересказал для детей также предания о короле Артуре.

Начиная с 1980-х годов история Робин Гуда была всецело отдана на откуп авторам фэнтези. Гэри Блэквуд в романе «Лев и единорог» описал дружбу Робина с юным певцом Аланом-э-Дейлом, разрушенную соперничеством из-за любви. Саймон Грин создал новеллизацию фильма «Робин Гуд, принц воров», ставшую международным бестселлером. Известный романист Парк Годвин, посвятивший ряд книг королю Артуру, в дилогии «Шервуд» перенес Робина в правление короля Вильгельма Рыжего и сделал его (что совсем не оригинально) борцом с нормандским игом. Артур снова идет рядом с Робином: автор популярной «артуровской» трилогии Стивен Лохед выпустил недавно еще одну трилогию, о Робине — «Король-ворон» (2006–2009). В романах Лохеда действие перенесено в Уэльс, а сам герой становится потомком древних кельтов, сражающимся против завоевателей с помощью сверхъестественных существ. Те же существа активно вмешиваются в действие в романе Клейтона Эмери «Сказки о Робин Гуде» (1988). В романах Теренса Уайта «Меч в камне» и Питера Бигла «Последний единорог» Робин — эпизодический, но яркий персонаж, что-то вроде лесного духа, помогающего героям.

Неразрывная связь Робин Гуда с лесом, и конкретнее, с лесом английским, мешает авторам отправить его на другие планеты или перенести в современность, как не раз уже делали с тем же Артуром и его другом Мерлином. Новшества в основном сводятся к изменению взгляда на шервудского атамана. Майкл Кэднам в романе «В темном лесу» (1999) излагает события с точки зрения шерифа Ноттингемского, а Тереза Томлинсон в трилогии «Лесная жена» — с позиции леди Мэриан, которая в духе феминизма вертит, как хочет, самим Робином и всей его шайкой, а заодно учит, лечит и воспитывает их. Сегодня едва ли не большинство книг о Робин Гуде рассчитаны не на детей, а на женщин — от банальных «розовых» романов до весьма качественной дилогии Дженнифер Роберсон о любви сэра Роберта Локсли и леди Марианны — «Лесная леди» (1992) и «Госпожа Шервуда» (1999). Конечно, дети тоже не забыты: практически каждый год они получают новые книги о Робине, от вполне традиционных до совсем непривычных, наподобие «Робин Гуда против бессмертных» (2011), где атаман сражается с армией зомби.

Несмотря на обилие книг о Робин Гуде, можно сказать, что этому герою не повезло — о нем не написано столь ярких и самобытных произведений, как романы Теренса Уайта, Бернарда Корнуэлла, Мэри Стюарт о короле Артуре. Может быть, поэтому большинство наших современников узнают о приключениях знаменитого разбойника не из книг, а из фильмов. Их количество тоже весьма велико — Робин Гуду посвящено уже более ста кинокартин, больше, чем любому другому реальному или вымышленному историческому деятелю. Еще на заре кинематографа, в 1908 году, в Англии режиссером Перси Стоу был снят десятиминутный фильм «Приключения Робин Гуда». Вскоре появились еще четыре короткометражки, однако в полную силу Робин развернулся на экране только в 1922 году, когда знаменитый американский актер Дуглас Фэрбенкс сыграл его в картине канадского режиссера Аллана Дуэйна. Фильм «Робин Гуд» стал одним из самых дорогих в истории немого кино — инвесторы затратили на него полтора миллиона долларов. Съемки велись не только в лесу; близ Нью-Йорка выстроили целый замок, где герой Фэрбенкса бегал по лестницам и дрался на шпагах с людьми шерифа. Главной линией фильма была любовная — Робин спасал из ноттингемской темницы прекрасную Мэриан, руки которой тщетно добивался коварный шериф. Картина заложила традицию «американского Робин Гуда», сильно напоминавшего ковбоя-одиночку вестернов. Этот герой был более суровым и одновременно более сентиментальным, чем его английский вариант.

