«Баня парит баня правит»

Я продолжал заниматься Сережей без всякого движения вперед. Прерви я утренние сеансы, это означала бы правоту знаменитостей и, так сказать, «торжество науки»… Дыхательная гимнастика, которой Сережа занимался, улучшила его самочувствие, увеличила выделительные способности почек, но Сереже недоставало мощности поднять собственный иммунитет, чтобы организм истребил инфекцию в почках. У меня мощность была, но я не мог к этим почкам пробиться. Сквозь тонкий слой кожи и ослабевших от долгого лежания мышц моя энергия не проникала.

– Но так не может быть, – пытался я убедить Сережу. – Посмотри на мои руки. Они даже не красные, а сине-лиловые. Такого цвета бывает раскаленная сталь. Как можно не чувствовать их тепла?

– Я не хотел тебя расстраивать, – признался он однажды. – Я не только не чувствую тепла – мне под твоими ладонями становится еще холодней.

У меня в прямом смысле опустились руки. Я прервал занятие.

Мои тогдашние знания по йоготерапии были скудны и беспорядочны. Как все наше искалеченное поколение, я десятки раз был вынужден зубрить и тарабанить марксистскую схоластику. Моим мозгам было трудно в одиночку проникнуть в толщу витиевато-поэтичной философии Востока, в постулатах которой на самом деле были закреплены практические знания и практические советы наподобие инструкции, приложенной к пылесосу.

Это была мудрость, присущая историческим памятникам любого народа, включая русский. На Руси не было древней законченной философской системы, но и ее фольклор содержал опыт давних наблюдений и открытий.

Скажем, привычное «Утро вечера мудренее» означает вот что: если события, которые у вас приключились днем, нуждаются в осмыслении, необходимо дать время подсознанию проработать информацию. К утру ваш мозг подготовит безошибочный ответ.

Поговорка «Кто рано встает – тому Бог подает» несла сведения о продуктивности утренних часов, когда эффективность труда человека – физическая или интеллектуальная – существенно возрастает. Час труда в утренние часы равнялся трем-четырем в дневные.

Приученный к тому, что философия не имеет отношения к реальной жизни, я часто не улавливал в текстах древних индусов прямых указаний, как поступить. Между тем ответ на вопрос: «Что же делать?!» – был до глупости простым. Обратись ко мне теперь любой человек с моими проблемами той поры, – я бы разрешил их за 30–40 минут.

Когда стало очевидно, что спина у Сережи неизменно холодная, жена купила ему специальный французский пояс.

Считалось, он согревает, но пояс, для прочности, содержал синтетику. Холод не проходил. Жена связала Сереже пояс из драгоценного тогда мохера. Ощущение, что поясницу обдувает сквозняк, у сына исчезло. Это уже было что-то.

Лечение шерстью шло от пастухов. Я читал: если на пастбище заболевал человек, пастухи согревали его и лечили теплом живого ягненка или его еще парной шкурой.

Эти мысли и первый наш микроуспешный опыт еще нельзя было считать победой. Но это было ее предощущением. Я понимал: решение рядом. И теперь только прошлое – наш союзник.

Я все чаще обнаруживал скрытый смысл в сказках, песнях, афоризмах и буквально воспринял пословицу: «Новое – это хорошо забытое старое». Я подолгу листал книги по истории. Прежде всего, по истории быта. В них встречались упоминания, что много веков назад здоровье россиян поражало иностранцев.

В книге К.Кудряшова и А.Яновской «Москва в далеком прошлом» я нашел главу «Как лечились москвичи». Там было перечислено немало способов. Я обратил внимание, что, заболев, москвичи обходились «домашними средствами, предпочитая всему баню. Больной, выпив стакан водки, смешанной с толченым чесноком, шел в жарко натопленную баню и, пропотев в ней часа два, случалось, выздоравливал».

Тридцать с лишним лет назад еще не было теперешнего банного бума. Газеты не предлагали сауны VIP. Вчитываясь в строчки книги, я понимал: водка с толченым чесноком нам с Сережей не подходит. Но я не сводил глаз с двух слов: «пропотев, выздоравливали».

