Зодчие речи

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Зодчие речи

I

Народ, зодчий речи,

творит себе памятник.

Без паники!

Куда нас зазвали

волшебные шрифты

на небо с асфальта

ведущего лифта?

Монтажники речи,

поэты как будто,

качают за плечи

великие буквы.

Меня взвейте в небо

строительным краном —

как буквицу,

выпавшую из грамот!

Вы были ли буквицей,

взвитой над улицей,

одетою в каску для безопаски?!

Вершина качается речевая —

людская печальница вечевая.

И ветер рвет с плеч мою голову в каске.

И Вечность разит коррозийною краской.

До Пушкина видно, до Киева даже…

О речь четырнадцатиэтажная!

Веревка и каска

и ноги предтечи.

Великая качка

заоблачной речи!

Стою на вершине,

случайная буква.

Мчит реамашина

безумною клюквой.

Простимся, Тишинка!

Ах, буковки рынка,

стручки —

как пуговицы в ширинке.

Внизу вечереет,

стоит за черешней,

гудит в чебуречных

народ, зодчий речи.

Народ — зодчий речи.

Мы — только гранильщики.

Во Времени вечном

Речь — наша хранительница.

Мы — буквы живые

в отпущенном сроке,

у высшего Пушкина

в сказанном слоге.

Стоит он над нами,

презрев безопасность,

с цилиндром в руках,

что служил ему каской.

Над светскою чернью,

над сплетней усердной,

над окололитературною серью!

Великие ветры пронзают лопатки.

Он даже и летом

не снимет крылатки.

И, чувствуя силу,

что не программируется,

шепчу я: «Спасибо,

Речь, наша хранительница!»

II

С земли корректирует медную ковкость

народ Маяковский,

И горло другого от выси осипло.

Не стойте под Словом,

чтоб вас не зашибло!

Не медь — матерьял

речевого состава —

людская печаль,

и мученья, и слава.

Зураб Церетели в комбинезоне,

как меч, целовал

эту медь бирюзовую.

А вы подымались,

где я подымался?

Где речь — опора,

а не туманность.

Не надо мне крана!

Как раньше провидцы,

сам в небо подтягиваюсь

рукавицами.

И с пушкинским профилем

спутник курчавый

кричал мне: «Попробуй!

Качает? Качает?»

Я лесенкой лез —

позвоночником Речи.

Народ Кузьмин

говорил мне: «Полегче!»

Кузмин Михаил —

чародей Петербурга.

Кузьмин Алексей —

пишет по небу буквы.

Не смоете губкой,

не срезать резинкой

с небес эти буквицы

русско-грузинские.

Такого ни в Цюрихе,

ни в Семиречье —

прокрашенный суриком

Памятник Речи.

Два века

Георгиевскому трактату.

А через два века

кто-то, когда-то,

прочтя наши впайки,

шепнет над гранитами:

«Спасибо за памятник,

Речь, наша хранительница!»

Взойдет и над ним

голубой позолотой

венец в виде «О»,

что венчает работу.

О небо! О вечность!

О трудные годы…

Народ — зодчий речи.

Речь — зодчий народа.

III

Что думаешь, Речь,

нам лица не показывая,

тяжелым венцом

над Москвою покачивая?

А может быть, это

в руке у Вечности

чуть-чуть покачивается подсвечник?

Другая рука с непонятною силой

луну донцем к нам

как свечу наклонила.

Вставляйте в подсвечник

луну небосвода!

НАРОД — ЗОДЧИЙ РЕЧИ.

РЕЧЬ — ЗОДЧИЙ НАРОДА.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.