Следующий из знаменитых фильмов о Робине появился в 1938 году — это были цветные «Приключения Робин Гуда» голливудского режиссера Майкла Кертиса, будущего создателя «Касабланки». В духе времени герой, которого играл Эрролл Флинн, был неукротимым борцом против тирании, которую воплощали шериф и сэр Гай Гисборн (его играл Бэзил Рэтбун, прославившийся позже ролью Шерлока Холмса). Робин был изображен аристократом, который возвращается из крестового похода и теряет свои владения из-за конфликта с принцем Джоном. Возглавив отряд разбойников, он постепенно обретает популярность благодаря отчаянной храбрости и меткости в стрельбе и в итоге помогает освобожденному из плена королю Ричарду вернуть трон. Этот сюжет, соединивший версии Вальтера Скотта и Энтони Мандея, в кино стал господствующим — в немалой степени из-за громадной популярности фильма Кертиса. В кризисные 1930-е годы он заработал в прокате четыре миллиона долларов (вдвое больше, чем было на него потрачено) и до сих пор входит во всевозможные перечни «ста лучших фильмов». Главной причиной этого было обаяние Флинна, который, помимо неотразимого sex appeal, обладал отменным чувством юмора. Благодаря ему неотъемлемыми приметами благородного разбойника для зрителей стали широкая улыбка, щегольская бородка и охотничья шапочка-«робингудка», заменившая прежний капюшон.

Образ Робин Гуда настолько соединился с Флинном, что продюсеры долгое время боялись доверять эту роль другому актеру. Часто героем делали сына Робина — так было в американских фильмах 1946 года «Бандит из Шервуда» и 1950 года «Смельчаки Шервудского леса». В 1958 году вышел фильм «Сын Робин Гуда», где героиней стала переодетая юношей дочь героя — Диринг. Традиция оказалась живучей — в 2001 году в фильме «Принцесса воров» другую дочь Робина по имени Гвин сыграла нынешняя звезда Голливуда Кира Найтли.

Фильмы, героем которых все же становился сам Робин, долгое время проваливались в прокате. Среди них были «Принц воров» 1948 года, где главную роль сыграл Джон Холл, «Сказки о Робин Гуде» 1951 года (Роберт Кларк) и «История Робин Гуда и его удальцов» 1952 года (Ричард Тодд). Последний фильм, снятый самим Уолтом Диснеем, был довольно удачным — к примеру, Джоан Райе, сыгравшую леди Мэриан, многие считали лучшей исполнительницей этой роли. Но зрители не оценили и эту картину, так что в следующий раз, в 1973 году, студия «Дисней» сняла о Робине оригинальный мультфильм, где героев играли животные. Главный герой предстал в облике хитрого лиса Ренара, Мэриан, соответственно, изображала сексапильная лисичка, в роли шерифа выступал волк, Маленького Джона — медведь, брата Тука — барсук. Это было не первое обращение мультипликации к робингудовской теме — в 1964 году был снят канадский мультфильм «Робин Гуд на ракете», где Робин и его «веселые астронавты» жили на Шервудском астероиде и боролись против космического шерифа. В 1992 году тоже в Канаде вышел мультсериал «Юный Робин Гуд».

С появлением телевидения Робин Гуд стал одним из первых героев «костюмных» телесериалов. Уже в 1953 году на Би-би-си был снят быстро забытый сериал «Робин Гуд», где главную роль сыграл Патрик Троутон. Гораздо популярнее оказался сериал «Приключения Робин Гуда» с Ричардом Грином в роли Робина. Эксперт по «робиновской» фильмографии Майкл Итон отмечал, что Грин не так харизматичен, как Фэрбенкс или Флинн, зато он, в отличие от них, — не одинокий герой, а лидер, за которым охотно идут люди. Он также более серьезен и немногословен, в чем ему охотно подражали последующие исполнители роли. В их трактовке Робин превратился в молчаливую, статичную «ось» действия, вокруг которой вращаются более живые и разговорчивые герои — Маленький Джон, Аланэ-Дейл, брат Тук, наконец, девица Мэриан, без которой вопреки ее скромной роли в фольклоре не обходилась ни одна картина.