Я тут же поймал себя на мысли, что мы с женой допускали ошибку многих родителей – опасались Сережу мыть. Был страх, что он подхватит простуду. Это теперь я четко понимаю: простудится ребенок после мытья или нет, целиком зависит от родителей. Если ребенок насухо вытерт, тепло после этого упакован в пижаму и носки, голова его повязана платком, а сам он еще завернут в халат или одеяло, – нужно его бросить в ледяную прорубь или долго держать на морозе и ветру, чтобы он в таком виде заболел.

А связать мытье с возможным исцелением – такое нам с женой даже не приходило в голову.

Мы обычно относили Сережу в ванную, наспех его ополаскивали прохладной водичкой (чтобы не вспотел: потные якобы чаще заболевают), вытирали и несли обратно в постель.

Я тут же отложил в сторону книгу и повел Сережу в ванную комнату. Там я наполнил ванну горячей водой и долго тер его намыленной жесткой мочалкой. Вода оказалась почти черной, словно ребенок с рождения не мылся и вдобавок долго валялся в угольной пыли. Я спустил эту воду, быстро ополоснул ванну и помыл Сережу снова. Вода была уже не черной, а всего лишь темно-серой. При этом Сережа не собирался потеть. А у меня в голове уже все встало на место.

Я вспомнил: «кожа – вторые легкие». Значит, кожа должна дышать. И кожей нужно дышать. Для этого она должна быть чистой. Я никогда в эту формулу всерьез не вдумывался.

Теперь мне стал внятен ее сокровенный, спасительный смысл. И тут же пришло на память – «кожа – вторые почки». В мире спорта существует жестокий закон: спортсмена, который потерял способность потеть, списывают. Он перестает быть результативным. Выносливость, высокие показатели, рекорды, медали, большие заработки, престиж страны – все у бегуна, лыжника, боксера оказывается в прямой зависимости от состояния кожи. И третье, что пришло на ум: курорт Байрам-Али. Пески и пекло. Тысячи приезжих страдают болезнями почек. Смысл пребывания там: общий и почечный прогрев + потение. Курортники круглые сутки потеют. Пропадают отеки. Почки выделяют очень мало мочи: они отдыхают. Вместо них работает кожа. Она берет на себя часть выделительной функции почек.

От всех этих банальных истин, которые жили не только в книге «Москва в далеком прошлом», но и на дне моего подсознания, можно было свихнуться. А эти открытия были еще не самыми главными…

…Я помыл бедного Сережу отменно горячей водой уже в третий раз. От моей банной тирании у него не оставалось никаких сил. Я перенес его в постель. Хотя Сереже и без того было жарко, я укрыл его вторым одеялом. Через час мне пришлось парня переодеть – все, что имелось на нем, включая одеяло, было влажным от пота.

А утром я не стал делать свою программу. Я разбудил Сережу на рассвете и начал греть ему спину руками.

– Папа, я чувствую тепло, – внезапно громко произнес он.

Не помню: кажется, я заплакал. Я знал: теперь к его почкам я пробьюсь.

Через три дня анализ показал: удельный вес мочи повысился, лейкоцитов стало меньше. Это был результат комплексного лечения: ритмичное дыхание, отдирание грязи с поверхности кожи мочалкой и мылом, сидение Сережи в горячей воде, когда пот заливал ему все лицо, + мои руки.

Знаете, о чем я подумал, держа в руках бланк анализа с несколькими обнадеживающими цифрами? Как это профессора и академики-почечники, ездя друг к другу на симпозиумы и конференции по пиелонефриту, пичкая друг друга наукообразными докладами, не додумались за столько лет до такой простой вещи, как регулярное горячее мытье? Ведь тоже небось слышали про Байрам-Али.

И второе, что пришло на ум: – а где сейчас приятели Сережи из больничных палат? Как сложилась судьба детей, которых родители не учили ритмическому дыханию и не мыли до обморока почти в кипятке?