ШВЕЙЦАРСКИЙ ФЛАГ ВПЕРВЫЕ НАД ГИНДУКУШЕМ: ШАХ, 6550 МЕТРОВ

ШВЕЙЦАРСКИЙ ФЛАГ ВПЕРВЫЕ НАД ГИНДУКУШЕМ: ШАХ, 6550 МЕТРОВ

Мои друзья готовятся к выходу. Все трое чувствуют себя в хорошей форме и отдохнувшими за ночь. Все предпосылки для первовосхождения, кажется, имеются. И погода снова отличная. Гастроли облаков окончились. При вчерашнем подъеме проложен след почти до полпути к вершине. Теперь все зависит от нас. Более чем тысячеметровый гребень не может быть пройден в один день. В случае чего можно перетерпеть еще один бивак.

Солнце еще не взошло, а мои друзья уже завтракают. Я могу себе позволить остаться лежать в палатке. Слабое утешение! При первых лучах солнца мои друзья уже на гребне. С вытянутым лицом я смотрю им вслед. Судьба экспедиции теперь в их руках. Надеюсь, что они справятся с шеститысячником, будь это сегодня или завтра.

Два часа спустя я выползаю из палатки. Мой первый взгляд обращен к горе. Где могут находиться мои товарищи? Осматриваю гребень. Вижу «лед кающийся», фирн, скалы и чистый лед, кое-где хорошо различаю вчерашний след. Но нигде не обнаруживаю своих друзей. Где же они могут быть? Дважды осматриваю гребень. Только тогда замечаю, что они его уже преодолели и достигли места, откуда вчера повернули обратно. Они кажутся маленькими точками на этом громадном ледовом склоне. После короткого отдыха они продолжают подъем. Два часа для того же отрезка пути, где мы вчера трудились полдня. Они должны быть в отличной форме. Вот что значит двадцать четыре часа акклиматизации! Просто не верится.

Не без зависти я смотрю, как они по вчерашнему следу в невероятно быстром темпе продвигаются вперед. Мне нужно было сегодня утром взять себя в руки. Как я мог так раскиснуть...

Угрюмо занимаюсь лагерной кухней. Если я уже ничего не могу делать на горе, то хочу по крайней мере почистить посуду. Из трещины принес две кастрюли воды.

В палатке я собираю все, что здесь, наверху, уже не потребуется. Друзьям и без того остается достаточно много для транспортировки вниз.

Затем потихоньку спускаюсь в базовый лагерь и одновременно наблюдаю за друзьями. Их движение вперед просто фантастично. Создается впечатление, что они торопятся вверх. Я держу за них оба больших пальца.

У тура на высшей точке скального ребра я отдыхаю. В десять часов Ханспетер будет наблюдать за этим местом, чтобы видеть условный сигнал. За пять минут до этого я заряжаю маленький пистолет красной ракетой. Ханспетер без того предполагает, что я отказался от восхождения. С базового лагеря он в бинокль может отчетливо определить, что только три человека держат путь к вершине. Ровно в десять пускаю ракету в голубое небо. Громким хлопком поднимается она и падает чудесными красными снопами на ледник. Великолепное зрелище!

Осторожно спускаюсь по крутому кулуару. Сначала по хорошим ступенчатым скалам, затем по льду и осыпям. Только бы не поскользнуться! Нет страхующей веревки и тем более нет товарища, который ее крепко держит в руках. Лазание в одиночестве имеет свои прелести. Все приходится решать самому. Нет надежды на постороннюю помощь, нет пощады со стороны гор. Неправильный шаг, обломившаяся точка опоры ? и ты летишь вниз. Героическая смерть? Большая глупость? Для меня это не играет роли. Только спускаться я должен уверенно.

Бесформенный рюкзак с громадным поролоновым матрацем под клапаном мешает при спуске больше, чем при подъеме, качается во все стороны, и нельзя сказать, чтобы он способствовал поддержанию равновесия.

Наконец последняя скальная ступень. Можно прочно упереться ногами, резиновая подошва хорошо присасывается к скалам. Бодрая гимнастика в величайшем в мире открытом спортивном зале. Затем стою на спасительной осыпи. Коварный ледовый «язык», который мы пересекали при подъеме, можно обойти, а оставшийся спуск к началу ледника ? уже простая прогулка.

У места старого лагеря останавливаюсь на короткий отдых и нахожу забытый термос, полный чая. Как пригодилась превосходная влага! Особенно сегодня. Жаркий и душный день. Ни движения воздуха, нигде ни малейшего облачка.

На леднике сразу попадаю на наш старый след. Вся моя надежда на снежные мосты. Несмотря на жаркий день, они держат исправно. Только теперь, когда один бреду по леднику, обнаруживаю, что некоторые из них далеко не такие уж безобидные. Неловкий шаг ? и можно без песен и музыки плачевно погрузиться в эти ужасные дыры с водой. Лучше не думать об этом, все равно ничем не поможешь. Иншалла!

Хороший след приходится скоро бросить, потому что лед изменился. И вдруг передо мной ? зияющий обрыв. Прочные, раньше снежные мосты подозрительно мягки и уже немного опустились. Продвижение моих друзей к вершине происходит значительно быстрее, чем мое собственное! Они уже стоят на предвершинном склоне, отчетливо видимые, как маленькие точки.

