Боевое крещение

Боевое крещение

Тем временем Колиньи, этот великий мастер по исправлению собственных ошибок, распределил армию гугенотов, потрепанную при Жарнаке, по крепостям, сумев тем самым не только сохранить ее, но и заметно усилить. Более того, занятые гугенотами крепости притягивали к себе вооруженные силы католиков, благодаря чему двигавшиеся из Германии отряды наемников, набранные немецкими протестантами для оказания помощи своим французским единоверцам, смогли, беспрепятственно пройдя через Бургундию, вторгнуться на территорию Франции и занять Ла-Шарите. Нет необходимости напоминать, какими грабежами и насилиями сопровождалось их вторжение — но ведь это делалось во имя защиты религии! Колиньи, опять собрав воедино разрозненные отряды, пошел на соединение с германскими союзниками. Теперь его армия, пополнившись пятью тысячами всадников и десятью тысячами пехотинцев, численно превосходила войско противника. Правда, часть военного контингента под командованием Габриэля де Монтгомери (того самого, который в 1559 году на турнире смертельно ранил Генриха II и которому Екатерина Медичи поклялась отомстить) пришлось направить в Беарн, единственный автономный опорный пункт гугенотов, дабы не позволить католикам оккупировать его во исполнение королевского приказа.

Армия Колиньи и после этого была достаточно многочисленной, чтобы перейти в решающее наступление, однако полководец гугенотов медлил. Беспрепятственно пройдя, если не считать сражения местного значения при Шарите-сюр-Луар, через две трети Франции и принудив 25 июня к отступлению королевское войско при Ла-Рош-Лабей, он вдруг затеял осаду Пуатье (Генрих Наваррский будто бы настоятельно просил его не делать этого), имевшую для гугенотов катастрофические последствия. Единственной причиной, заставившей Колиньи сделать столь бессмысленный и вредный в стратегическом отношении шаг, была необходимость оплачивать услуги ландскнехтов. Не имея наличных средств, он хотел расплатиться с ними, отдав им на разграбление город. Однако осажденный Пуатье под командованием юного Генриха Гиза успешно оборонялся. Так прошло лето и наступила осень. Бездарно потеряв время и около трех тысяч человек убитыми, 10 сентября 1569 года Колиньи был вынужден снять осаду города. О наступлении уже не могло быть и речи. Для отхода на зимние квартиры избрали тот же маршрут, что и в прошлом году. По пути следования местные крестьяне, обозленные насилием, которое чинили «борцы за веру», беспощадно уничтожали отдельные группы ландскнехтов, отбившиеся от войска в поисках поживы, и оставленных раненых.

Колиньи оказался настолько никудышным стратегом, что во второй раз позволил застать себя врасплох. 3 октября при Монконтуре Генрих Анжуйский нанес ему сокрушительное поражение. На поле битвы остались тысячи убитых гугенотов. Поражение Колиньи было тем более досадным, что, по донесениям, он имел все шансы на победу. На внезапное нападение католиков он ответил яростной контратакой, которая увенчалась бы полным успехом, если бы своевременно был задействован резерв. Четыре тысячи всадников под командованием Людвига Нассауского находились на близлежащей возвышенности и имели своей задачей охрану двух юных принцев — Генриха Наваррского и Генриха Конде. Правда, сообщения на сей счет разнятся: по одним данным, принцев перед боем представили войску и затем увезли в надежное укрытие (что более вероятно, учитывая, как бережно после гибели Луи Конде вожди протестантов, Колиньи и Жанна д’Альбре, относились к юным принцам), а по другим — они находились на упомянутой возвышенности под охраной рейтар Людвига Нассауского, которые официально числились резервом, в действительности же Колиньи будто бы строго-настрого запретил им вступать в бой, как бы ни обернулось дело. В комплиментарных биографиях Генриха Наваррского рассказывается о том, как юный герой, заметив с холма, что в сражении наступил переломный момент (воинство Генриха Анжуйского дрогнуло), потребовал ввести в бой резерв, который обеспечил бы победу, однако Людвиг Нассауский, исполняя наказ Колиньи, отказался, и битва была проиграна. Беарнцу не оставалось ничего иного, кроме как гневно протестовать и с воплями отчаяния наблюдать за разгромом своей армии.

