Ирина Панченко. Убить дракона

Любовь к сказкам, к их волшебным превращениям и счастливым концам сохраняется в каждом взрослом человеке навсегда. Драматург Евгений Шварц был таким взрослым, влюблённым в сказку. Именно поэтому в большинстве его пьес возродились сюжеты, мотивы, персонажи классической сказочной литературы. Шварц подарил новую жизнь на театральной сцене сказкам Г.-Х. Андерсена «Снежная королева», «Тень» «Голый король», создал сатирическую пьесу-сказку «Дракон» и лирическое «Обыкновенное чудо»…

Шварц свободно соединял литературную сказку с фольклорной, с рыцарским романом. Ведь сказочная природа превращений сродни природе театральных метаморфоз, и это позволяло драматургу создавать органичный художественный сплав. Лучшие пьесы-сказки Шварца подлинно театральны, что и обеспечило им долгую сценическую жизнь у нас и за рубежом.

Обладают произведения Шварца и ещё одним огромным достоинством. Шварц – интеллектуальный сказочник. Мысль – такая же равноправная героиня его пьес, как Поэзия и Выдумка.

Задача режиссера, берущегося интерпретировать Евгения Шварца на сцене, непроста. Яркая сказочная условность спектакля должна не затмевать, а, наоборот, обнажать мысль художника. Именно к такой интерпретации стремился режиссёр Валерий Белякович, осуществляя на сцене пензенского драматического театра им. А. В. Луначарского постановку пьесы «Дракон», написанной Шварцем в 1943 году. Это, с одной стороны, помогло В. Беляковичу сохранить индивидуальность Шварца, с другой – такое решение отвечало режиссёрской манере самого Беляковича, главного режиссёра московской «Студии на Юго-Западе».

Между тем существовал соблазн решить «Дракона» в публицистическом ключе или наполнить сказочные реалии конкретно-историческими аллюзиями, как, например, это сделал Марк Захаров в кинофильме «Убить дракона».

Валерий Белякович не соблазнился возможностью модернизации пьесы, остался верен сентиментальному Шварцу и себе. Но это вовсе не означало, что в сценических аллегориях режиссёра не отразился дух времени: противостояние деспотической власти и демократии. В аллегорических персонажах и образах воплощена борьба двух полюсов: Мужества и Веры (Ланцелота, Эльзы, Шарлеманя, их помощников) с Властью и Страхом (Драконом, Тюремщиком, Бургомистром и его сыном).

Наиболее сказочно-традиционным и в пьесе Шварца и в спектакле оказался странствующий рыцарь Ланцелот (Е. Бакалов), который в трудном поединке убивает Дракона. Ланцелот у Бакалова многогранен: он влюблён в людей, вдохновенен, душевно открыт, терпелив. Природные данные актёра идеально отвечают сценическому образу. В сущности, Ланцелот-Бакалов – идеальный герой, как и подобает носителю Добра и Справедливости в сказках. При этом, что важно, Ланцелот у Бакалова наделён индивидуальностью, живостью. Он не схематичен, а убедителен.

Зловещий образ трёхглавого Дракона создают в спектакле актёры В. Петухов, М. Вальтер и В. Конопатин. Многоголовость Дракона, его способность перевоплощаться в человека – это сказочная метафора многообразия, многоликости Зла, царящего в мире. Дракон в спектакле запоминается то хамелеоном-перевёртышем, то холодным иезуитом, то грубым безжалостным воякой. Мрачные краски этого образа создаются не в последнюю очередь за счёт умело использованных на сцене световых эффектов. Свет, как и музыка. в этом спектакле несёт большую смысловую нагрузку, помогает характеристике персонажей, создаёт настроение отдельных картин и всего спектакля в целом.

Пожалуй, менее выразительно, чем другие актёры, выглядела в спектакле Эльза (Т. Городецкая). Роли актрисы в других спектаклях запомнились гораздо больше.

Далеко не все возможности, заложенные в образе Генриха, использовал А. Наумов. По пьесе Генрих и подл, и продажен, и лицемерен, и артистичен одновременно. На сцене мы увидели довольно одномерного Генриха-Наумова, лишённого психологической сложности.

Истинно благородного интеллигента Шарлеманя сыграл артист Н. Шевкуненко.

Большой актёрской удачей спектакля стала центральная роль Бургомистра, замечательно исполненная Михаилом Капланом. Сначала перед нами предстаёт трусливый, хитрый холуй Дракона, время от времени разыгрывающий для собственной выгоды душевнобольного. Но вот ситуация резко меняется. Дракон повержен Ланцелотом. И тогда буквально на наших глазах Бургомистр-Каплан перерождается в нового тирана. Куда-то бесследно исчезает его болезнь. Он умело режиссирует все события в городе, подчиняет себе механизм управления и пропаганды, находит приспешников, объявляет себя победителем чудовища, президентом, женихом молодой красавицы Эльзы, чужой невесты… И вновь оружием тирана становится страх и запугивание.

– Михаил Яковлевич, – обратилась я к актёру, – «новый диктатор» в спектакле, прямо скажем, отвратительная личина. А вы играете её с явным удовольствием. Почему?

– Сыграть роль Бургомистра, перевоплотившегося в новорожденного тирана, – сложная сценическая задача. Её физически трудно выполнить. Устаю. Но после спектакля испытываю истинное удовлетворение. Такое ощущение редко выпадает на долю актёра. Играю сказку, а чувствую жизненность и злободневность роли. Люди мимикрируют. Вокруг вижу массу примеров лицемерия, приспособленчества. Разоблачая эти качества, думаю, что не зря работаю. А ведь эта роль содержит и другие социальные глубины…

Действительно, образ Бургомистра тесно связан с ещё одной важной темой сказки Шварца – темой внутреннего рабства человека. Прекраснодушный Ланцелот надеялся, что, уничтожив Дракона, он подарит горожанам свободу, и тогда их души распрямятся, станут крылатыми, обретут гордость. Но верноподданный трёхглавого Дракона Бургомистр оказался прозорливее. После гибели Дракона он цинично говорит своему сыну о согражданах: «Всё идёт великолепно, Генрих. Покойник воспитал их так, что они повезут любого, кто возьмёт вожжи».

И мы видим в спектакле воплощённый в массовых сценах-танцах убедительный образец рабской покорности подданных, которые до кончиков ногтей пропитались духом послушания. Они послушны новому Тирану так же, как были послушны Дракону. Очень выразительна в обнажении этого смысла пьесы гротескно-сатирическая сцена репетиции поздравления горожанами Президента по случаю «годовщины» убийства Дракона. Добровольное рабство – питательная среда тирании, учит зрителя Шварц.

Это сказка со счастливым концом.

В финале пьесы появляется восстанавливающий Справедливость, помудревший в разлуке с любимой Эльзой Ланцелот. Именно устами Ланцелота выражен оптимистический настрой, который излучает сказка. Рыцарь произносит вещие слова о будущем сограждан:

– И все мы после долгих забот и мучений будем счастливы, очень счастливы наконец!

Панченко И. Убить Дракона.

Пензенская правда – 1989 – 27 марта.