В базовом лагере Змарай встречает меня угрюмым взглядом. Ханспетер бросает мне ядовитые слова. Разве они прибыли с экспедицией просто как «кухонный персонал» и должны смотреть, как наследные принцы берут вершину за вершиной... Я ошеломлен! На собственном опыте я мог сегодня убедиться, что значит отступать из-за физической слабости и смотреть, как товарищи заканчивают давно желанный великолепный маршрут. Как голодному нищему у роскошного стола богача, которому разрешают только понюхать, но не есть. «Мой дорогой Ханспетер, твое плохое настроение я вполне понимаю, но я ли в этом виноват, что ты обжег себе ногу и теперь здесь должен хромать, в то время когда остальные ходят в горы?» Он признает, что не хотел обидеть меня. Это был просто взрыв давно накопленного недовольства с примесью разреженного воздуха (плохая, нерекомендуемая смесь). Инцидент исчерпан. Мы снова понимаем друг друга.

Менее безобиден случай со Змараем. Он возмущен тем, что его не взяли с собой. Он не может и не хочет понять, что такая трудная и высокая вершина, как Шах, представляет трудности даже для альпинистов с многолетним опытом. Взять с собой начинающего на такую вершину было бы не только глупо, но и опасно: можно поставить под удар вообще всю экспедицию. «Кроме того, ты имел же возможность подниматься с нами в первый лагерь, ? объясняю я. ? Ведь никто не виноват, что у тебя болела голова!» Все же он не хочет этого понять. В порядке поощрения обещал ему, что он пойдет с нами на пятитысячник. Презрительным взглядом он смотрит на эту красивую вершину и бросает весьма пренебрежительно: «Ничего особенного».

Во время этих дискуссий я почти не обратил внимания на визит вежливости двух местных жителей. Это были мужчина и мальчик, которые специально поднялись к нам из деревни Арганд. Теперь они приглашены к столу. Затем собрали пустые консервные банки: для них это драгоценный клад. Особенно банки из ценного металла, который, как они нам объясняют, значительно прочнее глины. Старик заботливо прячет эти богатства под свой халат, и затем оба прощаются с нами.

В бинокль можно наблюдать за нашими товарищами. Они уже на вершине.

Впервые реет швейцарский флаг над вторым по высоте горным районом мира! Сегодня 26 августа 1963 года.

Просто не верится в успех этого внезапного восхождения на шеститысячник.

Как глупо, что я отказался в последний момент. Но более важно то, что это первый успех нашей экспедиции. У меня свалился камень с сердца.

Я проявил инициативу для организации экспедиции в Гиндукуш ? район, мне совершенно неизвестный. Никто из нас не мог дать гарантию, удастся ли нам вообще осуществить первовосхождение на вершину. И все-таки было бы очень неловко вернуться, не покорив ни единой вершины, даже если учесть, что мы исследовали многие ущелья Гиндукуша и тем самым подготовили почву для будущих экспедиций. С первовосхождением на этот шеститысячник Симон, Визи и Виктор обеспечили нашей экспедиции прекрасный результат. Если по каким-либо причинам нам не удастся еще что-нибудь совершить, то у нас есть первовосхождение на эту ледовую пирамиду высотой 6550 метров в самом диком и неизведанном районе Гиндукуша.

Спуск проходит очень быстро. Мы сочувствуем нашим спутникам на горе. Они хотят по возможности избежать бивака на холодном, обдуваемом ветром гребне. Лучше торопиться вниз по крутому льду, зато ночевать в сухой теплой палатке.

Ханспетер занимается кухней. Мы хотим торжественно отметить сегодняшний день. Наше плохое настроение улетучивается. Его заменяет удовлетворенность и радость, неомрачённая радость по поводу того, что вообще кто-то из нас достиг вершины. Даже Змарай снова смеется, после того как обыграл меня в шахматы. Он, между прочим, превосходно играет в шахматы. Поэтому у меня не было большой необходимости проигрывать ему нарочно. Говорят, что на Востоке часто применяется такой метод для восстановления хорошего настроения.

В 4 часа дня наши друзья уже вернулись в лагерь I. Даже при самых идеальных ледовых условиях это неслыханное достижение. Нам остается только удивляться.

При виде подготовленного Ханспетером праздничного пира я принимаю решение отказаться от диеты и пилюль и вести наступление на бактерии по методу наших предков. Уже одиннадцать дней, как я мучаюсь, и ни таблетки, ни чудный рецепт ? черный чай с сухарями и сухари с черным чаем ? не могли с ними справиться. Для чего мы наконец привезли из дома пять различных сортов водки? Впервые после долгого перерыва я снова сытно поел. Все то, что Ханспетер жарил на своих сковородах, отличается великолепным вкусом. Даже консервированный шпинат приятен, как будто он только что снят с огорода.

В шесть часов мы уже видим наших товарищей на скальном гребне над лагерем. Там, где вчера меня согревали последние лучи солнца, они сидят и, видимо, ждут сигнал. Змарай, который всегда радовался возможности выстрелить, пускает ракету в воздух, и шипящий зеленого цвета снаряд сообщает, что у нас полный порядок.

В пуховых костюмах наши друзья, если на них смотреть через бинокль, похожи на неуклюжих медвежат или на пришельцев из другого мира. Они словно марсиане в последних лучах солнца.