И опять Колиньи, потерпев очередное поражение, обеспечил в образцовом порядке отход того, что осталось от армии гугенотов, — похоже, только это он и умел. Однако, несмотря на то, что католики несомненно одержали верх, адмирал и Генрих Наваррский не считали себя побежденными. В Ниоре, куда прибыла и Жанна д’Альбре, обсудили создавшееся положение, признав его хотя и не блестящим, но и не безнадежным. Не рассчитывая более на достижение успеха на севере, решили двинуться, дабы там вновь собраться с силами, на юг, где Монтгомери действовал гораздо успешнее Колиньи. В Беарне, Бигорре и Гаскони он, располагая сравнительно небольшими средствами, с удивительной легкостью сумел отбить занятые воинством французского короля города. Власть переменилась, и там, где еще недавно католические эмиссары ревностно истребляли ересь, начались гонения на католиков. Колиньи оставалось лишь продолжить начатое Монтгомери. Адмирал, умевший маневрировать куда лучше, чем сражаться, двинулся стремительным маршем, и даже страшный Монлюк не сумел остановить его. Правда, и тому один раз чуть было не улыбнулась удача. В декабре, когда гугеноты с целью форсирования Гаронны построили близ Пор-Сент-Мари мост из судов, он, дабы сорвать их переправу, придумал военную хитрость. На Гаронне, реке с быстрым течением, было множество мельниц, прикованных цепями к берегу. Монлюк приказал ночью тайком отвязать несколько таких мельниц, которые, увлекаемые течением, со страшным грохотом протаранили сооруженный гугенотами мост прямо под окнами принца Наваррского. Но это была лишь временная задержка, и 3 января 1570 года армия Колиньи воссоединилась с войском Монтгомери. Множество добровольцев пополнили армию принцев, которая смогла за девять месяцев совершить марш от Беарна до Шарите-сюр-Луар, пройдя через весь юг Франции и поднявшись по долине Роны.

Эта долгая кампания, ознаменовавшаяся масштабными сражениями, равно как и жестокими репрессиями в отношении католиков (массовые избиения людей, поджоги церквей и монастырей, крестьянских домов и амбаров), имела решающее значение в воинском воспитании Генриха IV, получившего незабываемые уроки, из которых он извлек пользу спустя 20 лет при Арке и Иври. В битве при Арнэ-ле-Дюк 27 июня 1570 года, когда Колиньи столкнулся с маршалом де Коссе, Генрих Наваррский, преодолев сопротивление адмирала, который опять вознамерился отвести ему роль стороннего наблюдателя, впервые в своей жизни участвовал в бою, оказался на острие сражения и едва не попал в плен. Его боевое крещение оказалось счастливым, ознаменовавшись победой гугенотов, первой за долгое время. Тогда и зародилась его популярность, которой он не утратил до конца своих дней. От Арнэ-ле-Дюк Генрих и Колиньи двинулись к Ла-Шарите-сюр-Луар, овладели ею и направились к Ла-Рошели, губернатор которой Ла Ну отвоевал Сентонж. По всему королевству протестанты вновь подняли голову.

Взятие Ла-Шарите-сюр-Луар склонило Екатерину Медичи к переговорам. Все уже устали от грабежей, пожаров, опустошений, насилия и убийств, совершавшихся всеми участниками войны — католиками герцога Анжуйского, германскими ландскнехтами и гугенотами. Никто не мог с полным правом назвать себя победителем. Хотя герцог Анжуйский разгромил протестантов при Жарнаке и Монконтуре, они, словно обретя второе дыхание, сумели собраться с силами и завоевать всю южную половину Франции. Вожди обеих партий, равно как и население в целом, желали мира, и он был подписан в Сен-Жермен-ан-Лэ 8 августа 1570 года, став серьезным успехом протестантов, которые помимо свободы совести и публичного отправления культа (соответствующий эдикт расширял права гугенотов, некогда предоставленные им Амбуазским эдиктом, позволив участвовать в богослужении и недворянам — в предместьях двух городов каждой провинции, но не ближе двух лье от королевских резиденций и десяти лье от Парижа) получили четыре крепости: Ла-Рошель, Коньяк, Монтобан и Ла-Шарите-сюр-Луар.

Принц Наваррский в этот период исполнял роль предводителя гугенотов еще в большей мере номинально, нежели реально, по необходимости оставаясь на втором плане. Его, естественно, избегали подвергать серьезной опасности, хотя сам он, как мы видели, умудрялся находить для себя приключения. В сражениях, за исключением Арнэ-ле-Дюк, когда ему позволили повести солдат в атаку, он вынужден был довольствоваться ролью стороннего наблюдателя. В школе гражданской войны он учился тому, что должно было пригодиться ему как правителю, но что за зрелище разворачивалось перед его глазами: королевство, разоренное братоубийственной войной, и французы, потрошившие друг друга во имя Христовой веры!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.