После 1954 года несколько фильмов про Робин Гуда сняла британская киностудия «Хаммер». В них героя встраивали в реальность средневековой Англии и делали участником политических интриг — в фильме «Меч Шервудского леса» он, к примеру, участвовал в заговоре против кентерберийского архиепископа Хьюберта Уолтера. В 1969 году «Хаммер» снял неоконченный телесериал «Молодой Робин Гуд», авторы которого пытались воссоздать исторический фон легенды. Робин (Дэвид Уорбек) здесь живет не в Шервуде, а в Барнсдейле и враждует не с шерифом Ноттингемским, а со своими противниками из ранних баллад — аббатом монастыря Святой Марии и сэром Роджером Донкастерским. Сериал почти не имел успеха (из-за чего и остался неоконченным), однако стал образцом для новых фильмов о Робин Гуде, претендующих на историческую достоверность и одновременно внедряющих в реалистический балладный мир всевозможную мистику.

На стыке старой и новой традиций был снят превосходный английский фильм «Робин и Мэриан» (1976), в советском прокате названный «Возвращение Робин Гуда». В нем Шон Коннери и Одри Хепберн играли постаревших влюбленных, разлученных судьбой. Робин-Шон, вернувшись в Англию из многолетних странствий, узнает, что его возлюбленная ушла в монастырь, а давний враг, шериф Ноттингема (Роберт Шоу), по-прежнему вершит правосудие. Робин вызывает шерифа на поединок, и старые противники, уже не испытывая друг к другу никакой вражды, вступают в бой, чтобы не портить легенду. Раненому в поединке Робину его возлюбленная Мэриан дает яд, чтобы избавить от мучений, а после пьет из того же кубка сама — так в фильме преломилась версия о гибели героя от руки монахини. «Робин и Мэриан», где ностальгическая грусть соседствует с мягким, истинно английским юмором, остается одним из лучших фильмов на робиновскую тему, хотя массового зрителя он не привлек из-за отсутствия привычного хеппи-энда.

Ему, массовому зрителю, куда больше понравился снятый в 1982–1986 годах на Би-би-си мистический телесериал «Робин из Шервуда». В нем главный герой (бледный и загадочный Майкл Прейд — сегодня он играл бы вампира) покидает родную деревню Локсли и уходит в лес, где его берет под опеку древний рогатый бог Херн Охотник. В сериале Робин из Локсли противостоит не столько людям шерифа, сколько враждебным божествам и их служителям, особенно злому колдуну барону де Бэл ему. Чернокожий слуга последнего, бывший ассасин Насир (актер Марк Райен), перешедший позже на сторону Робин Гуда, основал политкорректную традицию присутствия в шайке Робина хотя бы одного африканца. Неожиданно для создателей сериал стал так популярен, что его не прервали даже после ухода Прейда — его заменил сын Шона Коннери Джейсон, а зрителям было объявлено, что Робин из Локсли погиб, и Херн избрал себе нового «сына», графского наследника Роберта Хантингдона, который к тому же оказывается сводным братом сэра Гая Гисборна. Балансируя между мистическим триллером и «мыльной оперой», сериал все же оказался ближе к первому, чему способствовала замечательная музыка ирландской фолк-группы «Кланнад».

Популярность Робин Гуда в англо-американском мире росла. Его именем называли спортивные общества и сорта сыра, ради него толпы туристов устремились в Ноттингем, а всякий уважающий себя преступник, раздав бедствующим землякам кое-что из награбленного, объявлял себя «вторым Робином». В этих условиях впервые со времен Дж. Ритсона началось интенсивное научное исследование робингудовской легенды. Новаторской здесь стала работа Джеймса Кларка Холта «Робин Гуд» (1982), автор которой, проанализировав все известные источники, собрал данные об исторических прототипах разбойника, после чего пришел к далеко не новому выводу — Робин Гуд никогда не существовал, это собирательный образ. Ту же линию продолжил Стивен Найт в своем труде «Робин Гуд: Полное исследование об английском разбойнике» (1994). В 1998 году Найт опубликовал найденный им манускрипт Форрестера, а годом позже совместно с американским ученым Томасом Олгреном издал в США антологию источников и научных работ о Робин Гуде. Стивен Найт, несмотря на свою скандальную версию о гомосексуализме Робина, до сих пор остается ведущим исследователем по данной теме. Он окончательно сформулировал господствующую на сегодняшний день версию, согласно которой Робин Гуд — не историческая фигура, а «конгломерат местных мифов»[74].